Закон Призрака - Силлов Дмитрий Олегович "sillov" (читать книги онлайн регистрации TXT) 📗
Я замычал, словно контуженный буйвол, рванулся – и сел, тяжело привалившись спиной к какой-то гнилой коряге. Угу. Урод со знакомым голосом, получается, говорил вон о той смотровой железнодорожной вышке, похожей на толстую кирпичную колонну, сверху которой водрузили небольшую деревенскую избушку. Неплохо, кстати, сохранилась постройка, даже вон стекла в одном из окон поблескивают. И расстояние до той вышки – метров сто, не более. Только не пройти мне те метры. Сил нет, организм частично парализован. Да и надо ли идти? Сейчас вот спокойно стану зомбаком, и…
– Хрррррен тте!.. – выплюнул я то ли хрип, то ли стон, то ли рёв. В моем состоянии и не поймешь, что получилось проорать не пойми кому – а, скорее всего, самому себе, своему слабому человеческому телу, твердо вознамерившемуся сдохнуть. Одновременно с выкриком собрал я все оставшиеся силы, поднял правую руку с зажатым в ней ножом – и воткнул золотой клинок прямо в левое распухшее запястье, которое расцарапал зомби. Теперь оно было похоже на кусок красного, воспаленного мяса, в которое клинок легко вошел на четверть своей длины. При этом я почти ничего не почувствовал – ножевое ранение вообще зачастую особой боли не вызывает, так, словно слабый разряд тока ударил в руку. Ладно.
Я резко выдохнул, выхаркнув то ли сгусток слизи, то ли кусок разложившегося горла, и резко повернул нож в ране раз… другой… третий…
Есть!
Адская боль пронзила руку до локтя, стрельнула выше, в плечо. В глазах помутнело. Ага, я все-таки достал до нервного узла, которые даже у зомби частично сохраняют свои функции – когда в них попадают пули, ходячие мертвецы по-любому непроизвольно дергаются.
Я же пока еще в зомби не превратился, поэтому прострелило меня нехило. А боль – это в любой сложной ситуации лучший стимулятор. Только что сил не было ни на что, и вдруг – на тебе. Дернулся я, и даже смог встать на ноги… И тут же упал… И поднялся снова.
Нож остался торчать в ране, кончик лезвия был виден с другой стороны руки, и с него на землю капало что-то зеленовато-желтое. Но главное – рука болела. Адски. Чуть не до потери сознания. Человеческого сознания. Пока еще человеческого…
Эта боль не давала мне погрузиться в пучину блаженного беспамятства, которое дарил зомбитоксин, и я шел вперед, с титаническим усилием переставляя непослушные ноги. Шел ковыляющей походкой живого трупа к цели, которую мне указал какой-то урод, не пожелавший пройти мимо и дать мне спокойно сдохнуть…
Я ударился об стену смотровой вышки всем телом, не рассчитав очередного шага. «Бритва» звякнула кончиком лезвия о кирпич, новая порция боли пронзила мою руку.
Но это было уже не важно.
Я дошел до вышки и уже видел, что да, правда, за ней метрах в полутора от выщербленного угла действительно покачивается некая прозрачная субстанция, лишь чуть-чуть, совсем немного визуально изменяющая контуры кустов, расположенных за ней. Будет такое торчать на пустынной дороге, и сам войдешь в него, не заметив и не почувствовав ничего – до тех пор, пока двухметровый смерч не начнет размазывать тебя по своим внутренним стенкам.
«Да и похрену», – хотел я сказать. Но не смог. Вместо слов изо рта потек густой гной – первый признак начинающегося перехода. Все живые блюют гноем перед тем, как стать живыми трупами. Значит, осталось мне быть человеком не больше минуты…
Взгляд уже стремительно заволакивала белесая пелена. Это мутнела роговица глаза – естественный процесс перехода, результатом которого являются характерно-белые глаза зомби. Но, прежде чем этот молочный занавес опустился мне на глаза, я рванулся всем телом навстречу аномалии – которая, в свою очередь, двинулась было ко мне, в процессе перемещения принимая форму человеческого тела… и остановилась, словно в нерешительности, будто задумалась, надо оно ей или ну его на фиг.
Но было уже поздно.
Я перешагнул невидимую черту, окунулся в этот полупрозрачный манекен… и тут же в мое тело впились тысячи, миллионы невидимых рыболовных крючков, которые принялись раздирать его на части. Я попытался закричать, рванулся вперед, рефлекторно уходя от немыслимой боли…
Но уйти от нее было невозможно. Проклятые крючки пластали меня по живому, рвали кожу, мышцы, сухожилия, ломали ногти и фаланги пальцев, дробя их в пыль… На какое-то мгновение я увидел, как аномалия, в центре которой я оказался, окрасилась моей кровью – причем окрасилась странно. Не превратилась в сыто покачивающуюся алую фигуру-призрак, о которой так много ходит сталкерских легенд, а стала какого-то нездорового, красно-желто-зеленого цвета, словно в чашку с вишневым киселем от души харкнули тягучими, гнойными, гайморитными соплями, а после хорошенько это все размешали.
А потом я перестал видеть что-либо – вероятно, призрак уничтожил мой глаза, как и все остальное тело…
Но странно…
Я все равно продолжал осознавать себя в этом абсолютном мраке.
Мое «я» никуда не исчезло, просто освободилось от боли и всех остальных ощущений заодно. И это было прекрасное ощущение. Меня больше не связывало ничто. Ни тело с его ограниченными возможностями, ни эмоции, результатом которых являются взлеты и падения настроения, ни воспоминания… Прекрасное, неповторимое ощущение свободы от всего земного, бренного – и откровенно ненужного. Если это и есть смерть, то что может быть прекраснее нее? Это ж как из тюрьмы откинуться, где ты столько лет пребывал в заключении, ограниченный в движениях, связанный обязательствами, законами общества, страхом сделать что-то не так и понести за это наказание… Зона меня побери, да сама жизнь – это и есть наказание за что-то очень жуткое, что ты совершил в этом прекрасном мире полной свободы от всего совершенно тебе не нужного! Жизнь – это не прекрасный подарок, а мучительный срок заключения, который ты получаешь за какую-то немыслимо страшную провинность…
Однако маленький червячок все-таки шевелился в самом дальнем уголке этого царства восторга. Ворочался там, нарушая идиллию, отвлекал от наслаждения. Эдакая незначительная помеха-мыслишка, на которую бы плюнуть и забыть, как не обращают внимания люди на мелкое насекомое, бьющееся об оконное стекло со стороны улицы.
Но это шевеление раздражало все больше, и я – так и быть – позволил себе обратить на него внимание.
И тут же понял, что сделал это зря. Но было поздно…
«А как же твоя жена, которая сейчас в мире Кремля ждет твоей помощи? Что будет с Фыфом, которого в том мире ждет любимая? И друзья твои в Кремле, на которых сейчас прёт неисчислимая орда Пятиглазого? Кто их предупредит о напасти, кто им поможет, если не ты?»
Ну, и всё… В мгновение ока вся эта свобода-благодать стала для меня неважной. Курьерским поездом ворвалась в мое кайфующее «я» моя прошлая жизнь, которую нужно было теперь вернуть во что бы то ни стало. Ибо не время умирать, когда твои близкие ждут от тебя помощи…
И вернулась боль…
Она пронзила меня тысячью ледяных клинков, свернула в дугу – и швырнула куда-то, как выбрасывает хозяйка в мусорное ведро старую, ненужную тряпку. Я даже почувствовал удар, правда, на фоне всепоглощающей боли он показался чем-то очень и очень незначительным. Хотя сознание за него зацепилось и даже послало сигнал:
«Упал… На что-то твердое…»
И тут же следом:
«Вонь… Зона меня побери, какая же вонь!»
Смердело мертвечиной. Концентрированной, какая встречается порой на дне раскопанных могил в гробах, прогнивших сверху, но еще целых снизу. Эдакая жижа гнойного цвета, в которой лежит скелет, облепленный лоскутами почерневшей кожи.
Любой нормальный человек поспешит от такого отвернуться, и я – не исключение. Чисто автоматически я повернул голову… и невольно застонал от боли в шее.
Вот оно что! Значит, у меня есть шея, а стало быть, и голова имеется! А как же «веселый призрак» и слишком явственное ощущение смерти, которое я теперь вряд ли когда забуду?
Я с некоторой опаской попытался разлепить веки – и у меня это получилось на удивление легко. Вообще во всем теле чувствовалась какая-то небывалая легкость. Теперь я был полностью уверен: у меня снова есть тело! Я лежу на земле в позе эмбриона, обхватив ладонями колени, совершенно голый, и уже начинаю помаленьку покрываться гусиной кожей – осень в Зоне сырая и холодная, как прикосновение неупокоенного трупа.