Багатур - Большаков Валерий Петрович (книги онлайн бесплатно txt) 📗
Олег поскакал к рыночной площади и чуть не столкнулся с Джарчи.
— Что случилось? — крикнул Сухов.
— Амбары горят! — ответил нукер. — Хлебные! Бурундай хотел с утра зерна набрать на прокорм, вот местные и подожгли хранилища, чтоб никому не досталось!
Олег прибавил саврасому прыти. Свернув за храмом к городской стене, он выехал к двум горящим амбарам — приземистым и длинным, добротным строениям, гибнущим в пламени пожара. Воздух был пропитан запахом горелого хлеба — это пылало зерно.
Десятки переяславцев наводили суету вокруг, таская воду в вёдрах и бадейках, плеская её в огонь, но пламя нисколько не унималось. С другой стороны ширкали лопатами молодые парни, кидая снег на охваченные огнём стены, добрасывая до невысокой крыши.
За пожаром невозмутимо наблюдал Бурундай. Он сидел на коне, выпрямившись, сжав рукоятку сабли, и молчал. Тысяцкие — и Тугус-беки, и Чарха-Эбуген, и Дайдухул-сохор — находились рядом и тоже помалкивали. Первым не выдержал Бэрхэ-сэчен, хоть и пониженный до сотника, но не утративший прежнего выражения превосходства.
— Что мы стоим? — вскричал он. — Чего ждём? Мерзкие оросы нанесли по нам подлый удар — они лишили пропитания наших коней! Мы пришли с миром, они выбрали войну! Так обнажим же сабли!
— Молчать! — скомандовал Бурундай, негромко, но жёстко. — Ты видел, как оросы поджигали своё зерно?
Бэрхэ-сэчен промолчал, медленно багровея.
— Не видел! — по-прежнему жёстко сказал темник. — Зато я вижу, как они тушат огонь! Мы покидаем этот город. За мной!
Крики туаджи разнеслись по улицам Переяславля, собирая войско. Вскоре тысяча Чарха-Эбугена миновала городские ворота. Следом повёл своих Тугус-беки.
Олег ехал рядом с Джарчи. Молодой нукер был непривычно задумчив. Нахмурившись, он вскинул голову и встретился глазами с Суховым.
— А если зерно подожгли не оросы? — задал Джарчи вопрос.
— Значит, среди нас есть предатель, — дал Олег ответ.
— Вай-дот… — протянул нукер. — Не верю! Хотя… Нет, чего-то тут не сходится! Зерно-то зачем жечь?!
— А ты подумай, — спокойно сказал Сухов. — Вот, если бы Бурундай был как Гуюк-хан, который сперва голову человеку срубит, а потом думает, за что, как бы он поступил? Велел бы наказать переяславцев, верно? И сколько бы народу тогда полегло! Причём не только горожан — Бурундай тоже недосчитался бы многих. К счастью, наш темник с головою дружен…
Джарчи снова погрузился в молчание, а после дал пылкую клятву:
— Я найду этого шакала! Выслежу и убью!
Глава 21,
в которой Олегу поручается ответственное задание
…Покинув Переяславль-Залесский, Бурундай повёл войско напрямик, по льду Клещина озера, и далее по реке Нерли. Город, оставленный за плечами, не шумел, звука единого не издавал — и колокола молчали, и голосов не слыхать. Похоже, переяславцы ещё не уверились сполна в удаче своей и боялись её спугнуть. А вдруг возвернутся «мунгалы»? Вдруг передумают, да такого натворят, что… И, ужаснувшись воображаемым несчастьям, люди сдерживали дыхание, прислушиваясь напряжённо — ушли ли? Ушли вроде… Да, точно, ушли! Но, даже поверив своему счастью, люди не торопились радоваться. Да и чему, собственно?
Тому, что живы остались? Что дома свои уберегли? Что дети, слава Богу, не вздеты на копья? Да кто ж этому радуется!
А то, что весь город целые сутки был в услужении татарве? Это как оценить? Тоже радость испытывать? Оно, конечно, прогнуться недолго. Лишь бы только не забыть выпрямиться…
…В сражении с Евпатием Коловратом Олег не участвовал — с Неистовым бились те сотни, что шли в арьергарде, Эльхутур же шествовал впереди. Однако битва Сухова впечатлила — он даже некую гордость почувствовал. Презрения бы заслуживал тот народ, который даже попытки не сделал воспротивиться врагу, не вступился бы за своих, да попросту не попробовал бы отомстить. И вот евпатьевцы доказали, что русские достойны уважения. И монголы оказали павшим респект — в степи с почтением относятся к героям, неважно, какого они роду-племени. Жаль только, что подвиги и самопожертвование на Руси и в прошлом, и в будущем всегда покрывали чьи-то недоделки, чей-то недосмотр, чью-то неспособность править и володеть. Жизни отдают лучшие — за то, чтобы остальные-прочие поклонялись не истинным героям, а подлецам и предателям, вознесенным на пьедесталы и постаменты…
В разгар дня тумен вышел к Ростову Великому. Город сей стоял на берегу реки Пижермы, впадавшей в озеро Неро, и слыл богатым — полтора десятка храмов блестело луковками за стенами его, монастыри стояли, дворы княжеский и епископский, большой торг шумел.
Памятуя о поджоге в Переяславле, Бурундай решил подстраховаться и отправил сотни Алтун-Ашуха и Бэрхэ-сэчена в Сару, городишко, что стоял напротив Ростова, с другого берега озера. Сотням было приказано «заготавливать фураж», то бишь отбирать у местных зерно и сено.
Остальной тумен перешёл Пижерму по льду и вышел к Нерльским воротам. К удивлению Сухова, неширокий мост, перекинутый через ров к воротной башне, тоже был целёхонек, как и в Переяславле.
— То ли ждали нас, — поделился Олег своими сомнениями с Изаем, — то ли поджидали.
— Узнаем, — спокойно сказал куман.
— Таран бы сюда! — горячился Джарчи. — Эх, и ударили бы! Ой-е…
— Охолонись, — строго сказал Изай. — Видишь же, цел мосток. Знать, неспроста.
Монголы остановились, выстроившись перед городскими укреплениями. Вперёд выехал сам Бурундай, прищурился, оглядывая стены ростовские. И в тот же миг, словно дождавшись его выхода, ворота Нерльские стали открываться. По двое дюжих воинов отворяли каждую створку, сколоченную из бруса и окованную железными полосами.
Нукеры, не думая, опустили копья и выхватили сабли, готовясь встретить вооружённый отряд ростовчан, но им навстречу торжественно выступила целая процессия — епископ, попы рангом пониже, бояре, купцы, простолюдины. Отдельно шествовала статная, молодая ещё женщина в богатой шубе. Она вела за руку двоих маленьких мальчиков — это была княгиня Мария, жена князя ростовского Василька Константиновича и мать двоих сыновей его, Бориса и Глеба. Княгиня не поглядывала горделиво, с той надменностью, которая бывает присуща испуганным женщинам. Она шла неторопливо, понуря голову, словно сгорбившись под тягостями войны, — одной ей нести их на своих хрупких плечах, за себя, за мужа, ушедшего на Сить, за подрастающих княжичей. Решали ли сами бояре сдать город на милость татарам или Мария их надоумила? Если это дело рук и ума княгини, то она мудрая женщина. Да и что ей оставалось делать? Князь Василёк бросил Ростов Великий, как дядька его, великий князь, оставил Владимир-на-Клязьме. И сам ушёл, и дружину с собой увёл. Вот хорошо-то! А жене его делать что? Детей в охапку — и со стены в ров?
Выйдя за линию укреплений, процессия остановилась. Все отвесили земной поклон пришельцам, а епископ разразился речью.
— Что он говорит? — нетерпеливо спросил Бурундай.
— Он приветствует тебя, багатур, — перевёл слова епископа Олег, — выражает смирение и надежду на то, что воины хана Бату не разорят город и не предадут смерти его жителей.
Темник преисполнился важности и сказал:
— Переведи ему, что я накладываю на город хувчур. [144] Ещё мне нужны свежие кони, корм для них и вкусная еда моим воинам!
Бурундай был верен старой, проверенной стратегии: противишься хану — убей или умри, подчиняешься — живи и плати посильную дань. Ростов поставил на послушание — и выиграл.
Сухов перевёл условия темника горожанам. Те выслушали и обрадовались — видать, ожидали куда худшего. Мало ли чего болтают про «мунгалов» — говорят, они и человечиной питаются… Затребовали бы опасные степняки выдать им всех девственниц Ростова — дали бы, наверное! А куда деваться? Воюешь — не пищи, сдаёшься — не ропщи.
— Это их коназ? — спросил Бурундай, указывая на епископа.
