Избранные - Марышев Владимир Михайлович (читать полную версию книги .txt) 📗
Он встал, проделал несколько дыхательных упражнений, после чего измерил свой пульс. Ровно шестьдесят.
«Отлично, — подумал Гарусов. — Пора за работу».
Он был готов согласиться со многими жестокими обвинениями в свой адрес. Но только не с обвинениями в садизме. В сущности, Гарусов ничего не имел против человечества, не испытывал к нему брезгливости, как боссы Клана. Конечно, все «непомеченные» стояли ниже его в развитии — просто по определению. Однако они были по-своему интересны — никак не мухи, которых хочется давить, чтобы не досаждали, и даже не бараны. Да и что за удовольствие командовать безмозглым стадом? Тогда ты не мудрый и справедливый повелитель мира, а просто недоучка-пастух! Увы, бывают ситуации, когда все же приходится отдавать на заклание. Ничего не поделаешь…
Поэтому Гарусов, обходя помещения дворца, сеял смерть быстро, стараясь не смотреть в глаза жертв. Они не должны были ничего осознать, особенно красавицы нимфы — ему даже становилось больно от мысли, что они уже никогда никого не одарят своим великолепным телом. А ведь какой-нибудь извращенец на его месте именно над ними покуражился бы от души…
Лишь для Айделсона он сделал исключение. Ведь это был один из боссов — тех, чья нелепая прихоть могла привести к непоправимому.
Обездвижив, но не убив секретаршу — очаровательную японочку с орхидеями в волосах, Гарусов встал перед хозяином острова и скрестил руки на груди.
— Ну что, парень, — сказал он, — пришел твой черед. Ты так похож на Элвиса, а он, между прочим, тоже умер молодым…
К чести Айделсона, он не стал метаться в поисках укрытия — знал, что это бесполезно. Губы миллиардера скривились, как у патриция при виде грязного вонючего гота, пришедшего предать огню и мечу Вечный Город.
— Значит, это ты… Что ж, за беспечность надо платить. Цена давно известна. Только хотелось бы напоследок утолить свое любопытство.
Гарусов засмеялся — до сих пор в нынешнем образе он не мог этого себе позволить.
— О чем разговор, парень! Но давай побыстрее.
Айделсон спокойно поднял обмякшую секретаршу и усадил себе на колени, обняв одной рукой за грудь, а другую положив на вынырнувшее из-под мини-юбки бедро. Тому, как он вел себя перед лицом смерти, можно было позавидовать.
— Я впервые вижу «супера». Много раз силился понять, почему все вы в конечном счете остались ничтожествами. Грабя чужие мозги, любой из вас мог стать великим музыкантом, художником, философом, актером… Вы могли, не прилагая больших усилий, заставить говорить о себе целый мир и наслаждаться этим. Но вместо этого с упорством маньяков стремились к власти. Думаешь, нынешняя попытка будет более удачной, чем все предыдущие?
Гарусов снова засмеялся.
— Ты что, перед тем, как удрать к звездам, неожиданно возлюбил человечество? Да вам всегда плевать было на тех, кто не имел чести принадлежать к великому Клану!
— Но ты-то намерен остаться, не так ли? Может, мы никогда не найдем более прекрасного мира, но этот нас не устраивает по многим причинам. У Клана есть великая цель — влиться в семью разумных существ, которые не считают себе подобных скотами. Здесь это на каждом шагу — из-за цвета кожи, убеждений, разницы в доходах… Мы никому из землян не желаем зла, но уходим, чтобы познать подлинную свободу. Ты же поставил противоположную цель — сделать скотами всех, до кого дотянешься. А ведь тебе так много было дано, вот я и не могу понять…
Гарусов больше не смеялся.
— Увы, парень. Если ты не мог этого понять всю свою жизнь, то не поймешь и сейчас. Других вопросов нет? Ну что ж… Для начала отпусти-ка ее титьки. Усади в кресло. Подойди ко мне. Встань на колени. Теперь ты знаешь, для чего нужна власть? Нет, я не стремлюсь превратить людей в зомби, идущих толпами со всех концов света, чтобы облизать мне туфли. Это ничего не дает. Задача другая — добиться, чтобы они сами захотели сделать это. Добровольно. Каждый. Не инстинкт, не страх перед наказанием, а осознанное стремление повиноваться. Кое-кому до меня это удавалось. Но никто из них не смог овладеть душами всех, живущих на планете. Я смогу. Это все. А теперь прощай.
Айделсон вздрогнул, застыл на мгновение, затем повалился вперед. И Гарусов тут же забыл о нем.
— Вставай, куколка, — сказал он. — Пойдем со мной.
Они вышли из дворца и направились к бункеру. Секретарша была нужна Гарусову как прикрытие. Несмотря на скромную, казалось бы, должность, она имела доступ всюду. Например, Гарусов не имел права даже приближаться к бункеру без сопровождения кого-нибудь из вышестоящих. А вот с нею — пожалуйста, ни у кого не возникнет вопросов. Как всегда, японка высоко держала украшенную цветами голову, и в ее походке нельзя было заметить ничего необычного. Но, заглянув в пустые, без всякого проблеска мысли глаза секретарши, любой нормальный человек испытал бы оторопь.
В бункере Гарусов снова устроил бойню. Вот теперь он ощутил явный упадок сил, и это его испугало: энергозатраты, по-видимому, нарастали не в арифметической прогрессии. Предугадать такую аномалию было невозможно, ведь ему никогда не приходилось убивать столько народа за один присест! Но отступать было поздно: аппаратура бункера, завязанная на «слухачей», автоматически подала сигнал тревоги, и сейчас сюда бежали все оставшиеся в живых островитяне. В сущности, это входило в его план, поэтому Гарусов лег на пол и позволил себе немного расслабиться, поджидая гостей. Послышался топот ног.
— Что случилось? — крикнул, вбегая, один из «слухачей», уцелевший, так как его смена еще не наступила. — Почему… — Он увидел трупы и в ужасе попятился, но напирающие сзади вновь затолкнули его в зал. Затем в аппаратной раздался вопль — кто-то обнаружил за приборными шкафами тела Митча и Раджа.
— Помогите… — простонал Гарусов, делая вид, что пытается встать, но незримая тяжесть придавливает его к полу. — Приборы… — Он зашелся в кашле, который было невозможно отличить от настоящего. — Сигнал…
Чем непонятнее, тем лучше. Потом те, кому посчастливится избежать общей участи, расскажут: у бедняги Гарусова был шок, обернувшийся частичной потерей памяти. А как он вообще сюда попал? Об этом должна была знать японка, которая, конечно же, появилась в бункере не без важной причины. Но она, увы, тоже умерла…
Островитяне кинулись к скорчившимся в креслах телам. Лишь один склонился над Гарусовым, но тут же отшатнулся с безумным видом и стал, как слепой, обшаривать стену.
Какое-то время Гарусов лежал неподвижно, наблюдая за происходящим из-под полуприкрытых век. Лишь убедившись, что больше ждать некого, он продолжил избиение.
«Сначала — „слухачей“, остальных — как получится… Черт, как тяжело… Сил все меньше и меньше… Нет, не суметь. Кто-то все же останется…»
Гарусов никогда не испытывал такого нечеловеческого перенапряжения. Но это было еще не самое худшее. Близилась «ломка» — ее симптомы он узнавал безошибочно. Раньше она, как правило, приходила через два-три дня после создавшего «критическую массу» применения Дара. Но сейчас был особый случай…
Он уже ничего не мог — только смотреть в потолок и думать: «Все-таки это гуманная казнь. Без пролития крови… Когда-то такую формулировку применяли инквизиторы, посылая приговоренных на костер. Они издевались над своими жертвами, ведь более мучительную смерть трудно придумать. Но я не имею ничего общего со средневековыми палачами. На самом деле я никогда…»
И тут началась «ломка» — все стадии одна за другой. Такая сильная, что уже через несколько минут Гарусов потерял сознание.
Он очнулся в небольшом помещении с единственным окошком, забранным решеткой. Массивная железная дверь наводила на мрачные раздумья. Тюрьма? Черт, его все-таки раскусили! Теперь — конец. А может, еще не все потеряно?
Гарусов пошевелился, и металлическая койка под ним отозвалась противным скрипом пружин. Поднял правую руку — на запястье был надет широкий стальной браслет с непонятными кнопками. Пока он размышлял, что это такое, в углу камеры ожила черная коробочка репродуктора:
