Завещание ночи - Бенедиктов Кирилл Станиславович (книги полностью TXT) 📗
Нингишзида и Эми, не дыша, смотрели, как высокая фигура Нираха приближается к полуобвалившемуся порталу Храма, как Нирах наклоняет бритую голову и исчезает в проеме… Внезапно лунный свет ярко заиграл на стершейся резьбе портала, и им показалось, будто Врата занавешены блистающей серебряной кольчугой. Но мгновенье прошло, и провал Врат вновь стал таким, каким был всегда — черным беззубым отверстием огромного рта.
— Он вернется, учитель? — робко спросила Эми. Нингишзида недовольно посмотрел на нее. Для суккуба, пусть даже прирученного и обезвреженного пентаграммой, она была чересчур нежна и привязчива. Старик подозревал, что после той ночи, окончившейся жестокой поркой для Нираха, Эми испытывает к Итеру нечто большее, чем просто привязанность, но никак не мог понять, нравится это ему или нет. В конце концов, если к Нираху он относился, как к сыну, то об Эми все чаще и чаще стал думать, как о дочери. Иногда вспоминалось ему, или виделось во сне, как много лет назад в далекой-далекой стране он играл со своею дочуркой, которую ему так и не довелось увидеть дожившей до возраста Эми. Унес ли ее черный ветер приползшего с востока мора или убили пришедшие с севера бородатые воины, он не помнил. Но, когда он смотрел, как Эми играет в прибрежном песке или плетет фигурки из тростника, ему начинало казаться, что это и есть та самая маленькая девочка, которую он некогда забыл, вступив на тропу Прислужника Далекой Земли.
— Если будет на то воля Мертвых Богов, — сказал он неожиданно сухо. Эми испуганно посмотрела на него, но больше спрашивать не решилась. Вдвоем они вернулись в хижину, и там девушка растерла Нингишзиду отваром, возвращающим суставам гибкость и подвижность. Когда луна растворилась в начинающем яростно голубеть небе, старик уснул.
Нирах не вышел из Храма ни этим днем, ни следующей ночью, ни в прошедшие после того еще пять дней. К исходу недели Нингишзида, нацепив на себя с десяток защитных амулетов и беспрерывно бормоча заклинания, отправился в недра зиккурата. Он не был там уже несколько лет: необременительные обязанности Прислужника практически исчерпывались уборкой во внешних помещениях Храма да воскурением благовоний на низких черных алтарях. Но теперь старику пришлось, откинув тяжелый полог, сшитый неизвестно чьими руками из неизвестной материи, спуститься по нескончаемой лестнице, стершиеся каменные ступени которой уводили глубоко под землю, туда, где намного ниже уровня топей лежало главное святилище Храма. Он спускался медленно, зажигая масляные лампы, вырубленные в стенах, иногда добавляя в них масло, потому что огни, которые зажег здесь Нирах, давно потухли. Он преодолел тридцать три пролета, зигзагами уходившие все глубже и глубже и, наконец, ободрав худые бока об обвалившуюся кирпичную кладку, вошел в святилище. Здесь было сыро; сочащаяся из стен и капающая с потолка вода образовала на полу глубокие лужи, а на стенах чудовищными мертвыми цветами цвела селитра. Плесень дышала в углах, и гигантские грибы тянули к кирпичному своду свои бледные тела, но посередине зала был круг диаметром в двадцать локтей, черный и абсолютно сухой; и в этом круге, перед алтарем Повелителя Подземной Страны Нергала, сидел Нирах. Он был абсолютно неподвижен, и туго натянутая на его ребрах кожа делала его похожим на мумию. Но он все же был жив, потому что временами спина его вздрагивала и по всему телу пробегали судороги.
Нингишзида попытался приблизиться к нему, но, не дойдя нескольких шагов до круга, услышал слабое потрескивание и ощутил, как в кожу его вонзаются миллионы маленьких иголочек. Тогда он отступил в страхе и сидел на ступенях лестницы до тех пор, пока не начало коптить и потрескивать пламя в нижних светильниках. Тени удлинились и зазмеились по стенам святилища; и из нор в темных углах показались и поползли к Нингишзиде безымянные твари с огромными белыми глазами, и Нингишзида бежал в страхе, потому что стал стар и боялся гнева владык нижнего мира. И, выбравшись на свет из дверей Храма, он подумал, что Нираха взяли к себе Мертвые Боги и что он никогда уже не выйдет из черного круга.
Но Нирах вышел. Он появился в ночь следующего полнолуния, и, когда он встал, покачиваясь, на пороге зиккурата, то показался старику и девушке бесплотной тенью, лунным призраком, летающим над болотами и пугающим людей. Но он был жив, только невероятно исхудал за те дни, что провел в подземелье, и тело его покрывали ужасные шрамы, большей частью зажившие, и левая нога его была изуродована чьими-то огромными челюстями. Он прошел мимо старика и вошел в посеребренную луной воду у кромки песка; и вода стекала по его худому телу, но то была вода из железного кувшина под узорным покровом, которой он очистился от дыханья Подземной Страны. А потом он погрузился в воду по горло и стал жадно пить; и он пил, как слон в засуху. Бока его ходили ходуном, он заглатывал вместе с водой мелких жучков и мальков рыбы и неоднократно извергал выпитое. Наконец он напился и вышел на берег, припадая на левую ногу; и старик и девушка впервые увидели, что он хром. Он упал на песок и проспал двое суток подряд, а когда проснулся, то отшвырнул приготовленные Эми снадобья, потому что они не были нужны ему больше.
— Я уже не тот юнец, что умирал некогда в твоей хижине, Нингишзида, –промолвил он, и это были первые слова, которые старик услышал от него после его возвращения. — Я не нуждаюсь в лекарствах. Подземный огонь выжег мне внутренности, Нингишзида, и я не человек больше. Я еще не испил из Сосуда Бессмертия, а перемены, произошедшие со мной, уже чудеснее, чем ты можешь себе вообразить, старик. Ибо я сошел в нижний мир, и говорил с его властителями, и вернулся живым.
Нингишзида со страхом смотрел на своего преображенного ученика. Тот сидел на своей циновке и говорил, не меняя интонаций своего голоса; но голос этот не был голосом прежнего Нираха. Гром подземных барабанов слышался в нем, и вой флейт, сделанных из костей мертвецов, и хохот ужасных демонов. Но Нирах говорил, и Нингишзида не смел прервать его.
— Я спустился по лестницам зиккурата, что некогда воздвигли твои предки, о Нингишзида, зиккурата, что ушел глубоко в лоно земли и укрыт бездонной топью от лучей небесных богов. Я воссел перед алтарем Нергала, и закрыл глаза, и отправил своего двойника Ка в путешествие в Страну Без Возврата. Ибо щель, в которую может проникнуть двойник, находится там, у самого алтаря.
И я прошел Черными Вратами, и не испугался Ждущих у Порога, потому что был защищен. И шестеро Спрашивающих во Тьме напрасно тянули ко мне свои щупальца, ибо я знал ответы на их вопросы. Это ты научил меня, как отвечать им, Нингишзида, и я благодарен тебе, но теперь моя мудрость больше твоей. И, миновав Стражей, я прошел по тонкому, как волос Эми, мосту над Бездной Судеб и ни разу не обернулся назад. И демоны, живущие в бездне, напрасно разевали свои жадные пасти, потому что я перешел мост и припал к ногам Эрешкигаль. И я принес ей дары, как ты и учил меня, о Нингишзида. И Эрешкигаль, в память о зле, причиненном ей некогда Нергалом, Повелителем Подземной Страны, дала мне три ключа от трех ворот, за которыми на Черном Троне восседает Нергал. И я открыл врата, и победил тех, кто стережет проход, но в Кровавой Мгле перед троном Нергала был схвачен неведомыми чудовищами и принесен перед лицо Властителя Мертвых и брошен ниц. И услышал я голос, что звал меня из-под земли все эти годы, и голос был страшен и невыразимо печален. И я говорил с ним.
— Говорил с Нергалом? — ахнул старик. Нирах поднял лицо, и Нингишзида отпрянул в испуге — не лицо это было, а каменная маска, и казалось, что маска эта сдерживает бушующий под ней адский пламень. Словно не мозг находился за огромным высоким лбом Нираха, а гнездо шевелящихся змей.
— С Нергалом? — передразнил он. — Да твой Нергал не больше, чем пыль с сандалий тех, кто спит в глубине мрачной бездны нижнего мира. Ибо после того, как я говорил с Нергалом и не убоялся его, я был пропущен дальше. И я шел по пустынным полям подземной страны, и долог был мой путь. И увидел я Энмешарру, господина всех законов, правящих миром, который в незапамятные времена установил их, а затем отдал младшим богам. И он спит, огромный и бесформенный, как туча, а проснется лишь перед концом времен. И видел я иных, непохожих ни на одно обитающее в нашем мире существо, и говорил с ними. И было открыто мне, о Нингишзида, что три талисмана Итеру есть Чаша, или Сосуд Бессмертия, Камень, вставленный в корону, и Череп, посылающий смерть. И они есть ключи трех миров: Чаша — верхнего, Камень — от нашего и Череп — от страны Мертвых. А еще мне было открыто, что, собранные вместе, талисманы эти могут осуществлять любые желания человека, но в действительности они были созданы для того, чтобы сломать замки и стены узилища, в котором заключена Ночь. Ибо, когда я достиг пределов Дальней Земли, я увидел стену, за которой лежит Обиталище Ночи.
