Темный Паладин. Рестарт (СИ) - Маханенко Василий Михайлович (полная версия книги TXT) 📗
Дочитав до конца, я недоуменно почесал затылок. Совершенно непонятно, на что рассчитывал каторианец, заявляя о нашей победе. Способностей его лишили, игрушек прошлых эпох тоже. Согласен, лучше уйти в несознанку, скинув все проблемы на Ярого с его двойной удачей, чем быть опозоренным в глазах учеников. Только что делать мне? Ударом Храмовника я могу только рассмешить соперников, и все что остается – это надеяться, что они сдохнут от хохота, глядя на мои потуги.
– Ты закончил чтение, темный? – спросил старик, сделав акцент на последнем слове. Я кивнул, готовясь к возвращению, но хранитель Храма Знаний не спешил отправлять меня обратно.
– Тебе предстоит непростой бой, темный, – и снова нажим на слове «темный». – Иногда мы защищаем тех, кто в этом не нуждается, потому как Тьма сама заботится о том, кто желает в ней скрыться. Помни об этом.
Вихрь портального перехода окутал меня, возвращая обратно в клетку. Мы со Степаном недоуменно переглянулись. Хотелось верить, что Игра в лице Хранителя давала подсказку, пытаясь защитить Проводника. В голову приходила только Легурия, на эту темную способность мог намекать Хранитель. Но если я ее использую, Арчибальд пострадает, как и все. Последствия Легурии для каторианца непредсказуемы, а без него я точно не закончу с Мерлином.
– Наставник так и не пришел в себя, – произнес Степан.
– Не слепой, – вызверился я на Степана, не понимая к чему привязать последние слова старика.
– Согласен, ты не слепой, ты тупой, – не осталось в долгу подсознание. – Легурия реагирует на эмоции и/или движение, как было с зомби и другой восставшей падалью у поместья Леклёр. Старик говорил об Арчибальде. Это из-за него ты не хочешь выпускать Легурию. Но посмотри, Арчибальд без сознания, он не излучает эмоций и не шевелится. Для твоей темной способности его не существует!
Степан как раз успел закончить свою мысль, как под куполом раздался удар в колокол, и чей-то голос торжественно произнес:
– Ликуйте, жители подземного мира! Ради вашей радости взовьется песок боевой арены Нарлина и успокоит его лишь сильнейший! Да начнется бой!
Приготовившись к неведомому, я вовремя схватился за решетку клетки. Ее дно исчезло, заставив меня повиснуть на руках, но я успел сгруппироваться и прыгнуть на песок, вместо того, чтобы мешком рухнуть вниз, как большинство участников. Защита появилась на чистых рефлексах, поэтому сразу прилетевший удар магов я блокировал. Ближайший ко мне монстр двинул головой, и блокиратор инерции угрюмо хрюкнул, отправляя меня в полет на несколько метров. Удар превосходил всю мою защиту вместе взятую, пылесосом высасывая Энергию из кристалла. Однако не обошлось без бочки меда – на то место, где я находился, рухнула глыба льда, зацепив голову монстра. Арену сотряс рык, и чудовище переключилось на новую цель, позабыв обо мне. Игровая механика помогла твари понять, кто тот самоуверенный глупец, посмевший ее атаковать.
Пока мне не прилетело еще от кого-нибудь, я нашел взглядом Арчибальда. Девир со своей командой успели к каторианцу раньше меня и не придумали ничего лучше, чем тратить энергию и время на беспомощного наставника. Игроки увлеклись его линчеванием, видимо, считая своей главной угрозой. Наставник как лежал в клетке на спине, так и распластался на песке, раскинув лапы в стороны. В его тело одна за другой врезались молнии, ледяные сосульки, огненные шары. Мне хватило пары секунд, чтобы понять – Арчибальд на арене свое отыграл. Только злость магов не позволяет устроителям арены оттащить тело моего наставника в сторону. В каторианца прилетела очередная молния, его тело тряхнуло, и в лапе блеснуло зелье со знакомой жидкостью.
– Смотри! – Степан увеличил картинку. Точно такое же зелье я вливал каторианцу в Твердыне, чтобы вернуть в сознание. Старик и Степан были правы! В этом и состоял план Арчибальда. Нет сознания – нет эмоций. Нет эмоций – нет пищи для той, кто подарит нам свободу.
– Я есть Легурия!
Человеческое сознание еще доминировало пару секунд. Я помнил, что у меня пятьдесят соперников, которым предстоит стать сосудами, полными страха и других приятных эмоций для удовлетворения моей жажды. Вздох, другой, и Ярополк исчез даже из памяти темного существа. Осталась только Легурия, взявшая под контроль всю арену и находящихся на ней существ. Щупальца ласково погладили ближайший сосуд, трепеща от будущего наслаждения. Их объятия из нежных мгновенно превратились в страстные, не в силах совладать с вселенским чувством жажды. Снова и снова Легурия погружалась в мозг своих жертв и приникая, как изможденный долгим путем путник, к участкам, отвечающим за боль, страдание и агонию, топила их в собственном ужасе. Арена наполнилась криками, звучавшими музыкой в моей голове и заставлявшими ускориться. Иногда мои чувствительные щупальца обжигались о неожиданную защиту, и тогда я, изрыгая крики, полные разочарования и горя, неистово искал брешь в их ограде. Как я был возмущен этим кокетством! Еда желала играть со мной, вместо того, чтобы сразу доставить удовольствие. Стены рушились легко, доказывая показушность этого сопротивления, и я глубже погружался в мозг сосудов, вытягивая самые страшные фобии и страхи. Убедившись, что все доступное пространство принадлежит мне, я целиком отдался наслаждению, надеясь этой едой хоть немного погасить мучившую меня постоянно жажду.
Мои пробуждения всегда походили друг на друга. Я просыпался мучимый жаждой, пил маленькие и хрупкие сосуды, пока они не заканчивались, а это случалось очень быстро, и засыпал все такой же голодный и неудовлетворенный. Но сегодня все пошло не так. Нет, больше половины сосудов закончились все так же быстро, зато оставшиеся продолжали радовать меня нескончаемо долго. Они кричали, страдали, но не спешили заканчиваться, сочась каплями амброзии в мое ненасытное брюхо. Несколько раз из-за стены приходили другие сосуды, и сразу попадали в сеть моих щупалец. Только один из них присоединился к тем, кого я был готов полюбить. Двадцать два сосуда, предназначенных для моего удовлетворения, что может быть лучше? Я с упоением и благодарностью все глубже врастал в мозг, с любовью двигаясь от одного участка к другому.
Не знаю, сколько длилась трапеза. Просто в какой-то момент я понял, что больше не испытываю жажды. Наступило удивительное и доселе неизвестное чувство умиротворения, сменившееся желанием поскорее уснуть. Нежно потрепав напоследок, как любимых детей, некоторые сосуды, я блаженно закрыл глаза и уплыл в сладкие грезы.
Я ощутил свое человеческое тело лежащим на теплом песке. К щекам прилипли крупные крупинки, каким-то образом пробившиеся сквозь забрало. Открывать глаза совершенно не хотелось. Наоборот, как только вернулась память, я крепко зажмурился, оттягивая неизбежное и примиряясь с ним. Когда лежать уже не имело смысла, я поднялся на ноги и оценил масштаб содеянного – тридцать один НПС лежали без признаков жизни. Трупы. Двадцать два игрока представляли собой пациентов психиатрической клиники. Они катались по песку, хаотично отбивались конечностями от невидимого противника, пускали слюни, вглядываясь в бесконечность, и издавали жуткие звуки.
Один из магов Девира дернулся и ухватил меня за ногу, но в его действиях не было осознанности. Он сразу отпустил меня и набросился на труп НПС. Оглядывая дела рук своих, я не позволял чувствам Легурии отождествиться с собственными. Это не я наслаждался болью, это не я зверский убийца. По-другому было нельзя. На всех жалости не хватит. Я заставил себя переключиться на насущные проблемы, главной из которых было время. Легурия длилась семь часов, Мерлин уже мог принести последнюю жертву и заполучить дневник. Я мог просто опоздать.
Арчибальд лежал там же, где я его видел в последний раз, погребенный под телами магов и Девира. Раскидав неадекватных магов в стороны, я наклонился над каторианцем, стараясь выдернуть зелье из лапы. Он сжимал его так крепко, что пришлось трансформировать артефакт, поддеть пальцы, или что там вместо них у котов, и освободить бутылочку с зельем. Все это я проделал в полной тишине. Никто не спешил объявлять меня победителем и забирать побежденных. Защитный купол все так же отделял такого страшного меня от, надо думать, удовлетворенных зрелищем зрителей. Я хмыкнул, представив физиономии этих мразей. Челюсть наставника тоже пришлось разжимать когтем артефакта, но я справился быстро, влив в него не только желтую жидкость, но и пару лечебных зелий. Сначала каторианца заморозили, потом разморозили, затем избили молниями, огненными шарами, и, наконец, оставили валяться на семь часов. Было бы наивно ожидать после таких экзекуций нормальных рефлексов. Арчибальду без них никак, как и мне без него. Кем бы он ни был.
