Безымянные слуги (СИ) - Сухов Лео (читать книги полностью без сокращений .TXT) 📗
В пятой клетке содержалось бывшее насекомое. Ног-Крипит. Обычный крипит длиной был размером в ладонь и почти не представлял опасности для человека. Только яд, который выделяли жвала, мог вызвать небольшое воспаление. Ног-Крипит в длину превышал два шага. Тело его покрывал не хитин, а хитинокость — порождение трещин мира. Спина пряталась под тремя щитками, росшими внахлёст, что позволяло твари изгибаться в кольцо. Из-под щитков были видны две пары ног, покрытых острейшими шипами. Передняя пара ног была поднята у груди, но саблевидные наросты показывали, что этой парой тварь активно пользуется не только для передвижения.
Жвала выделяли, судя по описанию, кислоту, которая очень ценилась алхимиками. Стекло жидкость прожечь не могла, а ту же бронзу растворяла, оставляя после себя пузырьки олова или мышьяка. Железо кислота окисляла и растворяла. В природе кислотой тварь могла плюнуть. Табличка с описанием имела приписку, благодаря которой было понятно, почему Ног-Крипит из зверинца ядом не плюётся — ей просто зашили сопла, которыми яд отправлялся в полёт. Но на самих жвалах яд остался — иначе тварь сдохла бы от голода. Без этой кислоты переварить пищу она не могла.
Ног-Крипит при виде добычи в лице посетителей стрекотал, дёргался, пытаясь плюнуть кислотой, шевелил передней парой ног, но серебристый канат не давал ей приблизиться.
— Канат из шерсти Ног-Харра, — просветила меня Пятнадцатая. — У харра шерсть очень прочная и тонкая. Северяне за одежду из шерсти дерут золотом. Раньше на юге жили южные харры с менее прочной шерстью, но теперь они переродились в ног-харра. И более прочной нити, наверно, не найдёшь.
После зверинца мы сходили и на смотровую площадку, и на представление акробатов, начавшееся на рынке. К вечеру стало не так жарко, с моря начал задувать ветерок — и нам сразу захотелось есть. Пообедали мы в кабаке на одной из торговых улиц, сидя за столиком под широким зонтом. Прямо на воздухе. Хохо и Шестой отправились после обеда в казарму, сказав приходить в кабак «У стены», где Первый хотел собрать на посиделки всю полусотню. Меня клонило в сон, и я мечтал вернуться в казарму и поспать. Но Пятнадцатая одна гулять не хотела и уговорила меня на прогулку по городу. Пришлось гулять.
Вечер встретил нас неподалёку от стен — в скверике, засаженном пальмами. Местные жители скверик любили: народу было много, лавочки заняты, и сидели мы прямо на дорожке, слушая выступление менестреля. Тот играл на мено-аоне — музыкальном инструменте, вырезанном из дерева, с десятком струн. Он пел заунывную песню о море, которое зовёт смельчаков, но убивает, и о далёком континенте, где всё необычно и сказочно. Последнее утверждение вызвало у меня сомнения — если твари расползлись по всему миру, то и на соседнем континенте сказки все злые и мрачные. Но пел менестрель красиво и заслужил свой спер, кинутый в шкатулку у ног.
А на пути к кабаку «У стены» нас с Пятнадцатой попытались избить. Загулявшей компании из трёх местных обитателей наша парочка чем-то не понравилась. Беда была в том, что даже махать кинжалами в данной ситуации было нельзя. Ведь противники явно не горели желанием нас убивать или грабить: они просто собирались нас бить. И даже если в их пьяных головах и было желание этим не ограничиваться — это надо было ещё доказать. Отбиваться пришлось руками и ногами. Вот тут-то и обнаружился пробел в нашем обучении: мы отлично работали копьями, умели пользоваться щитами, но махать кулаками нас никто не учил.
Наши противники были опытными в драках — явно поучаствовали не в одной и не в двух. Пятнадцатую сразу двинули по ноге, и, охромев, она оказалась прижата к стене. Пришлось сместиться к ней и прикрывать. Чем закончилась бы эта драка, мне узнать не довелось, хоть я и полагал, что не нашей победой. Но из темноты улицы внезапно появился Молчок — мой новый боец. Не останавливаясь, он сильно и точно пробил в бок одному противнику, второму — и те, постанывая, легли на землю. Третий оценил расклад и бросился наутёк, а догонять его Молчок не стал. Он посмотрел на меня и Пятнадцатую, чуть подняв брови.
— Всё нормально, живы и почти здоровы, — заверил я его. — Пятнадцатая, как нога?
— Прыгать не смогу. Идти — запросто, — ответила та.
Молчок кивнул, стукнул себя внешней стороны ладони по шее и махнул головой в сторону кабака.
— Ага, пошли, — согласился я. — Ты тут как?..
Молчок пожал плечами и, осознав, что без слов не обойдётся — выдал:
— Рынок.
Пятнадцатая переводила удивлённый взгляд с него на меня. Я-то за прошедшие дни уже начинал его понимать, а вот ей все эти жесты и знаки ничего не говорили.
— Хорошо, что ты припозднился, — кивнул я. — Эти трое нам бы сейчас синяков наставили.
Молчок кивнул, хлопнул меня по плечу, показал на себя и на меня — и поднял кулаки перед грудью.
— Было бы неплохо, раз умеешь, — согласился я. — И не только меня. Всем бы уроки взять.
— Ага, — Молчок задумался.
Какое-то время шли молча, а потом Пятнадцатая выдала:
— Он мне своим молчанием вынес мозги.
Глава 24
На следующий день Гун-Нор, смеясь, наблюдал за нашими тренировками в бараке. Бойцы старались, но с похмелья занятия шли очень тяжело. Полусотня вернулась в казарму поздно ночью, и самая стойкая половина тащила тех, кто не стоял на ногах. Но правило тишины — это правило тишины, и все разговоры стихли на проходной. Бойцы молча добрели до барака и начали укладываться спать. Я не сомневался, что Гун-Нору обо всём сообщили, и он специально пришёл посмотреть на наши занятия. К счастью, тренировку прервали на завтрак, который сегодня вышел очень поздним. Бойцы неспешно ели в общей столовой, а нас Гун-Нор затащил в уже ставшую командным кабинетом комнатушку.
— Гляжу, отдых задался? — спросил он с ухмылкой.
— Даже слишком, — согласился Первый, наворачивая суп.
— Ничего, к обеду кровь разгоните, и всё станет нормально. Я к вам с распоряжениями и проверками.
— Что за распоряжения? — насторожился Первый.
— Через четыре дня выступаем, — ответил вэри. — Так что к этому моменту надо всё подготовить и на подводы загрузить. А проверять буду расходование средств и что вы на них запасли.
Первый кивнул. За это никто из нас не волновался. На бойцах было неплохое снаряжение и оружие — копья, похожие на копья нашего десятка, и преимущественно лёгкая броня с металлическими элементами. Щиты всем выдали большего размера — примерно в полтора шага длиной и в шаг шириной. Они были сбиты из толстых досок, обтянуты крепкой кожей и обиты бронзой. Луками были вооружены все бойцы полусотни. Запасные комплекты брони и оружия лежали на складе барака. Там же были сложены припасы еды и медикаменты, закупленные с хорошим запасом.
Первый и Шестой каждый день отлучались, делая заказы — и к настоящему моменту полусотня готова была к месячному походу без дополнительных закупок, а денег осталось всего около тридцати тысяч ули. Были закуплены местные походные одеяла, палатки на трёх бойцов и отдельные палатки для десятников. И, конечно, посуда для готовки и еды, контейнеры для добычи и тенты, которыми можно было укрыть снаряжение в походе.
Гун-Нор был доволен. Накидал список по дополнительным медикаментам, которые надо было закупить в поход, объяснив, что это уже тонкости. Приказал докупить одеял и одежды — и пообещал прислать подводы через день. В мешках бойцов должны были остаться припасы всего на три дня. На завтра нужно было отправить полусотню на плац перед особняком Скаэна, где тот хотел провести финальный смотр. С этого момента всё закрутилось и завертелось в суете подготовки.
Финальный смотр прошёл второпях. Полусотня прибыла на плац, где по приказу Скаэна выполняла построения, бегала, сражалась с его бойцами-нори, неизменно им проигрывая. Но в общем и целом Скаэн всё же одобрил результаты. По пути назад уже было видно, что настроение в городе изменилось. Город гудел, как растревоженный улей, город суетился, как разворошенный муравейник[6]. Со стороны ворот шли бесконечным потоком войска, повсюду сновали пешие и всадники, ехали вереницы телег.
