Крымская война. Соотечественники (СИ) - Батыршин Борис (книги бесплатно без TXT) 📗
- Итак, господа авиаторы, - продолжал Качинский. - Два дня нам на сборы. В субботу утром вылетаем в Николаев и дальше, на Одессу. Вы, Владимир Петрович, - обратился он к Энгельмейеру, - проследите, чтобы имущество было погружено на пароход. Здешние матросики с деликатными грузами обращаться не умеют, им только ядра да запасной рангоут ворочать. Приставьте хоть Кобылина наблюдать за погрузкой, и сами приглядывайте в оба глаза.
Энгельмейер вытащил из нагрудного кармана френча ярко-красную гелевую ручку и сделал пометку в блокноте.
- Весь личный состав прошу к пяти пополудни быть при полном параде на плацу, за ангарами. – продолжал комэск. –Проследите, чтобы мотористы не выглядели вахлаками да армеутами. Машины за нами пришлют, и учтите: в авто поместятся только четверо. Кто не хочет трястись в грузовиках, может нанять на хуторе пролетку.
В планшете у Качинского лежал приказ: к семи часам пополудни личному составу эскадрильи прибыть на площадь перед церковью архистратига Михаила. Там, в присутствии высшего командования флота и Великих князей, состоится церемония принесения «гостями из будущего» воинской присяги царствующему императору.
V
Севастополь, соборная площадь.
"…обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, пред Святым Его Евангелием, в том, что хочу и должен Его Императорскому Величеству, своему истинному и природному Всемилостивейшему Великому Государю Императору Николаю Павловичу, Самодержцу Всероссийскому, и Его Императорского Величества Всероссийского Престола Наследнику Цесаревичу Александру, верно и нелицемерно служить, не щадя живота своего, до последней капли крови…»
Цесаревич стоял на ступенях собора, по правую руку Владыки Иннокентия, митрополита Херсонского и Таврического. Наследник прибыл в Севастополь только вчера - на паровом шлюпе «Карадок», взятом у англичан при Альме и отремонтированном на верфи в Николаеве. Его, в отличие от французских трофеев, никто не собирался возвращать прежним владельцам; шлюп занял место «Одессы», погибшей в набеге на Варну.
Из юнкеров многим случалось и в «прошлой жизни» лицезреть царствующую особу. Адашев тринадцатилетним гимназистом ликовал в толпе жителей Костромы, приветствуя Николая Второго на торжествах по случаю 300-летия дома Романовых. И запомнил бледного мальчика в матроске, на руках здоровенного матроса. Цесаревича несли за спиной Государя, и Алеша Адашев все ждал, когда же того опустят на землю, чтобы он сделал хоть два шага?
Нынешний цесаревич не чета Алексею – высокий, стройный, в лейб-казачьем мундире. Кем он приходится тому мальчику, прадедом?
Николай Николаевич, стоявший рядом с братом, поймал взгляд Адашева и ободряюще улыбнулся. Три дня назад юнкер учил Великого князя водить броневик на полигоне близ Евпатории. Теперь велено именовать город Зурбаганом – и пришло кому-то в голову такое?
«…и все к Высокому Его Императорского Величества Самодержавству, силе и власти принадлежащие права и преимущества, узаконенные и впредь узаконяемые, по крайнему разумению, силе и возможности, исполнять...»
Николай Николаевич с братом принимают у юнкера – теперь уже прапорщика! - Адашева и других константиновцев присягу. Дальше тянутся ряды моряков с «Заветного», аламазовцы, на правом фланге – авиаторы во главе с Эссеном и Качинским. Спасители Крыма!
Напротив те, кто прибыл из охваченного гражданской войной Севастополя. Казачьи и морские офицеры, солдаты в защитных гимнастерках, матросы. «Потомки» в своей странной форме стоят отдельно – на этой церемонии они лишь зрители.
За спинами военных - нестройная толпа гражданских «беженцев». Среди них доктор Геллер с дочкой; Сашенька радостно машет платком Михееву, отец ее одергивает – нельзя нарушать торжественность момента!
В стороне - Велесов, Митин, инженер Глебовский. Тоже присягают? Нет, с чего бы…
Солдаты, матросы, офицеры опускались на колени и повторяли за громогласным, до глаз заросшим бородой дьяком:
«…Императорского Величества государства и земель Его врагов, телом и кровью, в поле и крепостях, водою и сухим путем, в баталиях, партиях, осадах и штурмах и в прочих воинских случаях храброе и сильное чинить сопротивление, и во всем стараться споспешествовать, что к Его Императорского Величества верной службе и пользе государственной во всяких случаях касаться может…»
Юнкера получали производство в прапорщики от инфантерии и причислялись к вновь созданной Особой Таврической бригаде. Начальствовать ею назначен генерал Стогов; полковым командиром Зурбаганского стрелкового полка стал подполковник де Жерве - участник альминского дела, он лучше других севастопольцев освоил оружие и тактику «потомков». Адашев подозревал, что назначение, (за него бились солидные полковники и даже генералы), Владимир Александрович получил до некоторой степени авансом. Дело в том, что в книгах по истории Крымской войны, которые местное военное начальство зачитало до дыр, он упоминался, как герой обороны Севастополя, получивший Георгия 4-й степени «За особенное отличие при отбитии штурма французов на редут Шварца 27 августа 1855 года».
Ну вот, их очередь. Слова, мало изменившиеся за полвека, сами срываются с губ. Когда-то и Адашев и Коля Михеев, и мечтательный барон Штакельберг уже произносили их, клянясь правнуку нынешнего императора. Вся разница в отчестве: «Николай Павлович» вместо «Николай Александрович»…
«…Об ущербе же Его Величества интереса, вреде и убытке, как скоро о том уведаю, не токмо благовременно объявлять, но и всякими мерами отвращать и не допущать потщуся и всякую вверенную тайность крепко хранить буду, а предпоставленным надо мной начальникам во всем, что к пользе и службе Государства касаться будет, надлежащим образом чинить послушание, и всё по совести своей исправлять, и для своей корысти, свойства, дружбы и вражды против службы и присяги не поступать…»
В марте семнадцатого им объяснили, что прежняя присяга недействительна. Выстроили на плацу и продиктовали слова присяги Временному Правительству. Алеша Адашев стискивал зубы, когда звучало ненавистное «…обязуюсь повиноваться Временному Правительству, ныне возглавляющему Российское Государство…» и повторял про себя чеканные слова:
«… от команды и знамя, где принадлежу, хотя в поле, обозе или гарнизоне, никогда не отлучаться, но за оным, пока жив, следовать буду, и во всем так себя вести и поступать, как честному, верному, послушному, храброму и расторопному солдату надлежит...»
Главное ведь не изменилось – ни тогда, ни сейчас, верно?
«…в чем да поможет мне Господь Бог Всемогущий. В заключение же сей моей клятвы, целую слова и крест Спасителя моего. Аминь."
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
I
«История Июньского Восстания
в материалах парижской прессы»
В.П. Загорулько
Труды кафедры современной
истории З.И.У. 1897/42 гг.
«La Gazette»:
«Инспектор парижского полицейского департамента согласился поделиться с нашими читателями соображениями об убийстве Ротшильда:
«Мы вправе предположить, что барон был застрелен из оружия, схожего с пневматическим штуцером Жирардони, который с 1790 по 1815 годы состоял на вооружении австрийской пограничной стражи. Это один из самых известных образчиков такого оружия. Было предпринято множество попыток усовершенствовать эту систему: так венский оружейник Контринер изготовил 20-зарядный охотничий штуцер и даже продавал свои изделия, но из-за высокой цены успеха не имел...»
Бесшумность выстрела на площади Бастилии ясно указывает на применение воздушной винтовки. Об этом говорит и исключительная точность попадания, ведь большинство подобных систем имеют нарезные каналы ствола и используют конические пули.
Воздушные винтовки дороги и весьма капризны, а потому не получили широкого распространения. Но возможно, в некоей тайной мастерской умельцы, столь же талантливые, сколь и злонамеренные, ихготавливают их покушений на высокопоставленных особ Европы. Если это так - нас ждут ужасные времена. Последователи Пьера Лувеля и Джузеппе Фьечи [13] получат инструмент тихого убийства, оружие, за одно обладание которым Великий Бонапарт приказывал вешать без всякого суда...»
