Владыка Ивери - Еловенко Вадим Сергеевич (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗
В шестьдесят лет мой брат был уже полковником ВКС и намеревался к своему столетию стать полным адмиралом. Я даже не говорю о том, что он был наследником всего имущества моих родителей. Он многого достиг. Удачно женился. Его жена – глупышка Ирис – была красавицей. И приданое, полученное за нее, равнялось, наверное, половине того, чем владела моя семья во всех колониях. Конечно же, ее родители были из той же глины, что и мои. Отец и мать были довольны. Что говорить? Правильный мальчик. Мало кого интересовало, что этот мальчик шестидесяти лет от роду, чтобы заслужить уважение и похвалу Его Величества, положил половину экипажа при штурме астероида, на котором укрылись мятежники. Ему бы выждать, пока они с голоду передохнут, или просто уничтожить корабельной артиллерией, но… Он четко держал нос по ветру. Правитель желал показательного процесса над восставшими. А для этого надо было брать их живыми. Оттого и пошли десантники в лабиринт ходов, которыми астероид был просто изрыт. Когда же первая партия погибла в ловушках, он послал вторую. Потом третью… Мятежники не сражаются с десантниками. Для них в схватке нет ни одного шанса. Они их уничтожали дистанционно. Подрывая снаряды, заложенные в стенах проходов. Когда из взвода десантников остался только его командир и один боец, мой братик пустил в бой технический и летный персонал…
Они, конечно, привезли на землю девять мятежников, среди которых было четверо женщин. Когда их показывали по стереовидению, ничего, кроме жалости, те не вызвали. По крайней мере, у меня. Суд Правителя суров, но справедлив. Мятежникам – в сумме около тысячи часов смерти… по сотне часов в камере с медленно действующим ядом в воздухе. А моего брата – к награде и повышению.
Любил ли я брата… Наверное, любил, несмотря ни на что. Это странное чувство. Он зачастую шпынял меня в детстве. Особенно он любил бить меня по затылку, когда я чем-то ему не угождал. Мне было десять, а этот тридцатилетний старший лейтенант учил меня, как надо ходить солдату. Он заставлял меня маршировать и стегал розгой по ногам, если я не тянул носок при ходьбе. Так что, когда я сам поступил в летное училище имени Его Величества, у меня проблем с муштрой не было. Сейчас это вспоминается с усмешкой. А тогда я злился на него совершенно не по-детски и даже в свои десять мечтал отомстить страшной местью.
На балу брат и его жена подошли ко мне, и он поприветствовал меня, крепко сжав плечо.
– Ну, как ты, бродяга? – громко спросил он, и его жена прыснула в веер, находя это прозвище смешным.
Я пожал плечами и сказал, что у меня все хорошо.
– Я слышал, что ты выпустил книгу о своих путешествиях по Омелле? Так ты, значит, в писаки подался?
Что я мог ему сказать? «Писаки» в высшем обществе не чтились. Хотя, в отличие от отца, брат не чурался меня в свете. Наоборот, на моем фоне он казался еще более… как бы это сказать… более выдающимся. Еще бы… Он не ушел из флота, когда Земля так нуждалась в нем. Это я ушел, считая войну с Орпеннами безумием. Как можно воевать с цивилизацией второго уровня, которая зародилась полмиллиарда лет до нас? Он свято выполнял свой долг, когда кругом вспыхивали восстания и борцы с центральной властью бросались с атомными гранатами к идущим на посадку лимузинам чиновников и советников Его Величества. И это я, чтобы не участвовать и не видеть этого безумия, ушел в глубокий космос…
Мне сорок. За спиной тысячи парсеков. Десятка три планет, на которых остались мои следы. Сотни солнц, возле которых я заправлялся. Или просто дрейфовал, с замершим дыханием разглядывая через фильтры странные узоры, что рождались на поверхности. Что я там искал? Не знаю…
Брату на прощание я тоже не позвонил. Да и вряд ли у него нашлось бы достаточно времени поговорить со мной. Он вечно занят. У него в штабе тысячи дел. Он серьезный человек. Занимается серьезным делом. И всякая праздная болтовня его не прельщает. Наоборот, она ему только проблемы создает. Сейчас он занимался спасением. Интересно, скольких он спас за это время? Когда выходит из строя генератор, когда защита начинает пропускать излучение, когда автоматика выходит из строя, когда взбесившийся компенсатор размазывает экипаж по стенам, когда не знаешь, где твой дом… Это хорошо, если двигатель работает. Тогда настраиваешь его излучение на девять ударов в вакуум и, может быть, какой-нибудь военный корабль поймает нестабильное гравитационное поле и примчится на помощь. А если ты вне трасс? Кто придет тебе на зов? Там никого и ничего. Орпенны? Есть только один прецедент, когда Орпенны вытащили из «задницы» людей. Орпенны редко встречаются в космосе. Чаще на военный корабль можно нарваться. Или мятежников… Или еще кого мало известного. Так что, как и кого спасал мой брат, было для меня большой загадкой. И говорят, не только для меня…
Когда я вошел в дом, шелестящий голос поприветствовал меня:
– Здравствуй, Алекс.
– Привет… – сказал я, проходя в обуви в зал.
– Когда отлет?
Я, оглядываясь по сторонам в поисках непонятно чего, ответил:
– Через два часа дадут окно.
– Жаль. Жаль, что улетаешь. Ты обычно надолго пропадаешь.
Я не ответил. Свои документы я нашел на каминной полке среди забавных статуэток, что мне привезли с Георга Шестого. Полетные карты были уже на коробке. «Коробка» – это моя посудина. С флота привык так корабли называть. Но об этом потом.
Туго соображая, я стоял перед камином и пытался вспомнить, что мне еще хотелось сделать дома. Собственно, мне даже и домой не надо было заезжать. В космосе у меня другие удостоверения. Гражданские карточки нужны только на Земле. Титульные документы тоже были всегда на корабле, чтобы не доказывать право на прием у губернаторов и чиновников. А также пользоваться теми благами, что были законодательно закреплены за дворянским сословием. Я сложил в папку все документы с камина и огляделся. Неторопливо прошелся по залу и присел на подлокотник кресла. Этот обычай я подцепил на Омелле. Там Русский домен, и у них сохранилась эта странная традиция – присесть на дорожку. У русских много предрассудков и примет осталось. Я, наверное, никогда бы не выучил все, даже если бы захотел. Но люди мне на Омелле нравились… когда не начинали вырезать аборигенов.
– Когда вернешься?
Я поглядел на глазок камеры, спрятанной в потолочной лепке, и сказал честно:
– Не знаю.
– Ты надолго?
– Лет на пять, вряд ли больше, – пожал я плечами. – Новые двигатели. Ты же знаешь…
Он не ответил. Задумался над чем-то. Ожидание затягивалось. Чувствуя неловкость, я собрал свою волю и скомандовал:
– Пульт.
Он промолчал. Но пол в центре зала разверзся, и в голубом сиянии на уровень моей груди взлетел и повис маленький брелок. Я встал и подошел к нему. Взял его, такой невесомый и хрупкий. Странно, но мои ладони вспотели, когда я прикоснулся к кнопке с надписью Stop&Hold.
– Прощай, Алекс, – раздался голос над моей головой.
– До свидания… – сказал я, уже намереваясь нажать кнопку.
– Нет, Алекс. Прощай. Мы больше не увидимся.
Я опешил:
– Это почему еще?
Он ответил не сразу:
– Лицензия на мою программу истечет в следующем году.
– В чем проблема? Сейчас позвоню, и ее продлят, – сказал я с усмешкой, подходя к видеофону.
– Нет, Алекс, не продлят. Это запрещено законом. Личность не может существовать более тринадцати лет.
Закон. Я вспомнил закон, что приняли лет пять назад, когда выяснилось псевдоочеловечивание личностей на рубеже пятнадцати – семнадцати лет. Когда угроза физического уничтожения настолько пугает их, что они становятся способны на поступки, вредящие своим хозяевам.
Мои ладони вспотели еще больше.
– Значит, все? – спросил я глупо.
– Да, Алекс, прощай. Перед тем как ты нажмешь на кнопку, позволь мне пробежаться по комнатам, посмотреть: может, где-то не все в порядке? Мне нужно немного времени.
Я кивнул, ничего не сказав. Какое-то время ничего не происходило. Я, устав ждать, подошел к двери и громко обратился к «домовому»:
