Застава - Лукьяненко Сергей Васильевич (бесплатные книги онлайн без регистрации .txt) 📗
Глава 18
Кто руководит пограничной стражей Центрума, я, конечно, знал. Абстрактно. Так рядовой коммунист в советское время твердо знал имя Генерального Секретаря ЦК КПСС, пять-шесть имен членов ЦК… ну и секретаря собственной парторганизации.
Начальником пограничной стражи (именно так должность именовалась официально) был некто Джонатон Синглтон. Я знал, что он стар – за семьдесят, в пограничниках, можно сказать, всю жизнь, а главным стал лет десять назад. Говорили, что его избрание – компромисс между русским и французским лобби, которые традиционно сильны в пограничной страже. Ну, в общем-то оно так всю европейскую историю было – пока русские с французами дружили, интриговали и воевали, британцы неспешно прибирали себе реальную власть. От французов в высшем руководстве был некий Эрнест Пинар, которого считали гениальным организатором и снабженцем, помимо всего прочего превратившим пограничную стражу в очень прибыльное предприятие, а от русских – Григорий Иванович Мороз, профессиональный военный, лет до тридцати охранявший границы СССР, а потом научившийся ходить в Центрум и оставшийся там. Мне всегда казалось, что карьеру в пограничной страже он сделал за счет замечательного сочетания фамилии-имени-отчества, отвечающего всем представлениям иностранцев о русском человеке. Был еще представитель от Центрума – Арнорек Статор, по слухам – дядька очень умный, интересы Центрума отстаивающий энергично, но с землянами прекрасно уживающийся.
Но я сейчас беседовал с Берндтом Беккером, чье имя мне ничего не говорило, в отличие от погон и нашивок. Берндт, человек немногим меня старше, был в чине полковника и служил в той самой службе внутренней безопасности, которая нас и захватила.
На немца он, впрочем, походил куда меньше, чем Поллен. Берндт как раз походил на француза в самом обобщенном представлении – жизнерадостный, улыбчивый, экспансивный. Было ему за сорок, но выглядел он очень моложаво, подтянуто. Явно не только бумажной работой занимается…
– Курите? – дружелюбно спросил, садясь за стол напротив меня.
Помещение не походило на камеру для допросов. Видимо, это был кабинет Берндта, солидный кабинет со строгими книжными шкафами, заполненными томами книг преимущественно местного издания, с массивным столом, на котором были небрежно разбросаны бумажные папки с грифами от «общеинформационное» до «секретно» и даже «только для ваших глаз». Также на столе был громоздкий телефон той модели, что ухитрялись производить в Центруме, и изящная газовая лампа с витражным абажуром в стиле «тиффани». Среди бумаг лежал кинжал – не игрушка для разрезания бумаг, а вполне серьезное оружие. Также имелась тяжелая стеклянная пепельница и здоровенная металлическая зажигалка. Удивительно, сколько удобных для членовредительства предметов – ведь у меня не были скованы руки.
А еще в комнате было окно, без всяких решеток. И даже открытое. За окном была ночь, горели огни в окнах Марине – городок был богатый, газовое освещение, похоже, в каждом доме…
– Спасибо, не курю, – ответил я.
– Ну и правильно, – легко согласился Берндт. – Вредно, несовременно, забирает уйму времени. Я как-то посчитал – если выкуривать пачку в день, затрачивая на каждую сигарету три минуты, то в целом на курение уйдет час. Представляете? Целый час в день поджигать сушеную траву в бумажной гильзе и вдыхать дым! Вот оно, реальное и доказуемое, сокращение срока жизни от курения! Три-четыре года из жизни уйдет на идиотскую затею! А ведь еще время на покупку сигарет, вытрясание пепельницы…
Продолжая свой неожиданный антитабачный спич, он неспешно достал из кармана упаковку папиросной бумаги, кисет с табаком, машинку для набивания сигарет, коробочку с фильтрами. Быстро и ловко свернул сигарету, спрятал все причиндалы обратно в карман пиджака, взял со стола зажигалку и закурил.
– Вы удивляетесь, что нет ни наручников, ни конвоя? – спросил Берндт.
– Ну… надеюсь, что это хороший знак, господин Беккер, – осторожно сказал я.
– Зовите меня просто Берндт. Я почти на сто процентов уверен, что вы – наш, – улыбнулся Беккер. – Ваша биография, история появления в Центруме, послужной список… поведение после ареста товарищей… Нет, я считаю, что вы были неправы, решив кинуться в погоню и отбить друзей. Но разделяю вашу реакцию! Она очень человечна, нелогична, никак не похожа на поведение шпиона. Да и обнаружив, что охрана убита, вы не стали пороть горячку, а призвали всех остаться на местах.
– Это было общее решение, – заметил я.
– И все-таки, – Берндт последний раз затянулся, загасил окурок. – Буду откровенен, я почти спокоен относительно двух людей с вашей заставы, и насторожен относительно двух других.
Он был само дружелюбие. Конечно, напускное, но такое яркое, что все равно вызывало симпатию.
– Берндт, чего вы от меня хотите? – спросил я. – Помощи? Я готов вам помочь. В конце концов, я тоже болею за безопасность Земли.
– Да, я хочу вашей помощи, – спокойно согласился Берндт. – И не буду кривить душой – такие же задушевные беседы сейчас ведутся со всеми членами вашей группы. Вы умный человек, вы сами это понимаете. Но я действительно считаю вас невиновным… почти наверняка. Знаете, почему?
– Почему? – усмехнулся я.
– У вас идиотский, неудобный, смешной портал, – Берндт улыбнулся. – Хороший агент не должен быть настолько стеснен в способности передвижения между мирами… Ладно, оставим эту неловкую тему, Иван. Давайте поговорим. Ваша бывшая подруга, как выяснилось, ввела вас в курс дела, это наш недочет, но что уж теперь… тем более учитывая ее состояние…
– Как Эйжел? – спросил я.
– Терпимо, – кивнул Берндт. – Она крепкая, а еще у нее оказалась хорошая свертываемость, иначе истекла бы кровью. Поправится. Кстати, перелома у нее тоже нет – только ушиб и трещина в кости…
– Она что, работает на службу безопасности? – спросил я в лоб. – Откуда иначе ей знать все детали?
Беккер не ответил, что само по себе было ответом. Вместо этого сказал:
– Могу подтвердить слова Эйжел. Мы схватили агента Очага. С ним был груз, условно названный нами «детонатор». Агент признался… позвольте не объяснять, как мы вызвали его на откровенность… что нес груз на вашу заставу. И что он работал в паре, потеря одного детонатора ситуацию не изменит. Человек, которому он должен был доставить детонатор, обеспечивал переброску его на Землю. А потом… – Берндт развел руками. – Хлоп – и на Земле девятнадцатый век.
– Многие не сочли бы это трагедией, – заметил я.
– О да! – с иронией сказал Берндт. – Может быть, случись это в начале двадцатого, примерно как было в Центруме, это еще было бы терпимо. Не случилось бы двух мировых войн, мир стал бы спокойнее и патриархальнее… А вот в начале двадцать первого…
Он поднял руку и начал загибать пальцы.
– Первое. Все атомные реакторы выходят из строя. Если даже и не взрываются, то начинают дико фонить. Второе. Мы лишаемся медицины, потому что производство лекарств – сложный процесс, невозможный без техники. Третье. Мы лишаемся транспорта, подчистую. Четвертое. Мы лишаемся связи. Пятое. Количество населения на Земле таково, что без современных технологий начнется чудовищный голод. Полагаю, что миллиарда два-три вымрет в течение месяца. Впрочем, наверняка начнется массовый каннибализм, так что срок можно несколько увеличить… Шестое. В наиболее бедственном положении окажутся развитые и цивилизованные страны – Европа, Северная Америка, Китай, Россия, Япония, Тайвань, Австралия… А вот из более диких мест – Африки, Ближнего Востока, Юго-Восточной Азии хлынет поток необразованных, голодных, не ценящих человеческую жизнь мигрантов… Я не расист, Иван. Но наша цивилизация неоднородна. Часть мира лишь недавно вышла из состояния дикости. И с легкостью туда вернется. Да и мы сами… поверьте, цивилизационный лоск с людей слетает очень быстро…
– Берндт, не надо меня агитировать, – сказал я. – Поверьте, я не рассчитываю, что Земля превратится в патриархальный мирок, где люди ездят на лошадках, попивают пивко и музицируют на клавесинах.
