Война (СИ) - Шепельский Евгений Александрович (читаем книги онлайн бесплатно TXT) 📗
— Нет. Амара. Третий этаж. Мы выпрыгнем и может, даже, не переломаем ног, но если я сброшу ее — она убьется. Упадет мешком. Пробьет голову, повредит селезенку.
— А ежели оставим тут — ее приберут, как и прочих! А пока будем вязать веревки да ее спускать — Нечестивые приберут нас! — Хогг уставился на меня круглыми совиными глазами. — Чердак! О чердаке забыли! Там забаррикадируемся, если что, отсидимся! Или по крышам уйдем! Ходу, мастер Волк, ходу!
Лестница на чердак — крутая и рассохшаяся — находилась в двух метрах за спиной Шутейника. Мы схватили Амару — я за ноги, хогг за руки. Шутейник двигался впереди. Чтобы нести Амару как следует, я был вынужден бросить тряпку, предварительно сделав один большой вдох. Мышцы мои затвердели, как глина под солнцем, молотки в голове превратились в тяжкие кузнечные молоты. Я бросил взгляд вниз, в пролет: по лестнице уже крались зыбкие тени Нечестивых. Да сколько же их, а? И как они намерены отходить? Хват, несомненно, где-то там, жаль, не вышло схватить, но что теперь жалеть — самим уцелеть бы… И все таки: как они намерены отходить?
Дверь на чердак была отперта: Шутейник пнул ее, и мы резво занесли Амару внутрь. Снотворный дым просочился сквозь доски едва-едва, стлался под ногами серым утиным пухом. Тут можно было дышать.
Над головой громоздились черные от времени стропила в бородах сивой паутины. Кровля возносилась пологим конусом. Солнце настырно лезло в ряд световых оконцев на уровне моей головы. В дальнем конце под кровлей виднелось распахнутое слуховое окно и лесенка с кривыми деревянными перекладинами, так похожая на обычную деревенскую лесенку на чердак из моего детства.
Чердак был загроможден сундуками, ящиками из старого дерева и плетеными корзинами. Все это добро было понатыкано тесно, громоздилось друг на друге до самых стропил, словно бы владелец дома не был уверен в их прочности и таким образом подпирал, дабы крыша не рухнула. Мы развалили несколько ближайших нагромождений, и быстро забаррикадировали двери наиболее тяжелыми сундуками. Не знаю, что за добро в них было — но некоторые казались дьявольски тяжелы. Мы еще занимались этой работой, когда в двери с той стороны ударили, ударили со всего маху.
— Хе-хе! — Шутейник отпустил себе под нос вполне внятный комментарий об интеллектуальной состоятельности Союза Нечестивых. — Стучите, милостивые государи, стучите, можно даже лбом подолбиться! — он прислушался. — Утопали за подмогой. Вот что, мастер Волк, их там много, и двери они вынесут, если только мы не загромоздим их наглухо! Нужно еще сундуков накидать! Мастер Волк?
А я молчал. На чердаке был кто-то еще. Этот кто-то позволил себе сдавленный едкий смешок — почти не слышный, похожий на крысиный шорох, но я каким-то образом его ощутил, а вот Шутейник проворонил.
И это была не крыса…
Я перебегал взглядом от одной колонны сундуков к другой… Я не понимал, откуда…
Хват вознесся на середину лесенки, как кошка. Черный, гибкий, похожий на взвившуюся кобру. Вытянул руку с пистолем, но я успел ударить Шутейника в бок, и оба мы покатились по полу, а в ушах стоял грохот выстрела, оглушительный в этом замкнутом пространстве.
Я услышал, как Хват досадливо цокнул языком. Почувствовал, как натужно скрипнули доски пола, когда эльф на них приземлился.
Тут же вскочил, отыскал брошенную шпагу, и принял оборонительную стойку. Шутейник сидел на полу и ошеломленно тряс головой.
— К моему прискорбию… это всего лишь жалкий хогг… — Я впервые услышал голос безумного эльфа — высокий, чуть хрипловатый, некогда, наверное, чистый, звонкий, серебристый и — красивый. Да он и сейчас был гипнотичен и красив. — Обман. Всюду подлый обман. Как жаль… — Голос перемещался по чердаку, голос скользил меж колонн из сундуков, ящиков и корзин, мне показалось даже, что ворволака, как призрак, напрямую просачивается сквозь преграды. Но это была иллюзия: Хват просто очень легко и быстро двигался.
Он, несомненно, видел нас, каким-то образом отслеживал, а вот мы не могли его разглядеть. Но краткая передышка позволила Шутейнику нашарить свою шпагу и занять оборону подле тела Амары.
— Отрадно видеть, что архканцлер явился… Я же взял денежки… Денежки за его беспутную головенку… А дело-то не сделал на кораблике… А денежки взял. Плохой Хват, бяка! И хогг здесь. Дурачок-приятель. Я не взял за него денежек, но я вскрою ему горлышко просто так… — Я расслышал характерные щелчки, и содрогнулся. Заговаривая нам зубы, Хват спешно снаряжал пистоль для нового выстрела!
В дверь заколотили, потом раздался треск — доски пытались прорубить. Наша баррикада содрогнулась, сотряслась мелкой дрожью. Я вскрикнул.
— Держу ее, мастер Волк! Держу! Удержу, даже если ежика рожу! — пробормотал Шутейник. Лоб его взмок, струйки пота сбегали по красноватому лицу. Он уселся на пол, подпер баррикаду спиной, уперся ногами в доски. Таким образом, против Хвата остался один я.
Амара вдруг застонала, выгнулась, засучила ногами, затем бессильно опала, задышала рывками.
Мое сердце сжалось. Сейчас, если бы Хват подставился под удар, я бы воткнул шпагу ему в грудь, и плевать мне было на Великую Мать и Эльфийскую тоску.
— А вы знаете, друзья, друзья мои ласковые… — промурлыкал Хват, все так же перемещаясь между колонн. — Вы же закрыли единственный путь к отступлению… моим приятелям… моим дружочечкам… Зачем же вы так сделали? Они не будут рады… Ой не будут рады… Они злючки. Они сквернавцы. Г-гаденыши мерзкие… Убийцы-кровохлебки… Неопровержимое свидетельство вырождение людишек… Дурачки они, а ты, архканцлер, первый среди равных… Дурачок, дурачок!
Мой взгляд лихорадочно метался от одной колонны к другой. В кого выстрелит Хват? В меня — или в Шутейника? Я хреново владею шпагой, и он это знает, меня легче прирезать в поединке. А хогга он, похоже, возненавидел, ибо тот посмел сыграть эльфа, да не простого, а презренного, посаженного в клетку безумца. Значит — стрелять будет в хогга, не в меня. Меня он оставляет на легкую, легчайшую закуску!
Как бы сбить ему наводку?
— Дурачок, дурачок! Дурачо-о-ок!
Хват замолк, и я тут же сказал:
— Лес со мной говорил!
Наступила пауза, в течение которой по двери успели нанести не меньше десятка ударов. В глубине чердака раздался металлический щелчок.
— Ле-е-ес… Зачем же мне лес, дурачок? Грибов там еще не-е-ет…
— Они знают о тебе! Я им рассказал!
Пауза. Ворволака слушала.
— Тебя ждут дома, Хват!
— Ле-е-ес… — Эльф рассмеялся звонко. — Какое мне дело до живых мертвецов, дурачок?
— Они ждут тебя… дома!
— Дурачок-дурашка… Лес пожрет мой разум. И не станет больше Хвата! Лес соединит меня с собой! — В его голосе прозвенел страх. Хорошо скрытый глумливыми интонациями страх. Хват безумно, до икоты, до истерики боялся Леса.
— Лес очень хотел тебя коснуться!
Глумливый смешок в ответ.
— Лес хотел вернуть тебя!
В дверь колотили, не ослабляя напора. Колотили молча, исступленно, даже, я бы сказал — истерично.
— Тяните, мастер Волк, тяните… — с натугой прошептал гаер. — Я вспомнил: зелье на тряпке, оно высыхает… зелье-то… Высыхает! И чем меньше его становится на тряпке, тем быстрее действует дурман! Нечестивцы сами в ловушке! Тяните время, а я — продержусь! Еще минутки две-три, и мы спасены!
Он не считал меня за бойца, имел в виду, чтобы я заговорил Хвату зубы до тех пор, пока антидот на тряпке не испарится и снотворный дым не сразит Нечестивых. Но я понимал, что Хват не станет терять времени и нападет раньше, чем его подельники уснут.
— Этот гнусный вертун… — вновь прошептал Шутейник. — Я успел его разглядеть! Вам главное не смотреть ему в глаза! У него черный глаз, правда! Сделает так, что силы ваши ослабнут. Поняли? Не смотреть в глаза!
Гипноз. Но на меня не слишком действует. Я смотрел в глаза Хвата на разбитом корабле. Куда больше меня заботит снаряженный пистоль, который может наделать бед.
Мысль пришла внезапно, одновременно с могучим ударом по двери: кто-то из Нечестивых пустил в ход топор или не менее тяжелую железку. Шутейник аж крякнул, привстал, повернулся и, растопырив руки, налег на баррикаду грудью. Зубы его звучно скрежетнули. Баррикада прыгала, будто при землетрясении.
