Прокаженный - Разумовский Феликс (бесплатные книги полный формат .txt) 📗

Вот и сейчас, едва первое отделение концерта, посвященного очередной депутатской сходке, закончилось и народные избранники потянулись в буфет, Трясогузка сразу поняла, что глаз на нее уже положен. И весьма плотно…

Высокий кавказец с влажными глазами навыкате, поблескивая всеми своими фиксами, этих самых глаз с нее не сводил, и Тамара, прикинув, что клиент уже дозрел, одарила его многообещающей улыбкой. Сигнал был принят и правильно понят — любвеобильный сын гор приблизился к ней и, представившись Асланбеком Цаллаговым — депутатом от какой-то там горной автономии, по-простому пригласил девушку в кабак. Все верно, кто ее ужинает, тот ее и танцует. Не сразу, конечно, но согласилась Тамара, застенчиво так, кивнула головой и, мимоходом обозвавшись генеральской дочкой, повлекла народного избранника в свою «семерку», а по пути в «Асторию» была грустна, нежна и все тихо убивалась по отъехавшему сегодня в Англию супругу.

В кабаке было славно — икорка под шампанское шла отлично, галантный кавалер все порывался сплясать, а Трясогузка его просила деньги зря не тратить и мило повторяла с улыбкой на лице:

— Ах, Асланбек, не надо «Сулико» note 176, прошу вас, не надо.

Наконец само собой вышло, что поехали к Тамаре. Поднимаясь по широкой мраморной лестнице на пятый этаж в заангажированную специально для подобных случаев квартиру, сын гор к своей даме прижимался страстно, алкал, а та хоть и улыбалась в ответ, но была наизготове и помнила, что самое главное впереди.

Обычно хорошо работал вариант с супругом-рогоносцем, когда клиент уже лежал под одеялом, но пока еще не на Тамаре, а та, услышав скрежетание замка, вдруг вскакивала с койки и, замотав свои девичьи прелести простынкой, шептала в ужасе: «О, это муж мой. Он этого не вынесет! Застрелит нас уж точно». При этом она крепко прижималась к партнеру, не давая тому надеть даже исподнее. Сразу же после этого распахивалась дверь, и в комнату врывался Купец, прикинутый и при саквояже, — сходил с ума от горя, пытался выпрыгнуть в окно, потом застрелиться, но, передумав, подносил наган к седеющему на глазах виску клиента. Прикрываясь собранными в один большой узел шмотками, клиент бежал одеваться куда-то на лестницу. Вечно же недовольный чем-то Купец, шевеля губами, пересчитывал содержимое его карманов и фальшиво напевал: «Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути».

Еще неплохо работал вариант с братаном-чекистом, который уже застрелил шестерых любовников своей легкомысленной сестры и останавливаться, похоже, не собирался. А вот тема с родным дядей Васей, больное сердце которого, подорванное на Курской дуге, не выдерживало увиденного позора, — иссякла, потому как времена настали тяжелые, и клиент, впрочем, как и все остальное, мельчал…

Оказавшись мужчиной страстным и в своих желаниях необузданным, Асланбек Цаллагов пристал к Тамаре как банный лист и, в мгновение ока разоблачившись до замечательных голубых подштанников с красными кавалерийскими лампасами, принялся сдирать с нее фирменный туалет от Кардена.

— Я сама, дорогой, я сама, — зашептала Трясогузка, страшно переживая за дивное, нежно-розовое платье аж за триста баксов, а депутат уже мастерски завалил ее, разложил на тахте и, стянув колготки, бросился в атаку.

— Безумный! Безумный! — игриво отбивалась Тамара, думая про себя: «Сволочь, Купец, где он, падла?» Потом вдруг жеманно улыбнулась: — Подожди секунду, милый! — Расстелила койку по полной программе, сама разделась и нырнула под одеяло.

Не веря такому счастью, депутат стянул подштанники, радостно заржал и едва вознамерился залечь, как спектакль начался. Словно буря ворвался оскорбленный муж, долго плакал, потом тряс пушкой, затем выставлял клиента из денег, а Трясогузка внезапно почувствовала, как что-то мягко сжало ее мозг, в глазах потемнело, и от приступа бешеной злобы ее даже затрясло. Господи, какие же скоты вокруг, мерзкое похотливое стадо! Только-то и знают, что жрать, трахаться и рвать друг другу глотки… Не люди — звери…

Ненавидящим взглядом она окинула широченную, обтянутую лайкой спину подельника, потом посмотрела на волосатую грудь народного избранника я, коротко вскрикнув, внезапно со всего маху ударила Купца тяжелой металлической пепельницей по башке, стараясь попасть в висок. Крякнув, он повалился на сына гор. Услышав, как грохнулся об пол наган, Тамара Петровна, не глядя, подняла его и дважды выстрелила в любителя женских прелестей, причем целилась она в его мужское достоинство.

Наставив ствол на уже неподвижные тела, она давила на спуск до тех пор, пока боек сухо не щелкнул. Тогда, захохотав в последний раз в жизни, Трясогузка вскочила на подоконник и смело шагнула туда, где через мгновение ее приняли мрак и покой…

Ночью Сарычеву приснился странного вида старец. Он был сед, однако проворен и крепок. Возраст его был неуловим, как быстро текущая вода.

— Мы ведь с тобой офени. — Он подмигнул, но лицо его было серьезно. — Ковров, Шуя, Холуй, Вязни-ки, здесь сплошь офени были. Ходоки, ходебщики, коробейники. Эх, полным-полна моя коробушка, ты понял? Только мы с тобой не простые офени, мы мазыки note 177

Скороходы, игрецы, потешники. Знаешь, умный дурак лучше дурного умника. Еще нас кличут забавниками, а забавать — значит заклинать, заколдовывать. Чуешь, откуда ветер дует? Емеля на печи хоть и дурак, а ведь творит-то чудеса. И вот тебе история-быличка, хочешь слушай, хочешь нет.

Сказывают люди бывалые, будто бы посередке Уральского кряжа стоит Чекан-гора. Не высока, не мала, дремучие леса вокруг. Так вот под ней есть лаз, что ведет в пещеру, где Хозяйка горы Медной хранит цветок каменный. Толком-то его не видел никто, одно говорят, когда расцветает он, льется белый свет в мир и наступают хорошие времена. Жизнь течет, как молочная река в берегах кисельных. Только те времена давно прошли. Нынче-то цветок каменный лепестки сложил. Тьма покрыла жизнь, безвременье.

А теперь слушай главное. — Старец приблизил к Сарычеву худое, морщинистое лицо и дал заглянуть в белесые, выцветшие от времени глаза. — Говорят, если на Маслену, когда приходит бог Ярило, отвести чары Мора-Мороза note 178, зайти в ту пещеру с молодицей и любиться страстно, то открывается лаз в страну, где этих каменных цветков как на куртине. Только надо, чтобы молодицу ту звали не Прихотью и не Похотью. Имя ей должно быть — Хоть, суженая, единственная, даденная судьбой… Потому как деньги да обман правят миром, страх правит в душах людских, и лишь любовь способна чудеса творить.

Старец улыбнулся неожиданно белозубо и пошел по лугу, оставляя на росах дымчатый след. Спина его была изломана на дыбе.

Проснулся Сарычев поздно. Рыбу он все-таки пожарил, как и хотелось, с картошечкой и лучком. Выспавшийся и сытый, он нахально напросился в гости к Маше, решив по пути купить ей и медвежатнице торт, а котам по баночке рыбной «Пурины». Потом, сообразно нынешнему своему статусу, нацепил кобуру с именным стволом, захватил содержимое овечьей шкуры и пошел к машине.

На улице заметно потеплело, на голых ветках уже вовсю чирикали воробьи. Пахло весной. Щурясь от солнечных лучей, Сарычев нагрел двигатель и, кинув на заднее сиденье шапку, в которой стало жарко, начал выруливать со двора. Колеса «девятки» расшвыривали во все стороны размокшее снежное месиво, а с огромных сосулек, нависших над головами прохожих, громко капало — видно, скоро «шиповку» снимать придется.

А где-то через час, ощущая на ладони щекочущие прикосновения шершавых язычков, он уже кормил с руки котов и смотрел, как Маша перед тем, как поставить в воду, разбивает молотком стебли принесенных им роз. Отчего все прекрасное в этом мире неразрывно связано со страданиями? Однако никого вокруг высокие материи не занимали — Лумумба со Снежком, наевшись, залегли на отдых, Райка, сделав стойку, одобряла торт, а в комнате звенела посудой Маша, и вскоре майора позвали пить чай.