Время побежденных - Голицын Максим (библиотека книг .txt) 📗

Я просто стоял и ждал.

Фигура все приближалась, и теперь я совершенно точно знал, что это Рамирес — несмотря на то, что лицо у погибшего рейнджера было совсем непохожим на то, прежнее…

Скорее, он походил на Гарсиа, хозяина нашего нынешнего приюта.

— Я давно жду тебя, Олаф, — сказал он, не раскрывая рта, но я отлично слышал его голос.

— Что тебе от меня нужно? — спросил я. — Ты же умер!

— Что такое «умер»? — беззвучно спросил он.

— Умер! Окочурился! Утонул! Я сам видел!

— А ты, по-твоему, жив?

Почему-то я почувствовал страх и гнетущую тоску. Я хотел ему сказать, что я точно знаю, что я-то жив, но на этой равнине, где не было никого, кроме нас двоих, мы были совершенно равны — как тут понять, кто из нас кто?

Пока я в растерянности смотрел на него, лицо у него вновь стало меняться — теперь он очень походил на доктора.

— Не морочь мне голову, — решительно сказал я. — Это не ты, не Рамирес.

— Что такое «Рамирес»? Имя — это всего лишь слово.

— Ну нет! Это был человек. Такой же, как я.

— А откуда ты знаешь, кто ты?

Я хотел ответить, что это знает каждый человек, но не успел. Земля вокруг меня начала стремительно трескаться, точно лед на реке, и фигура, стоявшая напротив, все отдалялась — я уже не видел его лица… льдины или куски земной коры вращались, терлись друг от друга, ударялись с глухим стуком… глухим стуком…

Стук в дверь.

Я проснулся с ощущением, что видел нечто важное, но не успел осознать, что именно. Соскочив с кровати, я вновь машинально потянулся к оружию, не нашел его, выругался и босиком направился к двери.

Стук повторился — тихий, осторожный.

Я положил пальцы на щеколду, которую задвинул перед тем, как лечь в постель.

— Кто там? — спросил я тихо. Автоматически я занял привычную позицию — повернулся боком к двери, оказавшись под защитой дверного косяка.

— Олаф! — раздался знакомый голос. — Это я, Хенрик.

Я откинул щеколду.

— С ума сошел, — сказал террорист, бросив на меня беглый взгляд, — я что, стрелять в тебя буду?

— Привычка.

— Поговорить надо. — Хенрик, не дожидаясь разрешения, прошел в комнату и вновь запер дверь.

— Какого черта? Ты что, хоть одну ночь не можешь выспаться спокойно?

— Спокойно?

Он сел на единственный стул и мрачно сказал:

— Знаешь, что меня в тебе всегда удивляло? Как ты при такой работе умудрился сохранить эту трогательную наивность? Может, потому ты так хорошо и сработался со своим напарником? Он тоже бесхитростный, как этот вот стул, — для пущей убедительности он постучал пальцем по деревянной спинке стула.

— Он, по крайней мере, не будит меня посреди ночи, чтобы поговорить о моем характере, — устало возразил я. — Хенрик, мы уже столько ночей не могли выспаться. Может, оттого нам последнее время и мерещилось черт знает что. А когда нам один-единственный раз выпала возможность отдохнуть, тебя начинают обуревать какие-то идеи, которым почему-то нельзя подождать до утра.

— В том-то и дело, что нельзя. — Он рассеянно полез в карман за сигаретой. — Олаф, послушай! Не то чтобы мы с доком очень уж друг друга терпеть не можем, но он меня слушать не станет, это точно, а твой напарник дрыхнет как убитый. Я к нему тоже стучался, хотел, чтобы он присутствовал при этом разговоре, но он даже не проснулся. Никогда не думал, что кадары так храпят — из-за двери слышно. Но хоть ты-то можешь меня выслушать?

Я понял, что отделаться от него не удастся.

— Ладно, — ответил я, — валяй.

И потянулся, чтобы зажечь свечу, но он мне сказал:

— Не зажигай света.

— Да что стряслось-то?

Он в некотором затруднении подыскивал слова. Потом сказал:

— Олаф, ты же знаешь, я не ученый. Я боевик. Я себе всякими глупостями голову не забиваю. Док должен был бы сообразить, но он ведет себя так, словно ничего не видит.

— Не понимаю, к чему ты клонишь.

— А вот к чему. В Гиблых Землях выжить нельзя. Иначе бы и тот, первый, отряд вернулся, и до него патрули смогли бы хоть что-то разведать, и мы сейчас не шли бы наугад, а хотя бы приблизительно знали, что тут делается.

— Допустим, и что дальше?

— Да то, что при том, что тут творилось в начале прошлого века, да и потом тоже, эти милые люди, которые так трогательно нас тут приютили, выжить просто не могли.

Я зевнул, хотя, честно говоря, мне стало несколько не по себе.

— Глупости! Индейцы-то выжили.

— Олаф! Индейцы — мутанты. И наш проводник — мутант. Он этого и не скрывает. И, кстати, не скрывает, что и они жить тут боятся. Все равно боятся — несмотря на все свои замечательные способности. А эти — ничего не боятся. Они даже двери на ночь не запирают!

— Что значит «не боятся»? То-то этот Гарсиа мне в спину своей пушкой тыкал!

— А иначе бы ты ему не поверил! И не сложили бы мы тихо-мирно свое оружие там, внизу. Где твой пистолет, Олаф?

— Ну…

— Вот именно!

Я в затруднении таращился на него, и тень давешнего ночного кошмара коснулась меня, заставив похолодеть в теплой южной ночи.

— Черт возьми, что ты хочешь сказать? Что кто-то, или что-то, сумел настолько отвести нам глаза, что мы спокойненько разошлись себе по комнатам, бросили оружие…

— Ты на редкость проницателен, — сквозь зубы проговорил Хенрик.

Я медленно сказал:

— Быть может, это у тебя твоя обычная паранойя, но вдруг ты прав… на этот раз. Что же нам делать?

— Во-первых, пошли разбудим твоего придурка- напарника.

Я нашарил в темноте одежду, которую Хенрик смахнул со стула на пол, и начал одеваться.

— Шевелись, — поторопил Хенрик.

— Ладно, — сказал я, застегивая рубаху, — пошли. Где он дрыхнет?

— В соседней комнате.

В коридоре было темно. Половица у меня под ногой скрипнула, и я замер на месте… нет, все спокойно.

Дверь в комнату, где ночевал Карс, была заперта, и оттуда и впрямь доносился немелодичный храп. Наверное, нужно уж очень умотать кадара, чтобы он так храпел — я еще ни разу ничего подобного не слышал.

Я тихо постучал в дверь костяшками пальцев.

Никакой реакции.

Я постучал громче.

— Кто там? — раздался сонный голос моего напарника.

— Это я, Олаф! Открывай скорее.

— Сейчас!

Что-то грохнулось на пол; этот умник как нарочно умудрился наделать как можно больше шуму.

— Черт бы его побрал! — прошептал у меня за спиной Хенрик.

Наконец засов щелкнул, дверь приоткрылась, и на меня из темноты уставилась мрачная рожа.

— Опять что-то стряслось, да? — покорно спросил Карс.

Не успел я рта открыть, как Хенрик, стремительно выступив вперед, щелкнул перед носом у Карса зажигалкой.

Тот отпрянул от язычка пламени.

— Вы опять оба с ума сошли?

— Редкостный урод, но все же это он и есть, — проворчал Хенрик.

Карс оживился.

— В морду захотел, да?

Я устало сказал:

— Уймитесь вы, дурачье. Пошли за доком!

— Ты хоть знаешь, где его разместили?

Я покачал головой.

— Он вон в той комнате, — сказал Карс. — Ему вы тоже будете зажигалкой в пасть тыкать?

— Ты что-то разговорился, — угрюмо заметил Хенрик, — пошли.

— Куда мы идем? — удивился Карс.

Я сквозь зубы сказал:

— Потом…

И мы на цыпочках двинулись к комнате дока.

— Только я заснул, — тихонько жаловался Карс у меня за спиной, — только вздохнул спокойно…

— Умолкни.

Я подошел к двери и прислушался — оттуда не доносилось ни звука.

Я тихо постучал.

— Док! Эй, док!

Тишина…

— Док! Да открывай же, черт возьми!

Хенрик слегка нажал на ручку двери, и она плавно приоткрылась. В комнате было темно и совершенно тихо.

— Его тут нет, — сказал Хенрик.

— Да куда же он подевался?

— Он даже и не ложился. Постель не смята.

— Черт! Куда он делся?

— Нет времени, Олаф, — спокойно сказал Хенрик, — пошли.

Я нерешительно возразил:

— Но док… нам надо его дождаться.