Штуцер и тесак (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович (полная версия книги .TXT) 📗
– Кстати, о пушках, – сказал Багратион. – У этих орлов на вооружении списанные из арсенала орудия малого калибра. Тем не менее, они доказали, что дело не пушках, а в тех, кто из них стреляет. Мало того, рота Спешнева сумела отбить у неприятеля еще четыре орудия, которые, немедля применила против него же. Так, штаб-капитан?
– Так точно! – вытянулся Семен.
– Как удалось?
– Вюртембергцы оставили батарею без прикрытия. Платон Сергеевич, – он указал на меня, – разглядел это и предложил захватить. Мы прорубили просеку в кустарнике и, прячась за ним, зашли к неприятелю в тыл. Там перебили прислугу орудий, после чего увезли их к себе.
– Сколько людей потеряли?
– Шестерых убитыми и одиннадцать ранеными за весь день.
Увы, но так. Вюртембергцы тоже стреляли…
– Учитесь, господа! – Багратион повернулся к генералам. – Сегодня армия потеряла двенадцать тысяч человек. Разбиты или захвачены противником двадцать три орудия. А у Спешнева и потери малые, и орудий прибыло. Вот как нужно воевать! И ведь не скажешь, что на второстепенном участке стояли – в самое пекло отправил. Спасибо тебе, капитан, и тебе, лекарь! Признаюсь, сомневался, что выйдет толкиз вашей затеи. Какая отдельная рота, для чего? Ошибся. Вы и Неверовскому помогли, и орловцев выручили. Лично напишу государю о вашем подвиге. А пока благодарю за службу!
Багратион подошел к нам и по очереди обнял.
– А теперь слушай меня, капитан! – сказал, отступив на шаг.
– Штабс-капитан, – заикнулся было Семен.
– Не перечь командующему! – оборвал Багратион. – Ему виднее. Чин жалует государь, но после такого, считай, что он у тебя на шее, как и орден. Так вот, капитан. Этой ночью армия покинет Смоленск. Отход уже начался. Прикрывать назначена дивизия Паскевича [108], - он указал на генерала, рассказавшего о нашем участии в сражении. – Он просил дать ему роту, так славно показавшую себя в сегодняшнем сражении. Я согласился. Так что поступаешь в распоряжение Ивана Федоровича. Служи ему, как мне. Понял?
– Так точно, ваше сиятельство?
– Просьбы есть?
Семен замялся, и тут влез я.
– Нам бы артиллеристов, ваше сиятельство. Пушки есть, а стрелять некому. И еще зарядов. Сегодня, считай, все пожгли.
– Найдешь? – Багратион посмотрел на Паскевича.
– Да, ваше сиятельство! – кивнул тот.
– Свободны! – кивнул нам командующий.
Мы с Семеном сделали поворот кругом и направились к выходу.
– Руцкий! – окликнули со спины.
Я встал и повернулся.
– О тебе тоже государю напишу, – сказал Багратион. – Не мне решать, но считай, что то, чего желал, у тебя есть.
– Благодарю, ваше сиятельство! – поклонился я.
– Служи, Руцкий! За царем и Отечеством не пропадет. Адъютант в приемной даст вам кресты для отличившихся. Распорядитесь ими с умом. Все, что могу. Идите!
И мы пошли. В приемной Спешнев забрал у адъютанта пять Георгиевских крестов, и мы отправились в роту. По пути жались к заборам, пропуская уходившие из города войска. Шаркая подошвами и звеня амуницией, шагали мимо нас пешие колонны, под топот копыт катили повозки и артиллерийские упряжки, рысила кавалерия. В этот раз не было ни пения труб, ни дроби барабанов – армия уходила тихо. В наступившей темноте не было видно выражения лиц солдат и офицеров, но не приходилось сомневаться, что они не горят радостью. Зря. Захватив Смоленск, Наполеон вступит одной ногой в могилу. Второй угодит в Москве…
Этой ночью нам удалось поспать только пару часов. Сначала прибыли обещанные Паскевичем артиллеристы под командованием штабс-капитана Зыкова. Они с Семеном немного пободались на тему, кто из них центровой. Насчет Спешнева артиллерист не возражал, а вот мой статус ему не нравился. В ответ я спросил офицера: где его пушки, и с чего его, такого красивого, прислали к нам, а не наоборот? После чего штабс-капитан увял и согласился с заведенным в роте порядком. Мы разделили артиллерию и егерей на два отряда, один из которых возглавил Спешнев, второй – я. Для чего? Все просто – на узких улицах города восемь пушек в ряд не поставишь, да и сотне солдат тесно. Под командование штабс-капитана и его людей перешли захваченные у вюртембергцев орудия, Ефим остался во главе прежней батареи. Эту новость старый фейерверкер встретил ворчанием, пробормотав что-то насчет скорых на чужое добро. Трофейные пушки пришлись по душе хромому артиллеристу. С его слов этим бывшим четырехфунтовкам рассверлили стволы под шестифунтовый калибр [109] вследствие чего орудия вышли легкими и грозными одновременно. Но прибывшие к нам артиллеристы имели дело как раз с такими, на нашу мелочь их пришлось бы переучивать, а на это не было времени. Поэтому Семен оборвал ворчание Ефима, приказав тому заниматься делом. Вязать заряды, к примеру. Порох и картечь нам подвезли, как и стаканы с ней и ядра для шестифунтовок. Доставили провизию и свинец в прутках для ружей – Паскевич сдержал слово. Егеря готовились к сражению: чистили ружья, отливали пули, катали патроны. Фурлейты кормили и обихаживали коней. Раненых отправили за Днепр. Они умоляли оставить их в роте, пришлось объяснить, что не бросим. Полежат в леске под присмотром фурлейтов, а затем подберем их после оставления Смоленска. Здесь только руки связывают. Оставалось верить, что так и случится: рота уцелеет или, по крайней мере, выйдет не слишком потрепанной из мясорубки городских боев. Я на этот счет иллюзий не питал.
Спалось мне плохо. В доме было душно, и я устроился на попоне в саду, примостив голову на седло. Лежал между яблонями и пялился в звездное небо. В голове крутились невеселые мысли. С чего я лезу под пули? Сегодня, вот, едва не грохнули, хорошо, что случился заколовший немца егерь. А ведь совсем недавно собирался просто выжить. Мог бы напроситься в сопровождение графине, она бы не отказала. Из претендентов на руку дочери меня исключили бы, конечно, ну, и бог с ним. Не пылаю я чувствами к Грушеньке. Барышня она, конечно, милая, приятная во всех отношениях, но сказать, что влюблен… Как-нибудь бы устроился. Связи в этом обществе рулят, замолвила бы графиня словечко, и получил бы я нужные бумаги. Открыл бы врачебную практику. В болезнях разбираюсь лучше местных лекарей, не пропал бы. Прожил бы тихую и мирную жизнь, и скончался бы на руках жены и детей. Отвезли бы меня на тихое кладбище, где упокоили под крестом или каменной плитой. Видел я такие плиты на деревенском погосте, с 19 века сохранились. Деревня, где я рос, некогда была имением богатых помещиков, там их и хоронили. А здесь приласкают ядром или пулей и бросят гнить в поле. В горячке сражения ранеными некогда заниматься, что говорить о мертвых? На Бородинском поле их остались десятки тысяч, трупы лежали до поздней осени, пока, наконец, у вернувшихся властей не дошли руки до погребения павших. Чего мне надобно? Помочь предкам? Они и без меня справятся. Тем более, что моя помощь может выйти боком. Не было в моем мире такого масштабного сражения под Смоленском. Здесь оно и началось позже, и проходило иначе. Потери русской армии оказались выше, чем в тот раз. Понятно, что и французов легло больше, но вот стоило ли убивать их здесь? И без того сдохли бы. А вдруг Наполеон, впечатленный этой битвой, передумает идти к Москве? Останется здесь, подтянет подкрепления, и ударит на Петербург? Или, того хуже, плюнет на кампанию в России и вернется в Париж? А это писец. Не случится антинаполеоновской коалиции, а одной России войну с Францией не потянуть, не хватит сил. Наполеон укрепит власть в Европе и со временем – сам ли он или его потомки – осуществит вековечную мечту Запада превратить Россию в колонию. Будут сидеть в наших поместьях мсье и, потягивая винцо, наблюдать, как горбятся на полях русские рабы. Как говорил известный деятель: «Хотели, как лучше, а получилось, как всегда». Зачем же тогда шебуршусь?
Я знал ответ на этот вопрос. Думаете, с чего работал в скорой, а не, скажем, помощником врача в клинике? Ведь звали – и не раз. Только скучно мне ходить на работу, как в офис. С чего я прибился к реконструкторам и ездил на их тусовки? Потому что даже в скорой драйва не хватало. Почему в областной больнице скорой помощи знали: если доставленный в приемный покой алкоголик буянит и лезет с кулаками к персоналу, нужно звать Руцкого? Потому что тот возьмет буяна за шкирку, отведет в кладовку, где вдумчиво поговорит. После чего синевы у «резкого» в некоторых местах добавится. Жалобу в милицию напишет? Хоть десять сразу! Кому поверит следователь: алкоголику, которого привезли в больницу с двумя-тремя промиллями в крови, или почтенному фельдшеру, который денно и нощно спасает жизни людей? Откуда синяки у жалобщика? Так в силу своего состояния дверные косяки по пути в палату рожей считал. У нас на то куча свидетелей. А еще лез с кулаками к врачам и сестрам, поливая их матами. Неплохо бы протокольчик составить на нарушителя и в изолятор его – суток на пятнадцать. Спасибо за понимание, товарищ капитан! Да, конечно, в следующий раз проследим, чтобы синяков было меньше. Удержим болезного от членовредительства. Мы люди гуманной профессии и понимаем, что лечить нужно всех, даже пьяное чмо. Хотя лично я бы не стал. Пусть дохнут под забором…
