Наёмный самоубийца, или Суд над победителем (СИ) - Логинов Геннадий (читать полностью книгу без регистрации TXT) 📗
Теперь же, находясь на склоне своих лет и не имея наследника, Десмонд, по всей видимости, отважился на авантюру. Согласно объявлению, обнаруженному Манон, мсье Десмонд с сожалением сообщал о том, что его некогда цветущий и красочный особняк ныне пребывает в упадке и запустении, в то время как самого владельца гнетут тоска и жажда доверительного общения, в связи с чем он приглашает к себе ту, кто согласится оживить и разнообразить его серые будни. Утверждалось, что от гостьи не потребуется ничего такого, что могло бы хоть как-либо затронуть её честь и доброе имя: она всего лишь должна жить в доме пожилого аристократа; беседовать с ним на различные темы; читать вслух книги, которые он сам, по причине известных обстоятельств, уже был не в состоянии прочесть; в меру возможностей помогать одинокому холостяку поддерживать в его владениях чистоту, уют и порядок; сопровождать его на прогулках и посещать с ним различные места, будь то салон или театр, и вдохновлять его на творческие свершения. Она должна была стать не домоправительницей и не сиделкой, но музой последних лет увядающего художника, от которой тот не требовал ни пламенной любви, ни крепкой дружбы, но ожидал внимания и заботы. В благодарность она могла рассчитывать на то, что будет жить в его владениях подобно дочери при любящем отце, а когда настанет день и мсье Десмонд завершит свой жизненный путь в обозначенный Богом час — унаследует всё, что принадлежит ему на этой грешной земле. При этом она должна была отдать ему последнюю дань уважения, продержав тело в особняке и просидев вблизи до тех пор, пока не обнаружит явные признаки начала разложения. Мсье Десмонд панически опасался быть погребённым заживо, по причине чего даже установил в фамильном склепе колокол, чтобы дать о себе знать на тот случай, если подобное вдруг случится, и спроектировал свой собственный гроб таким образом, чтобы его было возможно открыть изнутри. Далее, убедившись в кончине мсье Десмонда, девушке надлежало продержать его тело ещё три дня, чтобы каждый желающий мог с ним проститься. При этом она должна была оказать внимание всем гостям, следить за тем, чтобы сутки напролёт звучали его любимые пластинки, читать ему его любимую книгу, а потом — организовать поминки и носить траур не менее трёх месяцев.
Всё это звучало для Манон, по меньшей мере, довольно жутко. И, вместе с тем, она никогда не обладала цинизмом и меркантильностью, поэтому даже желание обрести собственный уголок не толкнуло бы девушку заслужить его подобным путём. Но усмотрев в сообщении мсье Десмонда отчаянный крик души одинокого человека, не имеющего ни друга, ни товарища, за исключением пса-поводыря, она испытала целую гамму смешанных чувств, самым сильным из которых, пожалуй, было сострадание. Она понимала и разделяла боль несчастного, всеми отвергнутого человека, которого даже некому было похоронить — разве что только назначенному исполнителю за средства из городского бюджета, после чего городские власти распродали бы его имение вместе со всем содержимым с молотка ввиду отсутствия наследников.
С одной стороны — ей было по-настоящему жаль страдающего незрячего человека, и она была готова проявить к нему милосердие безо всяких условий, просто по доброте душевной; с другой — ей действительно нужны были крыша над головой и средства на существование; поэтому она приняла решение попробовать пожить у мсье Десмонда хотя бы некоторое время, надеясь на его слово джентльмена и решив, что если что-то пойдёт не так, тотчас же развернуться и уйти.
В конечном итоге решимость пересилила страх, и Манон направилась в сторону старинного особняка. Жители указали ей дорогу, но прежде насторожились и поразились тому, что кто-то по доброй воле направляется в это недоброе место, а рассмотрев Манон получше, начали проявлять к ней особенный интерес. По этой причине Манон старалась лишний раз не попадаться кому-либо из местных жителей на глаза и не вступать в разговоры без крайней необходимости, как можно быстрее проходя каждую улицу. В итоге то, что ей довелось узнать, было довольно скупо, но вместе с тем отображало общую картину: особняк был рассадником бесовщины, и в нём обитал колдун с ручным монстром, а по ночам за окнами горел ненужный для владельца свет и раздавались какие-то чудовищные крики и странные звуки.
Разумеется, девушка не поверила в подобные россказни, прекрасно понимая, что, если верить всему, что про неё говорят, она давно должна была бы помереть от сифилиса, родив и бросив в пьяном угаре в сточные воды десятого ребёнка неизвестно от кого. На самом деле дым без огня возникал только так, вопреки распространённой пословице: достаточно необученному человеку попытаться развести огонь силой трения, и он получит очень много дыма, так и не разведя пламени. Но легче на душе от этого не становилось.
Вместе с тем первое впечатление от описанных мест более или менее, но и в самом деле совпадало с имевшимися у неё описаниями. Поросшая сорной травой дорога была нехоженой и неезженой. Многие деревья давно уже погибли изнутри, но всё ещё стояли в ожидании своего падения. Обвитая засохшим плющом ограда покосилась и проржавела. Скрипучие ворота тоже не сохранили былой привлекательности. Казалось, что кусты не подстригались уже лет сто: они росли, как им было угодно, предоставленные сами себе, хотя раньше кто-то усердно выстригал тут целый изящный лабиринт. Внутренний двор был завален гнилыми листьями. Некогда уютная беседка развалилась под гнётом дождей, ветров и времени, и внутри неё уже завелась растительность. Внешний фасад особняка был выцветшим, а острая необходимость в ремонте была заметна невооружённым взглядом. Некогда чудесные, сложенные из разноцветного стекла апсиды нынче были потресканными и побитыми. Орнамент, стилизованный под груду черепов и костей, подобно тем, что бывают в старом монастырском оссарии, своеобразно украшал нижнюю часть наружных стен, явно не прибавляя сооружению благосклонности в глазах городских обитателей.
Когда-то здесь жил и журчал фонтан, а вдоль осыпавшихся стен располагался ряд прекрасных статуй на постаментах в виде горгулий, атлантов и перевитых змей. Теперь же вместо журчащей и чистой воды осталась лишь стоячая дождевая, в которой время от времени подавали признаки жизни ленивые головастики. А статуи, в большинстве своём, утратили от трети до половины своих составляющих: кому-то недоставало головы, а от кого-то так вообще остались только ноги, в то время как кучка камней у подножия, по всей вероятности, некогда была телом.
Обитель трогательного уродства оставляла на душе ощущение восторженного ужаса. Ущербный месяц бросал косые лучи на разбитые статуи, неровные кусты и потрескавшиеся стены, и девушка в этот миг гадала, как смотрится это же место в милом свете зарождающейся зари. Гнетущее предчувствие рисовало ужасающие картины из ночных кошмаров: жутких чудовищных тварей с ощерившимися пастями и красными светящимися глазами, перемещавшихся со звериной скоростью во мраке густых зарослей. Всё это здорово бодрило, сгоняя вечернюю дремоту.
Озираясь на эту печальную картину скорее с бесконечной тоской, нежели с опаской, красавица Манон проследовала до входной двери. Одетая в простое платье с закрывавшим лицо платком, она несла в руках сумку со своими скромными пожитками.
Среди всего прочего она надеялась, что раз уж незрячий владелец не сможет оценить её внешность, быть может, она обретёт в этом невзрачном, на первый взгляд, месте тепло и покой. Ведь, в сущности, у неё никогда не было ни верного друга, ни даже доброго приятеля. Разумеется, почтенные горожанки могли посчитать её содержанкой, но эта, безусловно, обидная клевета не могла задеть её как-либо по-особенному. Во-первых, даже если бы она приняла любое другое решение, её поливали грязью вчера и, безо всяких сомнений, должны были продолжать поливать ею сегодня и завтра, с чем она не имела возможности что-либо сделать. Во-вторых, даже если бы подобные недостойные заявления были правдой, это было бы не их собачьим делом.
Поднявшись по скрипучим, слегка занесённым опавшими листьями ступеням, перила которых не создавали ощущение надёжных, она остановилась у высокой двери и зазвонила в медный колокольчик. Сказать, что Манон переживала и волновалась, — означало не сказать ничего. Но, бросив беглый взгляд на номер страницы и прикинув на глаз количество оставшихся листов, она несколько успокоилась: в конце концов, она была практически уверена в том, что является главной героиней произведения и, коль скоро оно не заканчивается прямо здесь и сейчас, — она, как минимум, должна дожить до финала; и хотя железной уверенности в этом не было, а желание толкало забиться подальше в дебри слов и предложений или, ухватив страницу за край, скорее пролистать всё страшное и жуткое, девушка воззвала к своему мужеству.
