Штуцер и тесак (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович (полная версия книги .TXT) 📗
– Благодарю, ваше превосходительство! – поклонился я, принимая регалии. – Тронут.
– Пустяк! – отмахнулся Паскевич. – Был счастлив иметь под своим началом таких великолепных командиров. Благодаря действиям вашей роты, дивизия вышла из Смоленска организованно, с умеренными потерями, нанеся при этом значительный урон противнику. На такой успех я, признаться, не рассчитывал. Государь за то дело пожаловал мне орден, – Паскевич коснулся креста на мундире. – В этой чести и ваша заслуга.
– А это лично от меня! – Иловайский, встав, протянул мне шпагу, похоже, трофейную. Откуда штатная у кавалеристов? У них сабли. – За песню о казаках. У меня в отряде ее каждый день поют.
Поблагодарив, я взял шпагу и замялся, не зная, что с ней делать.
– Будете носить вместо своего нелепого тесака, – подсказал Неверовский, улыбнувшись. – А то прямо странно смотреть: дворянин и с тесаком.
– Французы не жаловались, – буркнул я.
Генералы засмеялись. Пользуясь моментом, я прислонил шпагу к бревну, знак и эполеты положил рядом.
– Присаживайтесь, господа! – продолжил Неверовский. – Поговорим о деле. Багратион рассказал о вашей роте светлейшему князю Кутузову, тот одобрил это начинание, заявив, что отряды, вроде вашего, способны принести пользу в этой кампании, которая ведется в особых условиях. В связи с чем Багратион повелел создать при армии летучий батальон конных егерей из трех рот и полусотни казаков, подчинив его непосредственно себе. Пушки остаются при вас, а вот более не дадут. Князь недоволен потерей вами орудий в Смоленске. Заявил: пусть добывают у противника, раз них это неплохо выходит, – генерал улыбнулся. – Командиром батальона определен майор Спешнев, младшим офицером при нем [122] – подпоручик Руцкий. Мне и Ивану Федоровичу, – Неверовский кивнул на Паскевича, – поручено передать под ваше начало по роте егерей со всем оружием и причитающимся снаряжением. Особо оговорено, что роты должны состоять из лучших стрелков, побывавших в сражениях. Василий Дмитриевич, – он указал на Иловайского, – выделит казаков, опять-таки из бывалых. Нам, конечно, жаль терять опытных бойцов, но для такого дела… И я, и Иван Федорович помним, как помогла ваша рота. Рассчитываем на это и впредь.
– Не сомневайтесь, ваше превосходительство! – вновь вскочил Семен.
– Да будет, вам, майор! – махнул рукой Паскевич. – Сидите.
– Позвольте угостить вас, ваши превосходительства! – предложил я, заметив в стороне Пахома с подносом. Молодец, фурлейт, сообразил! – За добрую весть. Не откажите!
Подчиняясь моему знаку, Пахом с поклоном поднес генералам угощение. На серебряном подносе (и где только взял?) стояли три серебряные чарки и лежали бутерброды с ветчиной и огурцами. Отдельно в блюдце – малосольные, я научил Пахома их готовить. Ничего хитрого: залил огурцы горячим рассолом – и через час ешь.
– Прямо как ресторации! – удивился Иловайский и первым взял чарку. Другие генералы последовали его примеру. – Это что? – он указал на бутерброд.
– Немецкая закуска, – пояснил я. – Бутерброд называется. Удобно закусить перед тем, как выпить вторую.
– А вторая будет? – сощурился атаман.
– И третья тоже, – успокоил я.
Генералы засмеялись.
– У этих архаровцев все есть, – сказал, отсмеявшись Паскевич. – И водка, и ветчина, – он указал на бутерброд, – и сало. Мясо не только офицеры, солдаты каждый день едят – и вся армия о том знает. Где вот только берут, непонятно. Не говорят, – он вздохнул. – И ведь что обидно? Стоит объявить в дивизии, что ищу роту для летучего батальона, как командиры в очередь станут.
– Дело не в мясе, – покрутил головой Неверовский. – В армии знают, как рота Спешнева билась под Смоленском, и как последней вышла из города. Многие видели их в сражении. Офицеры рвутся в бой, а тут возможность отличиться, снискав славу. Лучше выпьем! За здоровье майора Спешнева и подпоручика Руцкого. За их славные дела – прошлые и будущие!
Он осушил чарку и закусил бутербродом. Другие генералы последовали его примеру. Подскочивший Пахом вновь наполнил чарки, которые генералы составили ему на поднос.
– Им тоже налей! – приказал Паскевич, указав на нас. – А то гости пьют, а хозяева смотрят.
Мы, естественно, не отказались. После третьей чарки Иловайский расправил усы и посмотрел на меня.
– Спой, подпоручик! Про казаков.
– Новую или старую? – уточнил я.
– Новую, – кивнул он. – Старую каждый день слышу.
Я сунул чарку Пахому и взял гитару.
После первого куплета Иловайский стал притоптывать сапогом и потряхивать головой. Видимо, наши чарки были сегодня не первыми.
– Любо! – выпалил, когда я смолк.
– У вас, что, бабы коней куют, Василий Дмитриевич? – спросил Неверовский.
– Наши все могут! – мотнул головой Иловайский. – Казачки. Они… Они…
– Коня на скаку остановят, в горящую избу войдут, – подсказал я.
– Вот! – подтвердил Иловайский. – Он знает. Только не пойму, откуда? Говорит: на Дону не бывал. Ведь так?
– Не довелось, ваше превосходительство. Но много слышал.
– Да, – начал было Иловайский. – Казаки, они…
– Лучше скажи, кого определишь им в батальон? – прервал Неверовский. Похоже, что о казаках от Иловайского он слышал много и не раз. – Мы-то лучших дадим, а ты?
– И я, – мотнул головой Иловайский. – Вот Чубарого и пришлю.
– Это конь или казак? – поинтересовался Паскевич.
– И то и другое.
Неверовский с Паскевичем рассмеялись.
– Лихой казак! – обиделся Иловайский. – Фамилия у него такая и конь ему мастью под стать. Лучший хорунжий в отряде. И полусотня у него такая же.
– Не сердись, Василий Дмитриевич! – улыбнулся Неверовский. – Верим. Ну, что, господа? – спросил он, вставая. – Пора и честь знать. У хозяев много забот. Его сиятельство Багратион велел передать вам, майор, – он посмотрел на Спешнева, который встал, как и мы, – что завтра к полудню ждет вашего доклада об устроении нового батальона. Время не ждет. Хотя неприятель не дает о себе знать, но это затишье временное. Решающее сражение может случиться со дня на день. Заодно князь сказал, что хочет зреть подпоручика Руцкого в надлежащем для офицера виде. А то, говорит, нет более сил видеть этот статский сюртук среди егерей. У нас армия, а не балаган.
Генералы заулыбались.
– Доброй ночи, господа! – сказал Неверовский, и гости ушли.
– Ваше высокоблагородие! – вытянулся перед Семеном Зыков, все это время тихонько просидевший в сторонке. – Осмелюсь напомнить о своей просьбе.
– Будет! – отмахнулся Семен. – Сам слышал: пушки нам оставляют. Кому ими командовать, как не тебе? Извини, но не о том сейчас речь. К Багратиону нужно прибыть с докладом, а вот что ему сказать, не знаю. Как-то все неожиданно свалилось, – он посмотрел на меня.
– Скажем! – кивнул я. – Ничего хитрого. Подумаешь, батальон! Та же рота, только вид сбоку. Ты лучше скажи, где мундиром разжиться?
– Прикажу Синицину, он сообразит, – сказал Семен. – Есть в роте умельцы, построят. И сукно найдем, и басоны [124], кивер и этишкет. Не о том думаешь. У нас офицеров всего ничего: ты, я и да Василий, – он кивнул на Зыкова. – Даже для роты мало, а тут батальон. Просить у Багратиона? Не даст. В армии офицеров нехватка, особенно после Смоленска. У Неверовского в одном из полков после сражения осталось сто двадцать восемь нижних чинов с фельдфебелем во главе, и ни одного офицера. Все погибли или были ранены [125].
