Побочное действие - "Мадам Тихоня" (е книги .txt) 📗
— Мама, мамочка!
Впрочем, нет — хаос рвал на части всё это тело целиком, не только место ранения. Вторая фигура согнулась рядом, смешивая паутинки в одно сплошное, неразличимое рубиновое пятно. Как понять, что именно ты делаешь, зачем тянешься к искрящим разрывам? Зачем слушаешь чужой пульс, который ухает у тебя в голове, если чётко знаешь: проще всего заглушить навсегда его. Сердце такой уязвимый орган. Достаточно потянуть всего один «проводок», всего одну ниточку…
Нужные нити наконец отыскались, завибрировали от прикосновения. Всего пару разрывов, один за другим. Да, вот тут, где крупная артерия перетекает в свой мелкий приток.
– …мама, я не могу умереть… все ради тебя… мама…
«Всё ради тебя…» Мэл заскрипела зубами – чужие нервы вздрагивали, волнами отдавая боль и онемение. Стало вдруг не хватать кислорода — кто-то ледяными пальцами стиснул затылок с единственной целью – раздавить его в кровавое месиво. Пустой стылый воздух скользнул внутрь глотком кислоты, когда вдох наконец удался. Алые волокна чуть было не выскользнули. Почти не понимая, что и зачем, Мэл собрала всё, что у неё осталось. Удар получился обжигающим, часть силы вернулась, отбрасывая назад, из наэлектризованной черноты под почти зенитное солнце.
Раскалённый свет, белоснежный песок — кажется, он тоже испускает едкие, радиоактивные лучи. Слёзы сплошной пеленой — Мэл сморгнула их раз, другой, чувствуя, как сохнут на щеках дорожки влаги. Взгляд без цели заскользил вокруг. К предметам постепенно возвращалась чёткость, контуры лодок, ящиков, бараков, больше не сияли, как чёртова рванувшая звезда. Видный в профиль Бен на коленях согнулся в три погибели над распростёртым телом. Меряет шагами латку берега под стеной обрыва наёмник. Больше никого, только под ногами всё истоптано, смято и пестрит пятнами, бурыми и алыми. Невнятно, на одной низкой ноте без остановки зудит чей-то голос.
До Мэл вдруг дошло – это бубнит Бен, едва шевеля губами. Док как раз пережимал кровоток у раненого в паху, другой рукой зажимая повреждение, когда обнаружил странность. Вернее, не обнаружил того, что должно было найтись в штанах у пациента-мужчины, и обалдело застыл.
– Что за… -- Звук наконец оформился в слова. Потом, кажется, Бен ещё и сдавленно ругнулся, выпучив глаза на «пациента». Пиратку била крупная дрожь, а взгляд беспорядочно прыгал по предметам и лицам. Девчонка дёрнулась внезапно, с такой силой, что у Бена соскользнули руки. «Мама, мамочка!» – заметалось в голове у Мэл, заколотилось пополам с диким ужасом раскрытия. И пониманием: маленькая дурочка здесь, на острове, зарабатывала деньги, чтобы выслать матери на операцию в приличной клинике.
– Невероятно, – чётко проговорил Бен, ошарашенно глядя то на свои перепачканные ладони, то на оголённое бедро пациентки сквозь прореху в штанине. По жёсткой ткани расплывалось тёмное пятно, с кровью смешались комья песка, но яркая струя, что под напором брызгала из раны, куда-то исчезла. Сама по себе, хоть никто уже несколько секунд не пережимал повреждённый сосуд.
– Я понятия не имею, сколько это продержится… – голос не узнавался, трескучий, будто Мэл битый час глотала комья снега. Лицевые мышцы почему-то онемели, во рту совсем пересохло, шевелить губами получалось с трудом. Бен потряс головой, на секунду снова уставился пациентке на штаны в интересном месте. Смотри-ка, переклинило доктора от двойной порции изумления, надо бы растормошить.
– Заткнись и делай своё дело, или придушу… – Мэл зашипела, скаля зубы, совсем как обозлённый Ваас. Хотела надвинуться сверху так же угрожающе, но вдруг подвели ноги. Подогнулись колени, пришлось опуститься наземь, чувствуя влажный холод меж сведённых лопаток. Заскрипел песок – это остановился в двух шагах наёмник, привлечённый неясным шёпотом.
– Я тут помогу, – бросила поспешно через плечо, сдвинулась, чтобы прикрыть девчонку от посторонних глаз. Шаги заскрипели, удаляясь – наёмника меньше всего интересовали раны какого-то пиратского доходяги. Не оглядываясь, Мэл поняла – соглядатай устроился в тени обрыва, там, откуда можно наблюдать без помех, не рискуя получить солнечный удар.
Солнце прижигало макушку и плечи, норовя забраться по меньшей мере под кожу. Непонятная усталость придавливала к земле, плотно, будто изменилась сила тяжести, каждое движение получалось заторможенным, но Мэл всё-таки помогала. Что-то подавала из раскрытого докторского чемоданчика, где царил удивительный порядок. Наверно, делала бестолковые вещи, потому что Бен, взяв в руки свёрнутую валиком ткань и ремень, нужные вроде бы для фиксации конечности, вдруг отложил их в сторону. Кровотечения по-прежнему не было, без всякой видимой причины – кто бы знал, как у Мэл получился этот трюк. Кажется, она просто выжгла девчонке нервы около раны, заставив что-то там сократиться и заблокировать надрез. Так же, как раньше останавливала сердце – выпаливала, перекрывала, обрывала. А вон, оказывается, какая у всего этого есть сторона.
Другая сторона… Бен как раз переворачивал девчонку на здоровый бок, чтобы обработать рану, глубоко в мыслях вполне резонно сомневаясь, много ли у него времени, и не хлынет ли кровь снова фонтаном. Впрочем, Мэл путалась даже в бормотании дока, пока тот сопел то ли от напряжения, то ли в обиде на угрозу. Раненая чуть было не завалилась обратно на спину, Мэл оставалось только подползти на коленях к бессильному телу и подпереть его собой, поддерживая голову.
– Бедренную… не задел, – зудел невнятно Бен. Мэл только кивнула – да, повреждён сосуд помельче бедренной артерии, – и прикрыла глаза. Всё вокруг покачивалось, будто палуба корабля. Почти тут же остро запахло спиртом, от чего совсем пересохло во рту.
– Перенести бы… под крышу… – осторожный голос дока заставил поднять веки и молча дёрнуть плечом. Поднялась опасливо, встав сначала на четвереньки. Свалиться в обморок вроде бы не захотелось. Всё так же без слов поднырнула раненой под руку.
Снаружи ближайший барак казался совсем маленьким и заброшенным, оконные и дверные проёмы насквозь пронизывали его пустотой, а с крыши свисала гадкая красная рванина. Ветхие доски настила опасно поскрипывали под ногами, к тому же девчонка совсем обмякла и при всей своей худобе больно давила на плечи. Внутри, под светящейся зазорами крышей неожиданно обнаружилась предметы обстановки: низенький двухэтажный столик с пыльными бутылками, ящики непонятного назначения, два высоких матраса, сваленных друг на друга. При помощи Бена Мэл сгрузила на это лежбище пиратку. Тяжело устроилась рядом, так, что угол матраса опасно прогнулся. Отдалённым громовым раскатом затрещала штанина, когда её одним движением разорвал док.
Кровотечения всё ещё не было. Бен, кажется, готовился зашивать сосуд и рану, прямо здесь и сейчас, самым что ни на есть дикарским способом. Впрочем, чего ещё ожидать тут, где удушливый запах крови и гниющих водорослей смешивался с острой, царапающей глотку спиртовой вонью. Доктор плеснул спирта, ещё, при помощи тампона удаляя подсыхающие кровяные сгустки, обнажая разрез. Девчонка коротко взвыла и выгнулась так, что пришлось обнять её рукой и придавить. От пиратки исходила отчётливая, заразительная дрожь. Мэл вспомнила, как тряслась сама, когда очнулась после вливания в позвоночник нейрогеля и впервые после вечности без движения почувствовала своё тело ниже шеи. Тогда было жутко холодно, но любой холод лучше этого пекла.