Мародер - аль Атоми Беркем (электронная книга TXT) 📗

Курочить Пентагон Ахмет не стал — как-то тяжело было начинать, да и взять там было уже нечего. …Ладно, ночь уже, пора домой… Ахмет спустился с крыльца, завернул за угол. — Ух, морозец-то придавил… так, это еще кто там, бля, рычит?… Прошел вдоль торцевой стены Пентагона, завернул за следующий — и замер. Стараясь не отсвечивать, попятился. …Еб! Эт скока ж их там? Полста? Сто? Ой, бля… На задворках Пентагона шел пир — псы дорвались до халявы и жрали, жрали с треском. По периметру расселось воронье — Ахмет даже не подозревал, сколько ж, оказывается, в городе ворон. …Твари, сука. Очередь заняли… Не думая, что делает, на автомате, Ахмет вытащил ствол и принялся спокойно сворачивать липнущий к пальцам глушак, повторяя, как заведенный: «…от твари, ссука; от твари…» Навел обоими руками на шевелящееся мохнатое месиво. АПБ затрясся, разбрызгивая искры и эхо в колодце узкого внутреннего двора, воздух наполнился грохотом, птицами, свистом крыльев, собачьм визгом, лаем, тупыми щелчками пуль по мерзлому и живому мясу, пронзительным верещаньем рикошетов. Ахмет пришел в себя от резкой боли в сжатых до хруста челюстях — на него неслось несколько псов, прямо по прицельной линии вставшего на задержку пустого АПБ. «Еб!!!» — окончательно очнулся Ахмет и понесся по сугробам, не разбирая дороги. Перелетев двухметровый забор РМЗ, [95] перевел дух и сменил обойму. Послушал — нет, никто за ним не гонится. Испуг сменился истеричным весельем. …Блин, да они больше меня пересрались! От так царь природы, залупнулся — и тикать!.. — ржал Ахмет. — …Это они не на меня, а оттуда бежали! А я, как бы царь природы, грязное сучье меня гонит, а я — ломлюсь от них, как кот помойный. Ладно, хватит на сегодня, домой, домой…

Прикрутил глушак и попер по снежной целине, срезая путь через промплощадку. Следов на снегу не было, видимо все, что здесь можно было взять — давно растащено. Этакий островок покоя и тишины, другое измерение. Утопающие в снегу одноэтажные цеха механички выглядели невинно, сосем как До Этого, и Ахмет придерживал шаг, оттягивая момент выхода на темные улицы, где в каждом оконном провале мерещится дырка чужого ствола. Выглянула луна, обвисшие под снегом березы заискрились радостным мерцаньем из детского новогоднего воспоминания. Ахмет остановился и поднял глаза в черное небо. На севере луна, серебристый пятак посреди проруби в невидимых тучах, падает мелкая изморозь, совсем как в детстве. Вспомнилось: мама оставила его подождать у магазина «Новатор», с санками туда было нельзя; маленький Ахметзянов самовольно покинул санки и точно так же стоял, выпав из нехитрых детских ритмов, потерявшись в бездонном черном небе, откуда медленно падали крохотные сверкающие пылинки. Где-то на том краю вселенной хлопала дверь магазина, впуская нарядных тетенек с нагруженными свертками дядьками в рыжих мохнатых шапках, и пахло стиральным порошком, елками и автобусным выхлопом, а потом небо рванулось навстречу, фонарь оказался рядом с лицом, Ахметзянова подбросило, развернуло, обдало вкусным мандариновым облаком — и вот уже валенки стукаются о переднюю планку санок, с боков подпирают алюминиевые полоски бортика — и перед испуганно вытаращенными глазенками Ахметзянова появляется обрамленное белым пухом платка сказочно красивое лицо — мама! Ее глаза блестят куда ярче снега, она радостно что-то говорит, и целует его в холодную щеку…

В заборе дыра — где-то от пояса и до земли, арматура перекушена и заботливо загнута в стороны. Видимо, еще До Этого сделали, место вон какое удобное — с этой стороны заросли акации, с той — задняя стена гаражей, че-нибудь таскать с работы — милое дело. …Еб! А это че?! — подойдя поближе, Ахмет обмер: из дыры тянулась цепочка следов, исчезая под одним из окон полузанесенного барака. Кто-то вошел и не вышел. Обратного следа нет; с другой стороны — тоже, Ахмет только что там прошел. Значит, Он — там. Тело мгновенно напряглось до каменной твердости, в ушах зашумела под удвоенным давлением кровь. Рука ме-е-едленно потянулась к рукояти АПБ, словно Тот уже целится в спину, и любое движение может…

— Э, воин Ислама. Смирно стой.

…Голос-то какой слабый, раненый что ль? Если раненый, значит шанс есть — щас перехвачу темп и попробую. Че он не стрельнул-то сразу?… — пронеслось в голове, пока опускались руки.

— Повернись. Дурить не вздумай.

Ахмета как обожгло: «воин Ислама», «не дури»…

— Серб?! Ты?!

— Ты… Ты кто, э?

— Я щас подойду, не стреляй! Слышь, Серб, не стреляй, понял? Я Ахмет, ты в Пасхиной тройке был, вы ко мне заходили все лето! В Угловой, ну, у ДК!

— Ты?…

За окном что-то упало, сначала металлическое, потом хрустнуло что-то мебельное, и завершилось мягким шлепком тела.

Ахмет подбежал к окну, влез. У окна, на обломках то ли стула, то ли журнального столика неестественно вывернув ноги, лежал Серб. …Че это он вырубился? — подумал Ахмет, не заметив впотьмах, как нездорово обтянут молочно-синей кожей череп Серба. — О, ясно… Одна нога Серба, от колена и до паха, представляла собой ком заскорузлого от крови тряпья. Не раздумывая, Ахмет собрал Сербов арсенал и вытолкал бесчувственное тело в окно. Выпрыгнул, взвалил на спину, оставив свободной правую руку с АПБ.

Донес, и вовремя — рана под срезанным тряпьем уже начинала издавать характерный сладковатый смрад.

Несколько суток Серб думал — жить ему дальше, или ну его. Все обитатели Ахметкина Углового дружно его обихаживали, отчего-то всем очень хотелось, чтоб Серб встал. Ахмет с удивленьем отмечал, что его ничуть не напрягает вскакивать среди ночи, вытаскивать из-под опрелой задницы чужого человека обоссаные тряпки и радоваться слегка обдристанным. Наконец, Серб очухался и начал жрать. Как начал — рана пошла затягиваться на глазах; землистая голубизна заросшего лица сменилась сперва желтоватыми, а потом и откровенно розовыми тонами. Через полторы-две недели Серб уже выходил на улицу, стал подниматься наверх и поправлять, что он не Серб, а Сергей. Ну, Серега.

Еще когда Серб лежал и му сказать не мог, Дом отразил несколько наездов. Похоже, в двух больших бандах, на которые разделилась администрация, шли довольно бурные внутренние процессы — и проигравшие либо отстреливались, либо уходили, пытаясь выгрызть себе место под тусклым зимним солнцем. Иногда нахалам хватало одной очереди «Утеса», чтоб свалить из района его досягаемости; иногда приходилось всю ночь бегать от окна к окну и палить на любое шевеление. Ахмет ввел круглосуточный караул. Ему было ясно, что это только цветочки. …Предстоит, похоже, два этапа — сначала дойдут до ручки те, кто не смог нормально пристроиться. Эти попрут напролом и биться будут как в последний раз, да это и будет их последний раз; для того, чтоб взять хотя бы меня — надо или немного умелых бойцов, или много обычных. Умелые давно сидят на жирных Домах и меня в гробу видали, никто ж не знает, как я кладовки набил… Остаются неумелые. Осадить Дом им слабо — с НСВ я их вынесу отовсюду, с любой огневой. Штурм — да ради Бога, все, что до взвода — пожалуйста. Может принести успех лишь хорошо подготовленная спецоперация, но — все способные на квалифицированные действия сидят и в ус не дуют. Круг замкнулся. Шелупони остается только ходить да одиночек резать, я им не по зубам…

Надо сказать, что так и вышло: за остаток зимы город понемногу переварил оставшихся без Дома диких бойцов. Кто получил электрод в спину, кто прибился к чертям, как назывались теперь слабые — от одиночек до сравнительно больших групп, объединявших несколько слабых семей. Немногие сумели как-то пролезть в уже сложившиеся Дома. Пока дикие шерстили слабых, Дома окончательно устаканились — полноценный Дом формировался из группы, которая могла прекратить шляние по своему пятаку, бизнесом, чтоб прокормиться, и достаточным для караула личным составом. Этого этапа Ахмет боялся. …А вот теперь начнутся дела сурьезные, толпы сколотились, по мастям народ разобрался. Начинается нормальная конкуренция. Бля, как бы мне жопу не отстрелили конкуренты эти… Ахмет перестал выходить из Дома в одиночку и с одним АПБ — теперь на торжок его обязательно сопровождал или Витька, или Серега, с задачей внимательно пасти заднюю полусферу, и стрелять на любую движуху, хотя бы приблизительно напоминающую опасность.