Помор - Большаков Валерий Петрович (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗
— Оцень метко!
— Тогда твоя задача простая — продырявь им все фляжки!
— Холосо!
— У-Йот! Собери сушняка на пару хороших костров и сложи на флангах. Зажгём, когда стемнеет, а то как бы они не обошли нас в темноте.
— Йа, йа! Йаволь…
Чуга поостерёгся ложиться на раскалённый песок и устроился на коленях за каменными глыбами. Щель между ними напоминала бойницу. Савва забрался на вершинку низенькой скалы, похожей на постамент без памятника, и скорчился там. Манза с немцем застыли по сторонам, справа и слева.
Облако пыли стало близким настолько, что Фёдор различил отдельных всадников. Кони перебирали ногами из последних сил, высунув сухие языки. «Чего вот над животинами-то изгаляться?» — подумал Чуга и выстрелил. Пуля сбила сомбреро, и помор узнал Хорхе, вертухая не из самых вредных.
— Эй! Стойте где стоите! — прокричал он на корявом испанском. — А то ляжете!
— Сдавайся, гринго! — завопил здоровый мексиканец в чёрной широкополой шляпе с плоской тульей.
По голосу Фёдор узнал Мигеля Баку и нажал курок. Лицо Баки, припорошенное белой пылью до такой степени, что походило на грим Пьеро, украсилось красной кровью. Мигель взмахнул руками и свалился с коня.
В тот же момент привстал Коломин и выпустил три пули. Мексиканцы, утомлённые дорогой и обезвоживанием, ответили с запозданием — Савва уже упал на камни, а ответный свинец щёлкнул по скале на третий удар сердца.
Уве-Йорген стрелял прицельно. Первый раз он не попал, зато второй патрон был истрачен не зря — мексиканец на красивой белой лошади схватился за грудь почти театральным жестом и рухнул коню на шею, безвольно свесив мёртвые руки.
— Попал!
Ван словно дожидался, когда мексиканцы развернут коней, чтобы, не дай бог, животных не подранить, и сделал четыре быстрых выстрела. Никому не причинив смерти, манза добился желаемого — из полупустых фляжек мексиканцев струйками забрызгала вода, утекая безвозвратно.
Ругаясь последними словами, нападающие отступили — державшие оборону подгоняли их меткими выстрелами, убив ещё одного и ранив троих.
— Их осталось восемь человек! — доложил Коломин, не поднимая головы. — По двое на каждого!
— Если они дождутся темноты… — медленно проговорил Чуга.
— А смогут ли? — перебил его Савва. — Они догнали нас, потому как скакали без отдыха, почти загнав коней. И воды у них нет!
— Ван! — окликнул китайца помор. — Сколько ты фляг пробил?
— Пять или сесть! Две или тли осталось.
— Отличненько… Стало быть, подерутся за воду-то.
Мексиканцы засели за камнями, валявшимися на «берегу» арройо, сухого русла ручья, в низинке. Если хорошенько поработать, можно докопаться до сырого песка. Наберёшься терпения — и на дне ямы наберётся со стакан мутной воды…
Терпения, однако, не хватило. До Фёдора донёсся взрыв проклятий и сухой звук выстрела, после чего двое всадников — с целыми флягами! — потрусили назад, на юг, часто оборачиваясь и грозя стволами «товарищам».
— Если повезёт, — проговорил Коломин, — доберутся до Тотемных холмов, а если нет…
Чуга посмотрел в желтовато-медное небо, где кружил гриф-стервятник. Если нет, пернатому достанется конина и человечина на обед.
Добрый час не было заметно никакого движения, лишь однажды тоскливо заржал конь. А потом над вывалом камней замелькала тряпка, имевшая отношение к белому.
— Не стрелять! — скомандовал помор, испытывая облегчение. Любой мир лучше войны.
Тощий мексиканец, спотыкаясь и брякая шпорами, подошёл поближе и сказал:
— Мы предлагаем вам сдаться. Хефе гарантирует всем вам жизнь!
— А вот мы вам не гарантируем, — усмехнулся Фёдор. — Передай своему хефе следующее: вы сможете напиться и убраться отсюда живыми, если сдадите всё свое оружие и патроны. Тогда мы уйдём — и пейте, хоть залейтесь!
Иллюстрируя сказанное, Чуга приложился к фляге, сделал три больших глотка и сказал по-испански, отпыхиваясь:
— Никогда бы не поверил, что в пустыне можно испить холодненькой…
Переговорщик судорожно сглотнул, повернулся и побрёл обратно.
Начало темнеть, небо расцветилось в багрец и золото. Дальние горы потемнели, окрашиваясь в тёмно-розовый оттенок, исполосованный глубоким малиновым огнём. Уве-Йорген разжёг костры на холмах. Их оранжевый свет протягивался в пески, выхватывая одинокие кактусы и гоняя тени.
— Идут!
Фёдор, притомившийся ждать, выглянул в «бойницу». Давешний худой брёл по пустыне, ведя за собою коня. Бедная животина еле ступала. Казалось, толкни её — и упадёт.
— Я привёз винтовки и револьверы, — подал голос переговорщик, — и патроны…
— Проходи.
Лошадь взобралась на пригорок, дрожа от слабости, и тут почуяла воду. Тихонько заржав, она вырвала поводья и поспешила к пруду. Коломин пошагал следом.
— Шесть винтовок, — деловито сообщил он, освобождая коня от вьюка, — уже вижу… Так, револьверы… Семь, восемь, девять штук. Патроны…
— Патроны забираем и уходим, — решил Чуга. — И парочку «кольтов». У-Йот, фляги полны?
— Тоферху… Доверху.
— Седлайте коней!
…Когда на небе вспыхнули первые звёзды, четверо беглецов покинули маленький оазис, держа к границе Соединённых Штатов.
Глава 21
ЗАПАДНЕЕ ПЕКОСА ЗАКОНА НЕТ [172]
Фёдор направил коня в мелкую Рио-Гранде. Гнедой, уже вдоволь напившись, весело шлёпал копытами. Казалось, ему нравилось брызгаться.
Склонившись с седла, помор зачерпнул ладонью воды и отёр лицо, смывая белую пыль Чихуахуа, корочкой налипшую на потную кожу и неприятно её стягивавшую. Господи, какое же это счастье — вода!
Выбравшись на американский берег, он огляделся.
Пустыня подступала к самой реке, легко «форсируя» её и наступая на земли Техаса. И только горы Чисос вставали на её пути, обороняя Биг-Бенд — Большую Излучину. Но Чихуахуа не сдавалась, насылая ветра и пылевые бури, — век за веком песок точил скалы, сдирая с них крупинку за крупинкой.
— Ну вот и добрались, — с блаженной улыбкой сказал Коломин.
Его конь стоял по брюхо в воде, но на берег не спешил — пил да фыркал от своего лошадиного счастья.
— Ещё не добрались, — хмыкнул помор.
— Ну почти что дома!
— То-то и оно, что почти… Дорогу-то показывайте!
— А вона по берегу и двинем. Возьмём маленько к востоку — и на север. Выйдем к Пекосу [173] где-то в районе «конской переправы», Хорсхед-кроссинг называется. И вдоль по реченьке!
Фёдор выехал к скалистому хребту, изрезанному расщелинами и водостоками, отмеченными мелким белым песком и редкими засохшими агавами. По всей долине забытыми ребристыми колоннами торчали гигантские кактусы сагуаро, кое-где достигая высоты четырёхэтажного дома. Если такой колючий ствол рухнет, то запросто раздавит пару лошадей, весу в нём хватит… [174]
Долина сужалась, уходя к перевалу. Белёсые холмы, увенчанные оранжевыми скалами, были испещрены пятнами зелёного можжевельника и тускло-серебристой полыни. Выше будет прохладней, там за скудную почву Биг-Бенда упорно цепляются дубы, кедры, тополя…
— Вперёд, Ван! — крикнул Чуга, оборачиваясь. — Вперёд, ребята! Мы в Техасе!
«Ребята» радостно завопили, и лошади им вторили ржанием, словно предвкушая сладость техасских трав.
…С давних пор по рекам проводили границы. Пекос вроде бы не такой поток, чтоб по нему рубежи охранять, тем не менее межою река служила-таки, по крайней мере, в позапрошлом 1866 году, отделяя владения команчей и кайова от земель, освоенных белыми.
Свой «фронтир» провела по Пекосу и сама природа. К правому берегу реки подходила Чихуахуа, а по левому тянулся край плато Льяно-Эстакадо, возвышаясь на тысячу футов. На севере это степное плоскогорье с редкими чахлыми акациями весьма засушливо, хотя встречаются и озерки с солоноватой водой — тогда деревья сбиваются в чащи, а вокруг зеленеют травы. Плато, как порезанный на куски пирог, рассекали глубокие каньоны. Порой их стены отвесны, а там, где склоны опадали не так круто, к ним лепились полудохлые кедры, измаявшиеся от безводья.
