Вселенский расконвой - Разумовский Феликс (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
– Что, до утра? – Кровь ударила Энки в голову, растопила мозг и устремилась к сердцу, не оставляя на душе никаких чувств, кроме упоительного бешенства. – Так, так, до утра?
Так, так. Значит, вначале у него забрали Нинти, потом лишили Нахеры, а теперь предлагают спать с Сарой? Ладно, такую мать, это мы еще посмотрим. Очень хорошо посмотрим.
Бешеные отцовские гены вышвырнули его в коридор, молнией протащили в полумраке и заставили замереть у знакомой двери. Двери в рай, в нирвану, в восторг, в блаженство, в неземное наслаждение. На этот раз закрытую.
«Ах, значит, такую мать, с Сарой», – Энки отступил на шаг, настраиваясь, вздохнул и стремительным движением, как учил его отец, с концентрацией пнул дверь. Вышиб ее заодно с коробкой, смерчем ворвался внутрь и… застыл – увидел Нинти. Золото распущенных волос, ангельски очерченные плечи, бедра, пребывающие в движении, ягодицы, белеющие в полутьме. Стройную женскую фигурку, галопирующую на коленях у мужчины. Самку, впавшую в любовный раж, самку, тонущую в экстазе, самку, потерявшую рассудок и стыд от прилива внеземного наслаждения. Потерявшую рассудок не с ним – с другим…
– Сука! – шмякнул Энки женщину в висок, сбросил на пол со вздыбленного фаллоса и взялся за удачливого соперника, крепкого, с рельефом, ануннака в мерзкой маске ухмыляющегося волка. Однако тот был не промах, отнюдь. Молнией сверкнул теллурий, чмокнула насилуемая плоть, и Энки сразу затормозился – убийственно-вибрирующий клинок вошел ему в яремную впадину. Хлынула кровь, рухнуло тело, в келье запахло смертью. И в этот миг пожаловала Ассо, да не одна, в компании жрецов охраны.
– А ну-ка, фу! – рявкнул ануннак и лихо очертил мечом кривую, да так, что гости застыли на пороге. – Стоять. Ты, – глянул он на бледную Ассо, – зайди. Остальные – на хрен. И не вздумайте мне шуметь – прибью.
Огромный, в маске, с мерцающим мечом и все еще стоящим фаллосом, он был по-настоящему страшен.
– Да, да, не вздумайте шуметь, – мигом сориентировалась бандерша. – Мин животворящий не любит шума. Живо валите в коридор, ждите по-тихому меня там.
Мысли ее судорожно метались – да, шум, конечно, ни к чему. А то ведь прикроют лавочку, отзовут лицензию, и уж как водится, наложат штраф. Да еще копать начнут, и уж как пить дать, такого нароют. И все это, блин, в праздничные дни, когда клиент прет косяками. Да, шум, конечно, совершенно ни к чему. Живым. А мертвым уже все равно. До фени. Что громко, что тихо… С другой же стороны – мокруха в храме. Опять-таки, такую мать – в праздничные дни. Это вам не шутка. А еще недоносительство, укрывательство, сокрытие реалий, суть злонамеренное пособничество, квалифицируемое как содействие… М-да, за такое, небось, по головке не погладят. Жопу редькой порвут [87], клитор осокой отрежут, священным крокодилам скормят на обед. Ох, что же делать? Что делать? Что делать-то?
– А ты не дура, – одобрил ануннак, кивнул, взмахнул мечом и неожиданно стянул маску. – Или я не прав?
– Так это ж… – посмотрела на него Ассо, на миг утратила дар речи и приземлилась на живот. – Ваше Царское Могущество…
Перед ней во всем природном естестве стоял сам лучезарный Сетх – владыка Нижнего Египта. Фаллос его тоже все еще стоял и поражал размерами и формой.
– Ну, если не дура, тогда давай берись за дело, – сказал он и вытащил с пригоршню зааба. – На, чтоб быстрей работалось. И лучше молчалось. Вели своим посвященным принести какой-нибудь саркофаг. Побольше. И побыстрей.
И, не обращая больше на Ассо внимания, он занялся вплотную Нахерой: присел, перевернул, потрогал сонную артерию и с явным облегчением вздохнул:
– Готова.
Устроился половчее, взялся за меч и принялся расчленять тело – к моменту возвращения Ассо из коридора келья большее напоминала бойню. Пси-резонирующий теллуриевый клинок резал одинаково легко и кости, и мясо. Все – пол, покрывало, подушки, ковры – было густо отмечено человеческой кровью. А лучезарный Сетх, хотя и из царей, орудовал с энтузиазмом бывалого маньяка – резал, фрагментировал, выворачивал, расчленял, кромсал, укорачивал, рассекал, потрошил. И все это – спокойно, деловито и не спеша. Правда, когда он добрался до покойника и сдернул с лица его козлиную маску, в голосе его послышалось изумление:
– Вот это да. Видимо, судьба. Ну теперь будет вони…
Однако в это время приперли саркофаг – добротный, вместительный, из ливанского кедра, и Сетх замолчал – ушел в работу. А едва дождавшись, когда жрецы уйдут, кинул грозный взгляд на бледную Ассо:
– Эти твои как? Нормально? Не подставят? Не сдадут? Не подведут?
В голосе его уже слышалось не удивление – звон теллурия.
– Не беспокойтесь, Ваше Царское Могущество, – с поклоном отреагировала та. – Эти – не подведут, потому как не опасны. Они полностью кастрированы, дегельминтизированы и санированы, а в языки им до самого корня введены парализующие шипы дерева хиру. Они холодны и неразговорчивы, словно рыба лепидот [88].
В глубине души ее мучили сомнения: может, все же плюнуть на тот факт, что клиент идет косяком, и дать своевременно сигнал? А с другой стороны, на кого? На Его Царское Могущество Повелителя Нижнего Египта? На лицензированного бога первой категории? В оперенной короне «Дешерт» [89]? Нет, нет, на хрен, лучше молчать. Как в той песне – ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу. Ля-ля-ля.
– А, дегельминтизированы? Это хорошо. – Сетх поставил точку клинком, жирную и кровавую, бросил в сосновый ящик бренные останки Нахеры и принялся грузить туда же то, что осталось от ануннака. – Ну вот, мечты сбываются, вы теперь вместе.
На душе у него сомнений не было – это перст судьбы. Рок, фатум, провидение, смертельное стечение обстоятельств. То, что должно было случиться раньше, еще давно – или он, или Энки. Третьего было не дано – Нинти не делится на двоих. И теперь все будет хорошо, славно, преисполнено гармонии. Если, конечно, эта жирная свинья не проболтается. Да нет, навряд ли, зассыт. Центрсовет богов – хрен знает где, а натасканные маджаи – вот они где, рядом, на расстоянии прямой слышимости, только свистни. Нет, не заложит, зассыт.
Наконец все было готово – саркофаг наполнился.
– Тэк-с, – глянул на свою работу Сетх, оценивающе поцокал языком, задумчиво вздохнул. Эх, хорошо лежат. Двинулся к сосуду для интимных омовений, пальцем сделал знак на все готовой Ассо. – Ну-ка, полей мне. Ага, вот так, вот так, на спинку, теперь пониже. Я сейчас уйду, а ты давай по плану. План такой – коробочку закрыть и в Нил, пусть себе плывет. До города Чугуева. Здесь навести марафет, гвардейский порядок, флотскую уборку по классу «А». Чтобы все блестело, как у муркота яйца. Фр-р-р. – Он шумно отплюнулся, встряхнулся всем телом и начал энергично вытираться. – Ну что, посвященная ты наша, всосала? Или разжевать?
– Всосала, Ваше Царское Могущество, всосала, – заверила Ассо. – Чтоб все блестело, как у муркота яйца.
– Ну вот и отлично. – Сетх не спеша оделся, вдумчиво прицепил клинок, вытащил еще зааба, без счета, сколько влезло в горсть. – На. И держи язык за зубами. А то вырву. И зубы, и язык…
– Да я… Ваше Царское Могущество… буду как та рыба. Лепидот, – глянула ему в спину Ассо, судорожно вздохнула и принялась запрятывать зааб. – Да никому! Да никогда! Да ни за что!
Ха, она не знала, как умеет допрашивать Красноглаз! Пару дней спустя она расскажет все, что знает и не знает, а затем умрет, медленно, позорно и печально, куда тяжелее и неприятнее, чем безвинно погибшая Нахера. Да, что-то Мину животворящему со жрицами в последнее время не везло. Определенно.
И боги устало обратились к Сетху и Хору, говоря:
– Слушайте, что мы скажем вам. Ешьте, пейте и дайте нам покой. Прекратите свои каждодневные ссоры.
– Да, – согласился Сетх и дружелюбно сказал Хору: – Пойдем ко мне домой. Мы проведем прекрасный день и славно отдохнем.
– Поистине я так и сделаю, – сказал Хор.
Весь день Сетх и Хор пировали и веселились. Когда же пришла пора идти спать, слуга Сетха постелил широкое ложе, и боги улеглись вместе. Хор наивно полагал, что дружелюбие, которое выказывает Сетх, искреннее. Он не подозревал, что Сетх заманил его к себе в дом с коварным расчетом: изнасиловать его и тем самым навсегда опозорить перед богами. Едва Хор уснул, Сетх набросился на него, пытаясь им овладеть. Но Хор перехитрил своего врага. Он не стал сопротивляться. Пользуясь темнотой, он незаметно взял фаллос Сетха в свою руку, собрал семя на ладонь и только после этого уснул. Коварный Сетх был уверен, что ему удалось осуществить свой замысел. Хор же рано утром отправился к Исиде и сказал ей:
– Приди ко мне, Исида, мать моя, приди и посмотри, что сделал со мной Сетх.
С этими словами он раскрыл ладонь и показал матери семя Сетха. Исиди схватила медный нож, отрубила Хору оскверненную руку и выбросила ее в воду. Вместо отрубленной руки она сделала новую, затем заставила Хора возбудить свой фаллос, собрала его семя в глиняный кувшин и направилась к дому Сетха. Там она спросила у его садовника:
– Какие овощи ест твой хозяин?
– Он есть только латук, – ответил садовник.
Тогда Исида полила латук семенем Хора, и Сетх, поев за обедом овощей, забеременел.
На следующий день боги опять собрались на суд. Сетх, смеясь, объявил Совету:
– Отдайте сан правителя мне. Сын Исиды Хор не достоин этого: я овладел им и опозорил его!
Тут боги Совета испустили великий крик. Они подняли Хора на смех, плевали ему в лицо и наперебой осыпали оскорблениями. Хор же поклялся именем отца, говоря:
– Все, что здесь сказал Сетх, ложь. Вызовите семя Сетха, и мы посмотрим, откуда оно ответит. И пусть вызовут мое семя, и мы посмотрим, откуда откликнется оно.
Смех прекратился. Тот возложил руку на плечо Хора и приказал:
– Семя Сетха, выйди наружу.
Но семя ответило из глубины болота. Тогда Тот возложил руку на плечо Сетха и сказал:
– Семя Хора, выходи наружу. И семя вышло.
– Прав Хор и неправ Сетх, – со смехом сказали боги.
87
В Древней Греции было аналогичное наказание – при посредстве корнеплодов черной редьки.
88
Ныне вымерший вид. Согласно египетским мифам, после того как Сет убил брата, расчленил его и бросил в Нил, фаллос Осириса съела рыба лепидот. Египтяне считали ее священной.
89
Дешерт – красное (егип.). Корона Повелителей Нижнего Египта.