Две Цены (СИ) - Йенч Вацлав (книги онлайн полностью TXT) 📗
Феникс с улыбкой вспомнил о том, как в страхе бежал от своего преследователя. Скрыться никак не удавалось, слишком искусен был охотник за головами. Поэтому ученик Киракавы последовал давнему наставлению учителя и решил встретить врага должным образом: неожиданно, в лицо и не озабочиваясь прелюдиями. Темный эльф с самодовольным видом стоял возле кухни в трактире, подпирая спиной балку. Потягивая эль, он напускал страху на бедного хозяина заведения, который дрожал всем телом при одной лишь мысли о том, кто был перед ним. Глаза убийцы лениво обшаривали общую залу с удобной позиции — в такую холодину, которая стояла в Подводных Пещерах той зимой, особенно приятно было устроиться ближе к жаровням.
Трактирщик недолюбливал пусть частого, но опасного постояльца и не преминул уведомить Карнажа о появлении охотника за головами, тем более за это ему было щедро заплачено. Феникс вошел и направился прямо к убийце, который уже выдавил хищную улыбку, завидев свою цель, которая сама явилась на убой. Но прославившие его в песнях барды и трубадуры сыграли с убийцей злую шутку, как и той эпохи, из которого он явился, последовав за переменами, но не изменившись сам. Уничтожая врага обитатели острова Палец Демона не тратили время на прелюдии. Немалая же известность заставила тщеславие темного эльфа изрядно удлинить вступление, чтобы была пища для новых баллад. Расцвет же изящества и церемоний там, где быстрота и ловкость решали суть дела, были весьма губительны, если не фатальны. С падением темных эльфов утратились многие особенности, которые делали их манеру убийства непредсказуемой и стремительной, пощадив лишь непревзойденное искусство боя и владения клинком.
Феникс оказался к тому времени уже немного известен в своих кругах и мог стать неплохой регалией в длинном списке жертв, которые были убиты с легкостью, которая тешила самолюбие темного эльфа. Намечался неплохой поединок, и… Кружка эля упала на пол, разбилась, а убийца медленно съехал по стене с засевшим в груди шабером полукровки. Стилет пробил кольчугу, едва эльф успел что-то сказать. Ошеломленный трактирщик зажал рот ладонью, чтобы не крикнуть, и во все глаза смотрел, как «ловец удачи» деловито обшаривал карманы убитого. Бросив в угли жаровни письмо с печатью Рэйтца, «ловец удачи» вернул шабер в ножны, предварительно вытерев кровь о воротник темного эльфа, и, прихватив Vlos’Velve, спокойно ушел, запахнувшись в плащ.
Дерзость и подлость этого убийства вызвала возмущение у бардов, и на голову полукровки посыпались насмешливые песни одна злее и ядовитее другой. Однако с тех пор многие предпочли не связываться с «ловцом удачи». Особенно учитывая то, что через некоторое время, самого Рэйтца нашли задушенным в собственном фамильном замке. При этом заказ архимага был выполнен и валялся у его ног. После этого насмешек в песнях разом поубавилось, как и бардов, желающих их сочинять.
Брови Карнажа нахмурились. Он вспомнил о заступничестве одной чародейки, Роксаны, отведшей от него месть магов за Рейтца. Она казалась ему прекрасной, как сама любовь. Спасла его жизнь в обмен на заказ убитого. И, когда он явился на балл… Безрассудство! Кто он и кто они?
Зубы полукровки сжались.
Тогда ему было сказано слишком многое из того, что мог не говорить ее острый язык. Он все выслушал. При всех. И при всех же поклялся, что брошенный под ноги кошелек когда-нибудь она протянет ему на коленях и будет умолять взять деньги. Потом, под общий смех и остроты, удалился. Хозяйка выкинула пса обратно в конуру, когда тот стал ей не нужен или захотел к себе больше внимания чем требовалось.
За окном зашумел листвой прилетевший из степей ветер. Он ворвался в хижину и обдал холодной волной лицо полукровки. Ничто не пройдет бесследно! За все придется заплатить. Рано или поздно. Сколько злачных мест было на Материке, но он, следуя цели, совался в самые опасные. Рискуя жизнью, добыл то, что хотел, и оставалось лишь руку протянуть. Он знал, что не отступит, и она еще пожалеет о своем поступке. Для полукровки вопрос состоял даже не в том, кто имел право на месть, а кто нет. Главный вопрос, по его мнению, многие старались усердно обходить: может ли кто-то себе эту самую месть позволить? Феникс мог. И очень хотел.
Воспоминания оставили Карнажа. Он забрался в гамак наемницы, и, пристроив меч под правую рукой, закрыл глаза, слушая завывание ветра в щелях и потрескивание веток по соседству с хижиной.
* * *
Столица Сильвании по большей своей части располагалась в долине. Вокруг города эльфы не возводили стен. Только форт из белого камня, возвышающийся на краю долины, обеспечивал безопасность тех, кто обитал в ней. На улицах, выложенных серым булыжником, кое-где произростали небольшие деревца с аккуратно подстриженными кронами различных форм. Невесомые, воздушные дома сильванийцев перемежались с почти игрушечными домиками карликов, которые не смогли в свое время отстоять честь называться гномами.
Поначалу люди, как раса возникшая позже остальных, все низкорослые народы величала гномами, не считая халфлингов, которые сразу отграничились от своих бородатых родичей и даже брились чисто, иногда оставляя завитые усы или аккуратную имперскую бородку. Взаимная неприязнь всех четырех низкорослых народов переросла со временем в неприязнь трех, когда дуэргары присоединились к гномам не только территориально, но и идейно. Потом уже двух. Карликов постигла та самая незавидная судьба, которая неизбежна в эпоху, где все решают сила и магия. Тем из них, кому удалось уцелеть, в наследство от предков достались лишь уже ничего не значащие неимоверно длинные имена, произведенные из имен дедов и прадедов, могилы которых теперь не отыскать.
Карликов всегда отличал неугасаемый оптимизм, и они принялись отстраивать свои миниатюрные жилища среди причудливых форм сильванийских строений, иногда устраивая их частью на деревьях покрупнее, или, вернее того, что осталось от могучих стволов, когда долина в конце эпохи Сокрушения Идолов походила больше на лесоповал.
Карнаж встретил утро по прибытии в столицу с обозом убийц драконов слишком рано, проспав после ночных посиделок весь следующий день, и бесцельно бродил по улицам эльфийской столицы, жуя по дороге пироги. Они с пылу с жару продавались всем желающим, едва покидали противни пекарен. Низкорослые обитатели Ротвальда слыли очень трудолюбивыми и брались за любую работу: портные, пекари, сапожники, даже бондари и шорники. Везде к возвышающимся эльфийским домам лепились их небольшие изящные лавчонки. Из труб с самого утра валил дым. Всюду кипела работа, и под ногами у полукровки, которому карлики доходили едва ли до середины бедра, ощущалась возня, особенно на оживленных улицах. Отчего «ловец удачи» походил на журавля-вегетарианца, шествующего по болоту, полному лягушек.
Тард этим утром сообщил, что обоз задержится, так как ожидались еще какие-то попутчики, недавно напросившиеся с ними за компанию, так как в Южном Феларе было неспокойно. Не смотря на празднества сбора урожая, два рыцарских ордена — осколки былой эпохи, — устроили свару, а король вот уже месяц спокойно наблюдал, даже не пытаясь развести в стороны два сцепившихся насмерть капитула. Впрочем, даже попытайся он, ничего бы не вышло, так как почтения сюзерену от вассалов поубавилось еще тогда, когда его отец перенес королевскую резиденцию из Шаарона в Шаргард.
Бритва был против каких бы то ни было столкновений по дороге, хотя большинство его соратников были не прочь размяться перед главным делом. Он прекрасно знал, что суть борьбы двух орденов затрагивала разом и политику, и религию, то бишь была вдвойне опасна для безродных наемников и могла в последующем обойтись им вдвое дороже. Убийца драконов пользовался большим уважением и непререкаемым авторитетом, и никто не стал ему перечить. Тем паче он славился своим сверхъестественным чутьем на опасность. Ведь однажды, когда очередная экспедиция в «Горах Драконьего Проклятия», которые чаще именовались Северным Хребтом или Грядой, пошла наперекосяк, ему каким-то чудом удалось вывести отряд на территорию Истании по южной кромке гор. Раньше это считалось самоубийством, так как по дороге легко можно было схлопотать ларонийский арбалетный болт меж лопаток или получить лавину на голову, спущенную истанийскими стражами.
