Терра Инкогнита (СИ) - Капба Евгений Адгурович (читать лучшие читаемые книги .TXT, .FB2) 📗

Она успела запыхаться, но виду не подавала.

— Это нормально, — улыбнулся Сью, подал девушке кривоватые весла и, упираясь босыми ногами в илистое дно, вытолкал судно на глубину, а потом — хоп! — и запрыгнул внутрь. Капсула закачалась:

— И-и-и-и! — взвизгнула Кавальери, получив порцию холодных брызг.

— Ну, поплыли?

И они поплыли, по очереди загребая веслами воды тихого Дона.

Разогнав дрезину и дождавшись, пока она покатиться слегка под горочку, Виньярд сел отдохнуть. Наяривать ручной привод полтора часа кряду — это кого угодно утомит.

— А это что, радио? Какая древность… — восхитилась Кавальери. — А можно я…

Она начала крутить ручки, и вызвала сначала треск и шипение, а потом вдруг прорезался некий звук, подобный мелодичному бою колоколов, и бодрый мужской голос произнес:

— Игътибар! Мәскәү сөйли! Мәскәү вакыты-уналты сәгать, ноль минут. Бу сәгатькә яңалыклар…

— Чего — ноль минут? — удивился Сью.

— Говорит Москва! — пояснила Кавальери. — Если я всё правильно поняла.

Виньярд покосился на подругу, но ничего не сказал.

— Что? — принялась зачем-то оправдываться она. — Я и разобрала всего пару слов! Это я разговорник читала из сектора Рашен. Там у басмачей язык похожий, но не такой и другой…

— Не такой и другой? — хмыкнул Виньярд. — Это нормально.

Детки местных станичников не боясь подбегали к самой железнодорожной насыпи и перекликаясь и размахивая руками некоторое время могли преследовать дрезину, а потом отставали. Чернявые, смуглые, со смешанными европеоидно-монголоидными чертами лица, они выдавали невообразимую мешанину из языков, но основой, фундаментом в их наречии был явно язык рашенов. В отличие от того, на котором «говорит Москва».

По радио передавали какую-то бодрую музычку с барабанными ритмами и струнно-смычковыми мотивами, под которую Виньярд снова взялся за рукоять привода. Мимо мелькали зеленеющие молодыми листочками и расцветающие буйным цветом сады, жирные черные пашни, белые, мазаные глиной и крытые дранкой хатки. Народ тут носил добротные рубахи, портки и сарафаны из домотканого холста, кожаные сапоги, меховые безрукавки. Крепкие, дебелые — изможденными эти люди явно не выглядели. Скорее даже наоборот — создавалось впечатление сытой и привольной жизни. Куда там голодранцам Дикого Поля!

Следы пребывания шелта Сью и Алиса увидели километров через пятнадцать. От дюжины телег к бункеру с углем мужчины по цепочке передавали друг другу пыльные черные мешки — пополняли запасы. Здесь явно ценили сотрудничество с народом поездов, и всегда были готовы к прибытию очередного каравана — даже если предыдущий ушел прошлым вечером.

Они даже прервали работу, побросав мешки и энергично махая руками дрезине и думая, что приветствуют шелта. Алиса помахала в ответ, что вызвало целый приступ улыбания. Белые зубы на черных от угольной пыли лицах смотрелись эффектно.

— Сью, а откуда столько радости? Я, конечно, понимаю что эти твои бро — ребята что надо, но…

— Шелта крепко привязали к себе многие местные племена. У кого лучшие лекарства? Кто может починить всё на свете? Привезти что угодно откуда угодно? Продать лучшее оружие? Показать самые интересные на свете штуки и самые веселые представления? Без разукрашенных поездов жизнь станет слишком мрачной. Знаешь, какая самая страшная кара применяется баронами к дуроватым оседлым?

— Они давят всех поездом?

— Бр-р-р-р-р, какая кровожадная Алиса! Всё не так плохо — шелта просто перестают останавливаться. Они проезжают мимо провинившихся — каждая семья, каждый поезд. И когда те осознают, что потеряли… Обычно бывает уже поздно.

— Какие жестокие шелта! Сначала подсаживают на свои услуги, товары и развлечения, а потом — опускают обратно в средневековье. Жуть какая! — покачала головой Алиса. — Ну ты давай, работай! А я сэндвичей сделаю и чай налью. Давай-давай, не отлынивай!

— Нормально! — если честно, руки уже здорово гудели.

Но предложить девушке взяться за рукоять с другой стороны он все-таки не решился. Почему? Правильно! Потому что это — неприемлемо.

Станица Зимовейская, где остановился караван Мальборо, полнилась счастливым предвкушением: шелта приехали! Музыканты уже настраивали свои инструменты, строители стучали молотками, ремесленники разворачивали верстаки со станками, торговцы — прилавки с товарами.

На правах старого знакомого, барон подал Алисе руку, а его лихие демоны галантно расшаркивались.

— Алекса! — крикнул Боуи. — Подбери нашей гостье что-то более подходящее для сегодгняшнего вечера. А потом она поможет тебе с десертами.

Жена барона Мальборо и Кавальери были примерно одной комплекции, и потому с нарядами проблем возникнуть не должно было. Они мигом нашли общий язык, и даже идея с готовкой не показалась им проявлением мужского шовинизма. Девушки подозрительно быстро спелись, и уже шептались о чем то, на ходу оглядываясь на своих мужчин и хихикая.

— А ты, бро, пойдем со мной… Для тебя тоже есть занятие! — он подхватил откуда-то ящик с плотницкими инструментами и сунул его в руки Виньярда. — Вот, ты говорил что работал монтажником! Смонтируй пару навесов, а?

Сью повертел перед глазами барона ладонями, на которых виднелись кровавые мозоли, натертые рукоятью привода дрезины.

— Видишь! У меня — лапки!

— Ой-ой, можно подумать! Лапки у него… Не прибедняйся, бро. Наверняка в твоей космической аптечке есть какое-нибудь космическое средство от мозолей. А если нет ничего — я залью тебе руки спиртом, посыплю стрептоцидом и закреплю защитный эффект онучкой!

— Онучкой? Кто такая онучка?

— Вот как применю — так и узнаешь!

Онучка, если честно, вызывала опасения. Хрен его знает, что это за чертовщина? Сью скинул в баронском вагоне вещи, и был оттуда изгнан разгневанными красотками, которых он застал в самый ответственный момент подбора нарядов, и потому ретировался как можно быстрее. Залил ладони медицинским уни-гелем, и приступил к работе.

Не объяснишь же Боуи, барону нашему Мальборо, что он работал монтажником-пустотником, а не каким-то там банальным плотником? И плазменную сварку в руках держать приходилось гораздо чаще, чем вот эти простые, как… Да нет ничего проще на свете, чем молоток и гвозди!

Мурлыча под нос привязчивый и отдающий цыганщиной мотивчик, который пристал к нему еще во Вршаце, Сью прилаживал доски на нужные места и вбивал гвозди — один за другим. Это должна была получиться танцплощадка, так что дело было ответственным — чтобы ни один дамский каблучок не попал ненароком в зазор!

Ярмарка должна была открыться на закате. Сияли мягким желтым светом электрические гирлянды, колыхались на ветру разноцетные флажки, горели костры и жаровни. Оркестр наигрывал мелодию — ту самую, цыганистую.

— Дамы и господа-а-а! — зычным голосом обратился к собравшейся публике молодой барон. — С огромным удовольствием объявляю ярмарку семьи Мальборо открытой!

Оркестр грянул тушь, красные ленточки были разрезаны, лучшие люди местной общины пожимали руку Боуи, Боуи лучился благодушием. Он был великолепен в своем наскипидаренном до блеска крокодиловом плаще, алой рубахе, кожаных штанах в обтяжку и сапогах с блестящими пряжками. Даже волосы причесал для такого случая, пижон!

Сью скорбно осмотрел себя: если уж праздник — нужно хотя бы сменить заляпанные придорожной грязью и кизяком тяжелые ботинки на кеды, и умыть морду! Словно бы в ответ на его мысли барон Мальборо кивнул ему, и махнул рукой — мол иди, не стесняйся. И Виньярд пошел прихорашиваться.

Вернулся уже когда веселье было в самом разгаре: шла бойкая торговля, подростки-шелта крутили файершоу и показывали всякие трюки, молодежь постарше — танцевала вперемешку с местными под лихие мотивы скрипок и частый ритм барабана.

— Эй, Виньярд! — Алиса была очень хороша в этих традиционных для незамужних девушек-шелта одеждах.