Крымская война. Соотечественники (СИ) - Батыршин Борис (книги бесплатно без TXT) 📗
От составителей: Письмо, как установлено исследованиями проф. Ветровского, принадлежит перу Е. И. Ламанского, состоявшего, как и Анненков, в комитете Литературного фонда.
II
В море близ Одессы
Минный крейсер «Казарский»
Из трубы клубами валил жирный угольный дым. Пелена его разрывалась, дымные клочья уносило за корму, и было видно, как они низко стелились по волнам. Минный крейсер, накренившись на правый борт, описывал циркуляцию на «полном вперед». Иконников оглянулся. Минеры возились у аппарата; у кормового орудия, стоял с биноклем в руках лейтенант Климов. Форштевень с глухим шипеньем резал воду, ритм винтов отдавался в подошвы биением великанского сердца.
«Почему французы не стреляют? Дистанция всего ничего, миля с четвертью. Тьфу, пропасть, все время вылетает из головы, что здесь за пушки...»
Что ж, тем лучше. Иконников склонился к дальномеру. В стеклянном кружке скачками понеслась тусклая вода, мелькнул и пропал низкий борт броненосной батареи. Удержать ее в поле зрения было нелегко, мешала тряска. Иконников оторвался от дальномера, вскинул «Цейсс». Далеко за линией чужих кораблей проступил в рассветной мгле высокий берег, и на его фоне чернели бесчисленные мачты в Практической гавани.
На Черном море все обожают Одессу, подумал Иконников. Молиться готовы на ее нелепую лестницу, каштаны, бронзового идола в дурацкой тоге. Сам он терпеть не мог этот городишко, с его вечной вонью жареной рыбы, пылю, суетой, кофейнями, греками, лапсердачными евреями, бессарабскими селянами в постолах и соломенных шляпах. Один сплошной привоз: жулье, ворье, потаскухи, гешефтмахеры в несвежих манишках, с черными от грязи ногтями, липкий местечковый говорок, которого век бы не слышать. А уж шуточки - за каждую так и заехал бы по зубам...
Но сейчас это не имеет никакого значения.
«Близко, мать их так! Четверть часа такого хода - и англичане начнут бомбардировку...»
- Машинное, держать обороты! Салотопов, на дальномер!
- Господин лейтенант! - раздался мальчишеский голос. Юнкер Штакельберг.
- С «Котки» передают - пустили торпеду, видели попадание, взрыва нет. Запрашивают указаний.
Иконников в сердцах выматерился. Как же, попадание! Влупили в белый свет, как в копеечку!
А может, и правда? У них не было времени толком проверить торпеды. Черт знает, сколько они пролежали на минных складах в Севастополе? Вполне могло и не сработать...
Теперь гадать поздно. Из двух торпед осталась одна, та, что лежит в аппарате «Казарского». Их малокалиберками эскадру не остановить, особенно это броненосное корыто. Древность, конечно, вроде североамериканской «Виргинии», но на дистанции в полторы мили, пожалуй, выдержит...
И в этот момент плавучая батарея окуталась клубами дыма. Мгновением позже до мостика долетел низкий рык, вода вокруг минного крейсера вскипела от падающего чугуна.
«Хорошо стреляют, черти! С первого залпа, считай, накрытие. Сколько у них время перезарядки - минута, полминуты? А, черт, не помню...»
- Правая на реверс!
Иконников отпихнул плечом рулевого и сам стал к штурвалу.
- Обе полный вперед!
Он бросал корабль из стороны в сторону; батарея снова ударила залпом, прямо по носу выросли низкие всплески. Отвратительно взвизгнуло над головой, сзади послышался мокрый шлепок, будто кусок сырого мяса с размаху бросили на железный стол. Лейтенант обернулся: рулевой, с которым они поменялись местами, валялся в луже крови, конечности его мелко подергивались.
Можно было пустить торпеду и с полутора миль, и с двух, не подставляясь под ядра. Но тогда и вероятность промаха вырастет многократно. Иконников не обольщался насчет выучки своей команды.
А торпеда всего одна. Промахнуться никак нельзя, вот и приходится рисковать...
- У аппарата, товсь!
Минер завертел штурвальчик, вскинул руку - «готово».
- Салотопов, руби дистанцию!
- Восемь кабельтовых, вашбродие!
-Пли!
Длинное масляно-стальное тело выскочило из трубы, облачко дыма от вышибного заряда унесло к корме потоком воздуха. А торпеда уже шла, волоча за собой пенную дорожку, прямо в бок броненосной махине.
«...девять... восемь... семь...»
На счете «три» грохнуло. Столб воды, смешанной с гнойно-желтым дымом, выметнулся выше кургузых мачт. Стрельба сразу прекратилась, только из головы британского ордера доносились «бабахи» пексановских орудий.
- Штакельберг!
- Я, Александр Лексеич!
- Радио на «Котку»: «Отойди на две мили к весту, занять место в ордере».
О плавбатарее можно забыть. После торпеды в борт у французов нет ни единого шанса. Как, впрочем, и у любой здешней посудины.
«..эх, жаль на «Котке сплоховали...»
Иконников взглянул на часы. Четыре - двадцать восемь. Совсем рассветлелось, над морем летел редкий туман, маслянистые волны прокатывались почти вровень с палубой. В такт их толчкам справа, на крыле мостика что-то скрежетало. Лейтенант покосился - так и есть, железные стойки, снесенные, видимо, тем же ядром, которое убило рулевого, повисли на обрывках лееров и с размахами качки скребли по обшивке.
- Боцман, на мостик! Прибрать тут все, немедленно!
Убитого сволокут вниз, наскоро замотают парусиной и принайтовят на машинном люке, чтобы не мешался под ногами. Крошечный «Казарский» - это не броненосец, бани, куда во время боя стаскивают мертвые тела, здесь нет.
- Осмотреться, доложить о повреждениях! Машинное, держать три четверти!
Лейтенант Климов поднялся по короткому трапу и встал рядом с командиром. Иконников заметил, что севастополец старается не попасть ботинком в кровяную лужу на железе.
- Вахтенный, что за кабак? Окатить палубу, живо поворачивайся!
И чуть посторонился, давая место матросу с брезентовым рукавом брандспойта. Климов суетливо попятился от струи воды, смывшей красное за борт, в низкие волны.
- Михаил Михайлович, надо повторить атаку. Торпед у нас больше нет, снаряды - старые чугунные гранаты. В каждом по фунту пироксилина, взрыв пустяковый, осколков, почитай, нету вовсе. В деревянном надводном борту дырок понаделаем, но чтобы под ватерлинию угодить - это вряд ли, будут рикошеты от воды. Что посоветуете? Я в этих посудинах не очень-то разбираюсь.
Мичман задумался.
- Можно попробовать разбить пароходам колесные кожуха, тогда они сразу лишатся хода. А если снаряд не разорвется на каркасе и пойдет дальше, в борт - не страшно, за кожухом как раз машинное. Если залетит туда - наделает бед. Потопить не потопит, а вот застопорить - это запросто.
За кормой дважды квакнул ревун.
- Вашбродие, «Котка» пишет: «Следую за мателотом»! - заорал Солодовников.
- Передавай: «Держать три кабельтовых». - крикнул в ответ Иконников. - Говорите, по кожухам? Комендоры у меня, Михаил Михайлович, неопытные. Они из этих пушечек в настоящем бою ни разу не стреляли. Половина сухопутные батарейцы, остальные и вовсе только-только к орудиям приставлены. Чтобы прицельно лупить по колесам, придется сближаться кабельтовых на семь, иначе только снаряды зря разбросаем.
- Семь кабельтовых - это дальняя картечь, крупная. - тихо сказал Климов. - У пароходофрегата десяток тяжелых орудий в бортовом залпе, плюс карронады на шканцах и полубаке. Солоно придется, Александр Алексеич, без прикрытия-то...
А ведь верно, подумал Иконников, на деревянных линкорах борта в полтора фута мореного дуба. Такую защиту не то, что картечь - не всякое ядро пробьет.
- Ничего, - улыбнулся он штурману, - бог не выдаст, свинья не съест.
Севастополец пожал плечами, Лицо у него было бледное, все в бисеринках пота.
«...а вроде и не жарко...»
- Сигналец, пиши на «Котку»: «Делай как я!»
- Слушаю, господин лейтенант!
- Радио на «Алдмаз»: - «Потопил торпедой броненосец, веду бой!»
- С «Котки» отвечают: «Ясно понял»
Правая рука Солодовникова висела на груди, наскоро примотанная сигнальным флагом. На белой ткани расплывалось кровавое пятно.