Разрушенная - Терри Тери (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗
— Ладно, поехали, — говорит Бен. — Синее, синее море. Запах рыбы и чипсов. Женщина… Я вижу женщину. Моя мать? — Он начинает ее описывать, но говорит, что это не его родная мать. Потом голос его меняется на детский, с пронзительной ноткой паники. — Мамочка? Мамочка?
— Все хорошо, Бен. Я с тобой.
— Кто такой Бен? Я — Нейт. Мамочка? Кайла? — Голос снова нормальный. — Я помню маму!
— Хорошо, — подбадривает его доктор Лизандер.
Он молчит.
— Бен?
— Здесь. Не успеваю все сказать. Иногда я как будто там, а иногда словно смотрю на фотографию.
— С памятью так бывает. Что ж, я собираюсь восстановить последние глубокие связи. Это довольно сложно.
— Буду знать.
— Описывай свои ощущения.
Бен говорит быстро, называет людей и места. Потом…
— Кайла?
— Да?
— Группа. Я опоздал. Прибежал, а ты уже там. Новенькая. Я помню! Помню, как в первый раз увидел тебя, такую красивую, бесподобную.
Знаю, он не может ни почувствовать, ни ответить, но только еще крепче сжимаю его руку и удерживаю слезы: работает. Он помнит меня.
Бен вдруг охает.
— Больно. В боку… боль обжигающая…
— Да, у тебя там шрам, старая колотая рана, — успокаивает его доктор Лизандер. — Что еще? Бен? Отвечай!
— Нет. — Голос меняется. Злой… — Нет!
— Бен? Бен?
Ответа нет.
— Бен? — Это уже я. — Нейт? Ты как?
— Денди. Я — денди, спасибо, что спросила. — Облегченно выдыхаю. Но что с его акцентом? Не столько сельский, сколько лондонский.
— Мы уже почти закончили, — сообщает доктор Лизандер.
Вскоре сканер и инструменты убирают. Вытирают Бену капельку крови под носом. Вот и все.
Глаза его закрыты — дозу седативных увеличили, и теперь он будет спать.
— Иди домой, Кайла, — говорит доктор Лизандер. — Сейчас отправим его в отделение для выздоравливающих. Пока спит, проведем мониторинг. Дня через два будем знать, как все прошло.
Но я остаюсь. С Беном или Нейтом, — кто бы он ни был. Главное — теперь он меня помнит.
ЭПИЛОГ
Позднее лето. Я настояла на том, чтобы пройтись одной. Скай прыгает рядом — такой же резвый, хотя все еще прихрамывает. Иду, а мысли вертятся и вертятся. Столько того, что мотивировало меня долгое время, попытки узнать, кто я такая и откуда… Каждое новое откровение разбивало стены в моей голове, но имело свою цену. Закончится ли все сегодня?
Каждый ищет что-то. Или кого-то. То, чего недостает. Почему же я должна быть исключением?
Маминого сына, Роберта, так и не нашли, но она не сдается и продолжает искать, с помощью ПБВ, ставших теперь государственным агентством. Мак и Эйден посвящают работе в нем все свое время.
Мама отказалась баллотироваться в премьер-министры, хотя видеть ее в этой должности хотели многие. Грегори, с которым мы видимся время от времени — кем бы он ни был в прошлом, теперь он мой дедушка, и многие перемены к лучшему произошли благодаря ему, — заметил, что люди, достойные власти, не хотят ее, а жаждущие, наоборот, ее недостойны. К какой именно категории Грегори относит себя, он не сказал. Так или иначе, власть досталась какому-то новичку, страстно ее желавшему, и новому правительству, а Ди-Джей и его друзья некоторое время присматривали за ходом дел.
Будет ли теперь все в порядке? Время покажет, но я уже не уверена, что все в порядке. Границы открыты, отовсюду в страну идут новые технологии, интернет-каналов не сосчитать, а подключиться к ним проще простого с разными портативными устройствами. Любопытные путешественники торопятся посмотреть, какими мы были до того, как стали такими же, как они. Грегори говорит, мир спешит не для того, чтобы спасти кого-то, а чтобы заполучить рынок для сбыта своих игрушек.
Закон о молодежи отменен, и теперь я делю квартиру в Кезике с Мэдисон. Как и предполагал Лен, ее держали в сланцевой тюрьме и выпустили с другими незаконно удерживаемыми заключенными. Финли вскоре после моего побега ушел в подполье и вышел, когда опасность миновала. Мэдисон не та, что прежде, но с нашей с Финли помощью идет на поправку.
Стеллу я вижу пару раз в неделю; хрупкое доверие между нами мало-помалу крепнет. Она постепенно примиряется с тем, что сделала Астрид, и с тем, что отец не стоит за моим исчезновением. Ей куда тяжелее смириться с тем, что я отказала доктору Лизандер, предложившей постараться вернуть мне воспоминания, но я сыта этим по горло. Отныне никто, кроме меня, не будет решать, что мне помнить, а что забыть.
Пока работаю в национальном парке. Лен значится в списке пропавших без вести; он погиб в сражении с приспешниками Астрид. Здесь, в вышине, над миром, попирая ногами вечные горы, я ощущаю такое облегчение, такую легкость, такое освобождение от тягот и забот, какого не испытывала еще никогда. За этим на самом деле я и приехала в Кезик вопреки уговорам мамы и Эми. Горы — единственное место, где я могу спокойно размышлять о чем угодно.
Я все еще могу вернуться в школу, а потом, когда-нибудь, пройти соответствующую подготовку и стать учителем рисования, как Джанелли. Когда-нибудь, но не сейчас. Счастливые детские личики — сейчас это не для меня, особенно после того, как Зачищенных малышей из экспериментального приюта Астрид нашли… мертвыми. Приспешники Астрид убили их, чтобы скрыть творившиеся в приюте преступления, но избавиться от тел не успели.
По крайней мере я знаю, что Эди выжила, что Бен не выдал лордерам ее адрес, а их дом был пустой в тот день, потому что мать и дочь услышали о расстреле у Колледжа Всех Душ и успели скрыться.
Я навестила их после возвращения домой. Эди разрешила мне оставить Мюррея себе, потому что я даже более одинокая, чем она.
Насколько мне известно, это единственный пункт, по которому Бен сказал правду, все остальное утонуло во лжи. Он вел игру достаточно долго, имея целью выйти из больницы, а потом правда стала понемногу выходить наружу. Выяснилось, что преступления, заслуживавшие такого наказания, как Зачистка, он совершал и раньше, еще до нашей встречи. Еще он сказал, что счастливым был только тогда, когда носил на руке «Лево».
А потом Бен украл машину и исчез. О его местонахождении ничего не известно. Я знаю только одно: со мной он быть не хочет. Почему, отчего — это, в конце концов, неважно.
Знала ли я, что так будет? Предвидела ли такой поворот? Зачищенная или нет, я никому не могла причинить боль, а Бен мог и доказывал это делом. Пусть лордеры экспериментировали с ним, пусть манипулировали им и защищали его от ответственности за содеянное, но в бойне у Колледжа Всех Душ участвовал все-таки он. Говорит ли это о том, кем он был на самом деле? Доктор Лизандер намекала на это и даже неоднократно предупреждала. Но решение отдала в руки самому Бену.
Иногда я спрашиваю себя, был ли он по-настоящему моим или я все это напридумывала. Как сказал Эйден, можно ли любить человека, если не знаешь, кто он на самом деле?
И все же я знаю, что мы любили друг друга. Любили в том месте и времени, где и когда были самыми обычными чистыми дощечками. Невинными. До того, как ко мне стала возвращаться память. До того, как его изменили лордеры и доктор Лизандер вернула его прошлое.
Это было неподдельным, по крайней мере для меня. Доказательство — оставшаяся боль.
Я смотрю на Финли и Мэдисон и убеждаюсь, что любовь может крепнуть и расти. Вот только сейчас это не для меня. Лордеры преподали мне по крайней мере один урок: второго шанса не бывает. Я выбрала Бена, повернулась спиной к Эйдену и не могу ничего изменить. Но ведь и Эйден был прав, когда говорил, что Бен — прошлое. Я не скучаю по нему так, как скучаю по Эйдену; с Беном это скорее печаль по былому. Не по тому, что могло бы быть, а по тому, чему бы следовало быть.
Последний подъем, и я достигаю наконец пункта назначения — тюрьмы в сланцевой шахте. Теперь Астрид Коннор там единственная пленница. Дальше — безымянные могилы и мемориал: сегодня там пройдет публичная церемония открытия. Здесь мама, Стелла, Грегори, доктор Лизандер. Здесь те, кто выжил, женщины, недавно освобожденные из заключения вместе с Мэдисон. На их лицах печать пережитых испытаний и робкая еще радость внезапной свободы. Вместе с выжившими родственники и друзья вроде нас тех, кто не дождался свободы.
