Багатур - Большаков Валерий Петрович (книги онлайн бесплатно txt) 📗
Коня, украденного Пончиком у монголов, покормили сеном, а самого «конокрада» угостили наваристыми щами да сытной кашей с мясными обрезками. Вина в монастыре не держали, зато горячий сбитень готовили на славу.
Осоловевший, до смерти уставший Александр удалился под вечер в свободную келью и прилёг. От решётчатого оконца, хоть и заделанного слюдой, ощутимо несло холодом, но толстое овчинное одеяло обещало сон в тепле. Иное тревожило Пончика — обитель скрывалась за густым ельником, но мирская суета заглядывала и сюда — после того как погас закат на западе, полнеба воспылало на востоке. Это горел Владимир.
Шурик лежал под одеялом, моргая на низкие своды, по которым перебегали тусклые красные отсветы, и думал. Доберутся ли сюда монголы? Спасётся ли обитель — и он вместе с нею? Будем надеяться, что спасётся… И что? Дальше-то что делать? К следующему князю идти? К какому? Или на Сить переться? А зачем?
— Господи… — прошептал Пончик в тоске.
Как же он не хочет всей этой «свинцовой мерзости жизни»! Как же горячо его желание избавиться от этого ада, где кровь стынет на снегу! Но что толку? Он, как тот ребёнок малый, что глаза зажмурит и думает, что от этого чудища исчезают. Не-ет, малыш, когда ты закроешь глазки, монстры как раз и приступят к обеду — пооткусывают твои ручки и ножки, кишочки всосут, аки макаронинки… Господи, что ж ему делать-то? Как жить? И где? И с кем? Война идёт, и жизнь проходит… Страшно жить в этом времени, ох и страшно. Главное, ни в чём уверенным быть нельзя, даже в том, что ты завтра проснёшься живым, что не зарежут тебя, не спалят твой дом, не порубят сыновей, не надругаются над женой и дочерью. А уж если в основе основ полагаться не на что, то как вообще жить? Сегодняшний день проживать, не загадывая на завтра, как зверушки с пичужками? Так я ж человек вроде, мне по чину полагается о будущем думать, планы строить, надежды лелеять, мечтать. Но живут же как-то местные! Прожили день — и рады-радёшеньки, что не сгубил их никто, не разорил грабежом или податями, не отличимыми от сущего разбоя.
Ах, до чего же спокойно в будущем! Ни забот, ни хлопот. Иным ещё и скучно становится, кровь в них играет, адреналину требует, и начинают экстремалы по лезвию бритвы хаживать, утех искать на грани смерти, придумывать себе опасности, недополученные в обычной жизни. Сюда бы их, в это время дурацкое, где вся жизнь — сплошной экстрим! То-то бы натешились!
Может, в Европу податься? А что Европа? Там сейчас такие же сволочные порядки, как и на Руси. Такие же вельможи разгульные, только не князья, а графья разные да маркизы. И грязь везде, смрад, улицы-помойки, улицы-уборные, и скоро начнутся поветрия, придёт чума. А святая инквизиция уже пришла, наверное, еретиками небо коптит… Господи, куда ж ему податься?
Так ничего и не решив, Александр уснул.
Два дня спустя Пончик, как и обещал, собрался покидать Вознесенский монастырь. Осип пошёл на поправку, уже и голос свой блеющий присоединял к братии, служащей молебен. Монахи собрали Александру еды в дорогу, а после и огорошили странствующего лекаря известием о том, что отец Мокий, игумен тутошний, благословил брата Вахрамея в дальний путь, на битву с ворогом.
Надо ли говорить, как рад был Пончик! Вдвоём-то завсегда веселее, особливо ежели твой товарищ высок и статен, косая сажень в плечах, а в руках такая силища, что вот сойдётся Вахрамей с медведем, неизвестно, на кого ставить и кого жалеть.
Вывел монах крепкого, под себя, коня, и поскакали они с Александром к северу, далеко обходя разорённый Владимир. Впрочем, предосторожность оказалась излишней — тумены уже покинули стольный град. Истоптанные снега, перемешанные с грязью и навозом, указывали путь к Юрьеву-Польскому. Пончик и Вахрамей, как Санчо Панса и раздобревший, накачанный Дон Кихот, направили коней туда же.
— Ежели наших искать, — рассудительно сказал Шурик, — то князья на реку Сить подались, додумались наконец-то собраться вместе и ударить сообща. Все, конечно, не придут, под руку Юрия Всеволодовича не встанут, гордыни в них пуще дурости намешано… Я уж и не знаю, к кому там пристать. Угу…
— Проберёмся на Сить, — решил монах, — там и сыщем, к кому приткнуться. Князей много, им бы ишшо ума поболе да сраму… Цены б им тогда не было!
— Что да, то да, — вздохнул Александр. — Да они везде такие, не одни мы маемся с горе-владыками.
— А ты бывал ли в странах дальних? Видал ли, как оно живётся за морем-то?
— Бывал… — протянул Пончик. — И в Константинополе бывал, и в Риме, и у арабов.
— Ух, ты! Повествуй.
И Александр принялся повествовать, следя за тем, как бы не брякнуть лишнего — всё ж таки, триста лет минуло, много чего переменилось, но откуда монаху из затерянной в лесах обители знать, как оно было раньше и как стало теперь?
— Константинополь, он большой, на нём Владимиров штук пятьдесят уместится. И народу столько же. Дома там все каменные или из кирпича, и улицы камнем мощены — у нас брус деревянный стелят, а у них плиты гранитные да мраморные. И там стоит самый великий храм на всём белом свете — собор Святой Софии. Он очень, очень большой. Весь ваш монастырь под куполом его уместится.
— Да иди ты! — сказал Вахрамей впечатлённо.
— Вот те крест! А рядом дворцы императорские, их много, один другого краше. Священными Палатами прозываются. Император может вообще дворцов своих не покидать — там у него всё есть, и церкви свои, и бани, и всё что хочешь. И ещё там есть Ипподром…
— А это что за диво?
— А это… Понимаешь, Вахрамей… Ну, это как огромное поле, а вокруг него много-много лавок — на сто тыщ человек. Ближние лавки пониже, дальние повыше — чтоб всем видно было.
— А что видно-то? Они что, поля не видали?
— А это не простое поле, они там состязаются — на конях скачут, кто кого быстрее, а самого быстрого золотом награждают.
— Здорово… — протянул Вахрамей, убеждённый в том, что «Ляксандра» брешет про всякие «подромы», но как же складно у него выходит!
Время текло незаметно, припасов хватало. На ночь устраивались у костра, запаливая долгогорящую нодью, [139] а с утра двигались дальше.
Выйдя к Юрьеву-Польскому, спутники пришли в изумление, обнаружив город несожжённым, а жителей его живыми и здоровыми. Всё объяснялось просто — Юрьев-Польский [140] не сделал и попытки к сопротивлению, зато исполнил в точности все требования Бату-хана. И данью откупился, и коней дал, и кормов, и припасов разных.
Юрьев-Польский представлял собой совершенно круглую в плане крепость, занимавшую мыс между речкой Колокшей и её притоком Гзой. Таким образом, речная вода обороняла город с востока, юга и запада. Трое ворот вело в Юрьев-Польский, а дороги к тем вратам обступали посады. Городишко выглядел чистеньким и приятным. Над стенами возвышались купола новенького Георгиевского собора, неподалёку поднимались колоколенки Михайло-Архангельского монастыря.
— Гляди-ко, — кивнул Вахрамей, — народ, что мураши, бегает, когда в муравейник веткой ткнёшь. Видать, прижали их татары! Вытребовали, что хотели, а этих теперича жаба душит!
— Похоже на то, — кивнул Пончик.
Проехав по слободе, они наткнулись на величественного старикана с седого бородой, спадавшей на широкую грудь, — надо полагать, богатырём уродился дедок.
— Старче, — обратился к нему Александр, — давно ли монголы прошли?
Дед насупил густые белые брови, пошевелил ими и ответил, складывая руки на клюке:
— Вчерась были. Много сена позамали, да жита, да овса… И себя тож не обидели — отхватили мясца с хлебцем, да под винцо…
— Не обижали?
— Дык, кто обиду не спустил, тех похоронят скоро. Мало таких сыскалось, перевёлся народишко. Вот в наше время…
— А куда они потом двинулись? — перебил старика Пончик.
— Мунгалы-то? А кто куда…
Из долгих расспросов дедка нарисовалась общая картина: отсюда, от Юрьева-Польского, монголы двинулись облавой по всему краю, разыскивая беглого великого князя Юрия Всеволодовича, рать собиравшего. Один тумен ушёл к северо-востоку, к Костроме и Галичу, основные силы устремились на запад, к Волоку Ламскому и Твери — и «Батыга», и «Себедян-богатырь», и «У рдю», и «Куюк», и «Меньгу», а тумен «Бурондая», усиленный булгарской конницей и пешцами из Нижнего Новгорода, [141] направился на север, к Переяславлю, к Ростову, к Угличу.
