Отраженная угроза - Тырин Михаил Юрьевич (бесплатные полные книги .TXT) 📗
Сенин вдруг понял – руки свободны! И хотя при удушающем приеме от них немного толка, был другой шанс. Он дернул правой рукой, пистолет на шнурке подпрыгнул и сам влетел в пальцы.
Выстрел раскатился по окрестностям гулким эхом. Сенин не видел точно, куда стреляет, в его положении о прицельной стрельбе и речи быть не могло. Однако его тут же отпустили. Он извернулся, вскочил и со всего маху ударил ногой в темное пятно, что шевелилось рядом. Пятно издало приглушенный вздох и отвалилось назад.
Сенин отскочил, выставив перед собой пистолет. Глаза кое-как видели, он уверенно держал врага на прицеле. Через секунду глаза стали видеть лучше. И тогда у Сенина мурашки пошли по спине...
Он видел самого себя. Казалось, трудно было узнать кого-то в этом заросшем субъекте, завернутом в драное тряпье. Но Сенин видел уже не глазами, а всем своим существом. Он видел себя. Не двойника, не отражение, не биологическую копию. Именно себя.
И речи быть не могло о том, чтобы нажать на курок. Нельзя выстрелить в себя – в свои же переживания, воспоминания, надежды, мечты. Невозможно, противоестественно, преступно.
Сенин чувствовал, что он сам лежит сейчас в снегу, с окровавленной головой, под прицелом пистолета. Сердце сжималось от жалости к самому себе. Собственные губы бесшумно молили о пощаде.
Между тем подражатель пришел в себя. Он, не отрывая от Сенина настороженного взгляда, протянул руку в снег – там лежала ржавая металлическая полоса с набалдашником.
Сенин подался назад. Он знал, что сейчас произойдет, но по-прежнему не смел стрелять.
Подражатель начал медленно подниматься...
– Кто здесь?! – донесся окрик от крыльца.
По ступеням застучали ботинки. Подражатель затравленно обернулся, затем отшвырнул в сторону свою железку и мгновенно исчез в темном проходе между заборами.
– Кто здесь? – снова прозвучал голос, теперь уже совсем рядом. – Командир, ты?
– Гордосевич, – с облечением выдохнул Сенин. – Ты не представляешь, как ты вовремя.
Гордосевич с испугом смотрел на командира – растрепанного, облепленного снегом, с окровавленным лицом, да еще с пистолетом в руке.
– Это ты стрелял, командир?
– Я стрелял. Шастает кто-то по подворотням... Какая-то нечисть.
– Нечисть? – недоверчиво проговорил Гордосевич.
Они прошли в дом. Сенина трясло и колотило. У себя в комнате он быстро содрал с себя одежду, умылся, промокнул салфеткой ссадину на скуле. Руки ходили ходуном. Гордосевич молча стоял рядом, казалось, он просто не смеет оставить командира в таком состоянии.
– Это был он? – спросил, наконец, боец.
– Он, – кивнул Сенин. – Свиделись.
Гордосевич подхватил автомат и шагнул к двери.
– Я его догоню.
– Кончай! Все равно не догонишь, остынь.
Он упал в кресло, пытаясь совладать со все еще трясущимися конечностями.
– Может, выпить принести?
– Нет, – замотал головой Сенин. – Не могу. Ничего не могу. Представляешь, он такой же, как я. Совершенно такой же.
– Ну, да, похож. Я же говорил.
– Да нет, не похож. Он абсолютно такой же. Он так же двигается, так же мыслит... Все получилось, как я и думал. Я всю дорогу шел и озирался. Только у самой двери сорвался, голову потерял, побежал – вот тут он меня и накрыл. Я ведь знал, что так и будет, и все равно не уберегся.
– А по-моему, уберегся, – возразил Гордосевич.
– Ну, да, конечно, – согласился Сенин. – Я все-таки был готов к удару. Видимо дернулся в последний момент, ушел в сторону, поэтому он и не смог меня завалить с первого раза. Предупрежден – значит вооружен, помнишь?
– Помню. А что ж ты его не добил? Промахнулся, что ли?
– Я в него не стрелял. Даже не пытался.
– Как так? – искренне удивился Гордосевич.
Сенин задумался. Попробуй, объясни человеку, каково это – стрелять в самого себя.
– Не знаю, – сказал он. – Я просто не смог.
– Вот, значит, как, – задумчиво изрек боец. – Получается, командир, что и ты бздишь, когда страшно? Извиняюсь, конечно...
– Все бздят, когда страшно. Уж поверь. А знаешь, я понял, почему они укокошили полторы тысячи человек, а никто даже пикнуть не успел.
– И почему?
– Чтобы уничтожить врага, нужно знать его, как самого себя. А они – знали. Именно как самих себя, понимаешь?
– Кажется, да. А может, и нет. Я ведь не такой, сам знаешь.
– Вот и радуйся, Гордосевич. Твое счастье...
Ранним утром Сенина растолкал биолог. Сенин спросонья послал его к черту, но потом пришлось разлепить глаза и подняться.
Вид у Валенски был отнюдь не цветущий. Было видно, что поспать ему пришлось совсем немного.
– Просыпайся же, – с отчаянием воскликнул он. – Есть проблемы.
– Проблемы? – Сенин силился стряхнуть сонливость.
– Нужно сообщать командованию. Дела плохи.
– Что сообщать?
– За ночь больным стало хуже. Несколько человек почти парализованы. Мы не можем остановить внутреннее развитие болезни.
Сон как рукой сняло.
– Я так и знал. – Сенин в сердцах стукнул кулаком по кровати. – А что с вашим лекарством?
– Мы ничего не успеваем. Я сегодня спал всего час, мы там уже валимся с ног.
Сенин встал, начал одеваться.
– Ты пойдешь со мной, – сказал он. – Они будут задавать вопросы, а я в этих делах двух слов не свяжу.
– Нет-нет, – замотал головой Валенски. Он сунул Сенину оптическую карту и отошел назад, давая понять, что умывает руки. – Там подробный отчет, все данные. Им не придется задавать вопросы.
– Подготовился, значит, – хмуро проворчал Сенин. – Выходит, все стрелы сейчас полетят в мою задницу, а ты отделался отчетом.
– При всем сочувствии, – с сожалением произнес Валенски, – общаться с начальниками сейчас выше моих сил. Я вообще-то хотел поспать хоть часок.
– Иди, спи, – продолжал хмуриться Сенин. – Только слишком крепко не засыпай. Если начнут спрашивать – вызову тебя по радио.
– Ясно, – с готовностью ответил Валенски, устремляясь к двери.
– Обожди. – Сенин коротко вздохнул. – В общем, повстречались мы с братиком. Вчера, как стемнело.
– Что? – Валенски, казалось, пришел в ужас. – И как же..?
– Нормально. Обошлось. Скажем так, повезло – люди услышали.
– А эта штука... – Валенски уставился на ссадину у Сенина на скуле.
– Да-да. Именно то, что ты подумал.
– Тебе больше нельзя ходить одному. Тем более, ночью. И сейчас – ты же идешь в крепость! Возьми с собой хоть кого-нибудь.
– «Кто-нибудь» не подойдет. Возьму Гордосевича – он свой. Слышь, Валенски, а я и вправду не смог его убить. На мушке держал, палец на крючке, а никак...
– Знаю, – медленно кивнул биолог, глядя в невидимую точку. – Я это уже проходил. Ты перед ним беспомощен, как отражение в зеркале. Зеркало ведь так легко разбить, и отражению останется только умереть вместе с ним.
Гордосевич, кажется, уже понял, что ему отныне придется быть телохранителем командира. Едва Сенин заглянул в его комнату, он с готовностью поднялся и спросил:
– Куда-то идем?
Всю дорогу в коммуникационный центр они прошли молча. Сенин смотрел в лица редким прохожим. Он хотел знать, как начнут себя вести люди, узнавшие, что пятна на коже оказались не безобидным лишаем, а пока неизлечимой болезнью, приводящей к параличу.
Но у людей были самые обычные лица. Похоже, поселок еще ничего не знал.
У самых дверей коммуникационного центра Сенин убавил шаг.
– Ну, ты уже все понял? – спросил он Гордосевича.
– Про что? – не понял тот.
– Лишай не страшен ни тебе, ни мне. Он жрет только «мочалку» и ее выродков.
– Ясно, – пробормотал Гордосевич.
– А знаешь самое интересное? Это наш лишай.
– В каком смысле?
– В прямом. Это именно тот грибок, который вырастил Валенски для борьбы с «мочалкой». И не дай бог, хоть одна живая душа здесь об этом узнает...
– Я понимаю, – тихо сказал Гордосевич.
– Если эпидемия начнет косить людей, здесь будет большой поиск виноватых. Люди ведь всегда ищут каких-нибудь виноватых. А это как раз мы с Валенски.
