S-T-I-K-S. Пустой (СИ) - Кормильцев Александр (читаемые книги читать .TXT) 📗
Я застыл на лестнице, растерявшись, а Тимофей ринулся вниз, к телу удалого воина, безвольно лежавшему у туши поверженного им упыря. Но его остановил подбегающий к месту событий Феофан, жестом давая понять, что наверху наша помощь будет гораздо более полезной. Ничего не оставалось, как продолжить путь наверх. Оттуда, между прочим, до сих пор раздавались, не обещающие ничего хорошего, звуки.
Наверху столкнулись со спешащими вниз Настасьей и Варварой. Первая держала на руках маленькую девчушку лет трех на вид, вторая, заметно побледневшая, баюкала перемотанную полосами ткани руку, болезненно морщась. Ребёнок кричал во весь голос, по раскрасневшимся щечкам тянулись две влажные от слез дорожки. Позади них раздавалось угрожающее урчание одержимого и ответные сквернословия Деда Василия.
Пропустив перед собой девчонок, я оставил помогать им Тимофея, тут же подхватившего под руку еле переставляющую ноги Варвару. Сам же шагнул вперёд выставив перед собой заряженный самострел. Но это оказалось излишним. Хмурый парнишка уже раскалывал голову матерого бегуна топором, словно разрубал кочан капусты. Рядом валялись ещё несколько убитых одержимых: два топтуна и жрач.
Как Дед Василий в одиночку справился с такой толпой сильных одержимых, я понять не мог. Хотя, при более внимательном осмотре заметил торчащие болты в головах жрача и одного из топтунов, причём у топтуна краешек древка болта торчал прямо из глаза. Последний топтун с виду не имел заметных повреждений. Потому можно было предположить, что причиной смерти было, обнаруженное позже, узкое отверстие на пробитом затылочном наросте. Но нанесшего смертельную рану оружия рядом не оказалось.
— Дед Василий, ты как? — спросил я, подходя поближе и оглядывая воина с головы до ног. Выглядел он, честно говоря, неважно. Весь в крови и грязи, щека добротно рассечена и кровит, один рукав доспеха отсутствует, да ещё и на боку зияет прореха, сквозь которую виднеется красное и мокрое.
— Дык, славно, славнее не быват! — ответил парнишка по обыкновению безэмоционально. После чего скинул с головы шлем, сорвал остатки доспеха. Под ними на теле осталась лишь рубаха, когда-то белая, но сейчас грязная, пропитанная кровью и зияющая прорехами. Сквозь некоторые из них проглядывали раны и царапины, некоторые казались вполне себе требующими медицинской помощи. Но тот ужас, что открывался на месте разорванного бока, сквозь который проглядывали окровавленные внутренности, вызвал бы у любого врача желание проверить наличие пульса у пациента.
— Нехорошо выглядит. — пожаловался Дед Василий, разглядывая развороченный бок, будто его заботил лишь вид ужасной раны, а не собственное самочувствие, после её получения. Он содрал рубаху, обвязав вокруг пояса, широкой полосой ткани перетянув бок, будто при таком ранении это могло как-то помочь.
— В больницу бы… — ошарашенный увиденным, я даже не подумал, что за глупость сморозил.
— Кака така бойница?! Чушь то не мели, подмогни затянуть покрепчее, да подай бурдюк вона валяеца. — я выполнил его просьбы, уже хотел спросить, кто его так располосовал, а ещё почему он до сих пор на ногах с дырой в боку, но парнишка начал говорить сам, то и дело жадно прикладываясь к бурдючку с живцом.
— Они стаей налетели, упырь да с ним энти четверо. Славно, што бабы с дитятями уйти успели не то все б тута полегли. Одна токмо Василинка, дочурку свою по малой нужде отводила. Если б на её первую упырь не отвлекся, мож и все тута осталися. Он токмо наа стену заскочив, её лапищей со стены смахнул, есче и голову снес дивчине. Тама уж мы от его кинулися, штоб время выграть чуть, но тута топтун подобрался. Его Ловкач даром угомонил, да сам со стены сиганул, упыря от нас уводя. Живой он там? — он перевел взгляд на меня, побулькав живец в бурдюке, видимо, прикидывал, сколько осталось напитка.
— Упырь мертвый лежит, Ловкач не знаю, может и живой. Он в прыжке одержимого прикончил, но и сам то ли мертвый, то ли отключился. С высоты на землю грохнулся. С ним там Феофан сейчас.
— Дык, значь живой. — кивнул с усталой улыбкой парнишка. — Дар кончал весь, вот и потерял сознанье, но с его даром энто не смертельно, оклемаца. В опчем он со стены, а тута есче топтун со жрачом вылезли. Жрачугу я сходу угомонил, а топтун добежать успел, сволота энтакая! Он мне бочину и порвал, но я уж давно в улье, меня энтак запросто не убьешь. Так што я ему в упор болт в зенку влупил. Опосля и энтот беунок пришуровал, пришлося и его есче угоманивать. Устал я, вот што…
— Пошли, Дед Василий, ничего, выкарабкаешься! — я попытался его приободрить, но сам понимал, как глупо это звучит.
— Ты мне сказки не сказывай, сам знаю, што без знахаря такое не лечица. В опчем пошли, счас внизу скажу всем уж, штоб лишний раз языком не ворочать.
Я хотел подставить плечо, чтобы пареньку легче было передвигаться, но он решительно отказался. Взял в руку оставленный Настасьей протазан, и, опираясь на него, стал спускаться, сказав напоследок, чтобы захватил самострел и колчан с болтами, а также Настасьин щит. Так что, пришлось изрядно нагрузиться.
Внизу нас уже ждали все защитники, убежавших в сторону основных сил, женщин с детишками. Я надеялся, что по пути им не попадутся одержимые, и они благополучно доберутся до лагеря. В стороне лежало тело убитой упырем Василины, словно укор защитникам, не справившимся со своей задачей.
— Долго сказывать не стану, со стены разглядел, до самого стана путь чистый, токмо один бегунишко шастает, но с им уж управяца. В опчем за баб с дитятями уж нече преживать. Но по степи к нам так и движуца одержимыя, вскорости тута будут. Так што тута их и сдержим, хотя бы и не всех.
— Нас полторы калеки, болтов и стрел у вас тож крохи. Ловкач беспамятный лежит, а от молодых проку нет, токмо с бегунами сладить сможут. Заговоренный болт один у тя, чем сдерживать сбираеся? — это Феофан, так неожиданно переменивший позицию, смотрел на Деда Василия с вызовом.
— Скок смогем, стоко и сдержим. Ловкача, да девчонку Василинкину Тимошка с Настюхой доволокут как-нить до наших, Варюха тожить с ими. Втроем тута встанем, ты, я, да Пустой.
— Так чегой не вдвоём-то? Што мы тута насдерживам-то, в стане вместе с нашими воями встанем обороной, как надыть, там и сдержим. А тута нас троих сметут мигом!
— Не сметут, я Ямой улицу загорожу, вы с Пустым тварей сдерживайте, пока тянуть её буду, а как загорожу на всю ширь, тож уходите.
После сказанного Феофан замолчал, Настасья ахнула, Тимофей вытаращил глаза, а бледная и молчаливая до того Варвара нахмурилась и набросилась с упреками на крестного, позабыв о раненой руке.
— Чего ты удумал-то, сдурел совсем?! С прошлого раза месяц отходил, так там яма в человечий рост была и недолго совсем. А тут на всю улицу решил! Убиться решил, так надо было вниз головушкой со стены брякнуться, чтоб дурь в ту головушку не лезла! — я и не думал, что такая тихая, если сравнивать с Настасьей, девчонка, способна так запросто отчитывать без сомнений уважаемого всеми Деда Василия. Тот же Тимофей чуть ли не по струнке перед ним ходит.
— Тебя не спросил! Давайте уже чешите отсюда! Вона уж и Ловкач очухиваца, так што могете шустрее двигаца, шуруйте уж. — лежавший до этого недвижимым кулем воин вдруг зашевелился, открыл глаза и, не торопясь, поднялся, его слегка пошатывало, но в остальном все было в порядке.
— Чегой у вас тута делаца? — спросил он окидывая проясняющимся взглядом вставших неровным кольцом людей. Но его вопрос пропал в новой порции упреков Варвары в адрес крестного.
— Помирать мы тута собралися, значит?! А я что буду делать? Ты обо мне то подумал, дурак малахольный? Чего я тут одна делать стану? — бледное дотоле лицо молодой лучницы раскраснелось и пошло красными пятнами, а из глаз по щекам сбежали первые слезинки.
— Жить! — просто ответил хмурый парнишка, пристально вглядываясь в лицо крестницы и, будто не выдержав ответного взгляда, отвернулся.
— Васька, да зачем же ты тааак?! Не оставляй меняааа!!! — лицо девушки стало совсем красным, на влажное от слез лицо липли пряди волос. Она шагнула вперёд, протягивая к крестному руку, он обернулся, в ответ протянул свою. Сжал своими крупными грубыми пальцами хрупкую девичью кисть и тут же отпустил.
