Прокаженный - Разумовский Феликс (бесплатные книги полный формат .txt) 📗

Алексей Фомич Трезоров занимал средних размеров двухкомнатную квартиру в сталинском доме. А в общении он оказался дядькой простым и компанейским. Принял трепетной дланью запотевший пузырь «Абсолюта», одобрительно хмыкнул — лишней не будет, и повлек Сарычева в комнату. После напряженного трудового дня служители телемузы активно отдыхали — за столом помимо Трезорова размещались уже знакомый майору оператор с подбитым носом и какой-то мужик в очках, бабочке и подтяжках, а перед ними стояла чуть початая бутыль «Смирновской». Два уже опустошенных флакона были задвинуты под стол.

— Прошу! — Сарычеву поставили стул, шмякнули на тарелку полкило закуски и налили штрафную.

— За знакомство! — с трудом поднялся очкастый обладатель кис-киса, оказавшийся каким-то там ответственным выпускающим Ивановым. — Будем.

А уже через полчаса, когда все перешли на «ты» и на «Абсолют», он виснул на шее Сарычева и остервенело кричал:

— Шура, ты даже представить себе не можешь какое дерьмо это наше телевидение — собачье, смятку, в проруби!

Потом глаза его закрылись, и, интеллигентно икнув, он вырубился. Спать выпускающего положили на диванчике.

— Не обращай внимания, Саша. — Трезоров улыбнулся, закурил «Пел-мел». — А вообще-то он прав, канал наш — это большая выгребная яма, и мы скользим по самому ее краю. Чуть оступился, и ты по уши в дерьме или с пулей в башке валяешься в парадной…

Косел он медленно, видимо, сказывалась длительная практика.

— Леша, ты про маньяка передачу делал? — Сарычев неожиданно посмотрел репортеру в глаза и хрустко разломил вдоль хребта вяленого леща.

— Правильно, Сашок, есть еще третий путь — не ссать против ветра. — Трезоров взял из рук майора половинку истекающей жиром рыбины и подтвердил: — Моя работа, вернее, наша. — Он указал на спящего мордой в стол оператора. — Не совсем, правда. Монтаж наш, а вот материал — хрен, денег дали тогда немерено всем, и нам, и туда. — Он показал измазанным в икре пальцем наверх. — Плевать, пусть делают что хотят, все равно уже ничего не изменишь. Чем больше страха в нашем демократическом обществе, тем лучше. Испуганным-то народишком легче управлять. Делай с ним что хошь. Увеличивай расходы на наши славные внутренние органы, вводи войска, чрезвычайное положение. Массы поддержат. У нас ведь как — главное, чтоб не было войны…

Общался Трезоров уже из последних сил. Он перебрался на диванчик и, едва успев рассказать, что платил за все деятель из мэрии по связям с общественностью, пробормотал скороговоркой:

— Дверь, Катя, уходя, захлопни, — и захрапел. Убрав остатки жратвы и водки в холодильник — поутру холодненькая-то лучше пойдет! — майор оделся и, погасив в комнате свет, как и просил хозяин, захлопнул за собой дверь. Общение с телевизионщиками на пользу не пошло — его что-то кинуло в тоску. А ведь и впрямь — главное, чтобы не было войны…

Ночью погода испортилась. Завьюжило, закружило, пошел крупный обильный снег, и, чтобы не опоздать, Сарычев выехал в Стрельну затемно. Добравшись на Заозерную, он затаился и стал ждать. Скоро приехал Морозов на своем «ягуаре», загнал его в гараж и прошествовал в дом. Молодец, что не очень-то доверяет своему поделыцику, раз засветил ему только эту хату. Знает, видать, что предают лишь свои.

Потом подъехала белая «волжанка», пару раз би-бикнув, пошла на разворот. Через минуту бухнула входная дверь, скрипнула калитка, и Вячеслав Иванович отправился служить родине. Шел снег. Без труда держась у чекистов на хвосте, майор выкатился за ними из Стрельны, а когда выехали на прямой участок Нижне-Петергофского шоссе, сократил дистанцию до минимума. Удерживая правой рукой Знак, он громко выкрикнул Слово, и сейчас же «Волга», мигнув правым поворотником и увязая колесами в глубоком снегу, съехала на обочину. Сарычев припарковался следом, но, уже выходя из «девятки», вдруг почуял неладное — чары подействовали только на водителя, пассажир же волшбе не поддался и сидел в машине, затаившись, вытащив что-то смертельно опасное, скорее всего пистолет. Майор почувствовал, как в животе у него начинает раскручиваться солнечная энергия яр, названная так в честь Ярилы-бога и позволявшая предкам его без вреда для себя принимать удары меча и копья. Он почувствовал, как палец Морозова выбирает свободный ход спуска, резко распахнул дверь «Волги» и, послав клокочущую лаву из ярла note 158 в руку, твердо и решительно прижал ладонь к дулу. В это самое мгновение чекист выстрелил.

Раздался грохот разорвавшегося ствола, и лицо Морозова обагрилось кровью. Майор, не теряя ни секунды, перетащил его на заднее сиденье, взял за горло, тряхнул и воззрился глазами Яромудра. Рана была пустяковой — кусок металла срезал кожу на лбу, а вот причина полковничьей невосприимчивости к чарам впечатляла. Оказалось, что чекист Морозов был уже несвободен — к его солнечному сплетению тянулось нечто похожее на гигантское, угольно-черное щупальце. Изредка по нему волнами пробегала дрожь, внутри что-то начинало пульсировать, менять форму и качество… Откуда оно брало свое начало, уяснить не удавалось. В целом полковник напоминал большую куклу-марионетку, управляемую из какого-то темного далека. Однако долго любоваться на чекистский отросток времени не было. Развернув полковника лицом к себе, майор спросил:

— Кто такой Шаман?

Далее произошло уже знакомое — глаза Морозова широко открылись, и ни с чем не сравнимый, беспредельный животный ужас начал наполнять все его чекистское существо. Сарычев увидел, как щупальце сильно завибрировало и начало наливаться алым цветом.

— Где найти Шамана? — торопясь, страшно рявкнул Александр Степанович и, направляя полковничье внимание в нужное русло, закатил ему сильнейшую пощечину. — Говори!

— Не знаю, он всегда сам находит нас. — Глаза чекиста начали закатываться, он как-то неестественно выгнулся, и сильная дрожь пробежала по его телу. — Не знаю, я ничего не… А-а-а-о-о-о! — Ни на что не похожий крик вдруг вырвался из его глотки, лицо приобрело синюшный оттенок, и он затих, а майор увидел, как алое щупальце, быстро темнея, исчезает где-то неуловимо далеко. Ну вот, опять прямо ужастик какой-то, Хичкоку и не снилось…

— Молодец, не выдал военную тайну. — Сарычев гадливо глянул на полковника, сплюнул и залез в «девятку» — больше здесь делать было нечего. А все же молодец этот Шаман, уже два —ноль в его пользу… Ну да ничего, еще не вечер, цыплят по осени считают… Жареных, пареных…

Да, кстати о цыплятах. Уже подъезжая к Автово, Сарычев вдруг понял, что хочет есть — зверски, неудержимо, несмотря на негативные эмоции и прогрессирующий, надо полагать, СПИД. А потому майор приобрел по пути шестьсот граммов «Докторской», растворимое пюре дяди Бена, цветом кожи смахивавшего на кота Лумумбу, и уже дома, пока закипал чайник, позвонил в Смольный.

— Добрый день, — сладким, как патока, тенором проворковал он. — Нельзя ли услышать Михаила Борисовича Шоркина?

— Нельзя, — отозвался стервозный женский голос. — Он на совещании.

И в трубке раздались короткие гудки.

— Спасибо, родная. — Сарычев вернулся на кухню. Наступал решительный момент — чайник закипел, на сковородке уже шкворчала колбаса, щедро сдобренная перцем и луком, оставался последний штрих: разбодяжить картофельные хлопья кипятком и смешать с содержимым сковородки. Ну, это уже было дело плевое… Ел майор, как и положено людям, себя уважающим, столовой ложкой. Затем выпил чаю с овсяными печенюшками, кончиками пальцев вымыл немудреную посуду и, убрав остатки харчей в холодильник, принялся собираться в путь.

В парадной его встретила дружная крысиная компания. Усатые, толстые, с бусинками умных глаз звери оккупировали бачок мусоропровода и расходиться категорически не желали. «Да, — с горечью подумал Александр Степанович, — в атомную войну, говорят, все, кроме них, передохнут…» Он усмехнулся и сурово сказал грызунам:

— Погодите, вот ужо Лумумба подрастет, будет вам день Африки…