Эмигрант с Анзоры - Завацкая Яна (первая книга .txt) 📗
Это бэнг, понял я. Вот так он и растет. Это тебе не сенка… из этих крошечных растений с широкими, бледными листьями, получают целый спектр веществ – галлюциногенов, вызывающих сильнейшую зависимость. Кажется, бэнг должен быть высоким… но вероятно, это сейчас такая стадия роста. Где-то в поле копошились люди, по пояс раздетые. Собаки тянули дальше, вдоль кромки поля, но уже не так уверенно. Мы пошли потихоньку.
Вскоре приблизились к работающим. Валтэн и Оливия сосредоточились на собаках, я же мог смотреть… и не мог не смотреть. Для меня это первая планета. Первый чужой мир…
Как Анзора. Я совсем забыл уже, что люди и другие бывают. Худые, истощенные, с запавшими глазами, торчащими ребрами. Здесь работали подростки, лет 15-18… впрочем, может, и старше, может, они так выглядят. У девочек грудь обвязана серым платком, мальчики голые по пояс. Согнувшись, выпалывают бесконечные ряды бэнга. Вдоль ряда ходит надсмотрщик, белая рубаха, белый платок на голове.
Зачем? – кольнуло меня вдруг. Я даже остановился на секунду. Кто мне объяснит, зачем это нужно? Давно уже нет никакой необходимости в такой простой сельскохозяйственной работе. На Квирине большая часть продуктов получается синтезом, а то, что выращивается – обрабатывается совсем иначе, по особой, биотопной технологии. Получить эти технологии на Квирине – ничего не стоит. Федерация, согласно Этическому Своду, не имеет права отказывать кому-либо в пищевых технологиях или медицинских.
Правда, бэнг на Квирине не выращивают. И ряд других наркотиков. Это наслаждения изысканные, сложнейшие, психоделические, и они в Федерации запрещены. Никакой свободы, понимаете ли…
Почему так? Бэнг требует особой, ручной обработки? Не поддается химическому синтезу? Есть какие-то другие причины использования рабского труда?
Поселок уже виднелся вдалеке. Валтэн и Оливия сдержали собак. Мы перешли на шаг.
Вот здесь, значит, и живут рабы. Маленькие, вросшие в землю беленные хижины. Совершенно вытоптанная серая земля, пыль… в пыли возится совершенно голый ребенок лет трех. Он поднимает на нас лицо. Лицо у него очень странное. Одутловатое, узкие щелки темных глаз, совершенно неподвижно… равнодушно смотрит на нас.
Собаки остановились как вкопанные перед одной из хижин. Мы переглянулись. Возле хижины сидела неподвижно женщина с младенцем, завернутым в серые тряпки. На нас она никак не отреагировала. А ведь мы в бикрах, с собаками, должны по крайней мере какое-то любопытство у здешних жителей вызывать. Оливия подошла к женщине, наклонилась.
– Вы говорите на линкосе?
Она включила транслятор – только у нее висел этот ящик. Спросила:
– Кто живет в этом доме?
Женщина ничего не ответила и даже не посмотрела на Оливию. Взгляд ее был устремлен вдаль. Не такая уж молодая, как показалось вначале. Худое лицо, щеки впавшие, сеть морщинок…
– Вы слышите меня? – Оливия повысила голос, и из транслятора вопрос на местном языке прозвучал еще громче. Женщина вздрогнула всем телом, подняла глаза.
Совершенно бессмысленный взгляд… Мне стало страшно.
В своем ли она уме? Как же можно такой давать ребенка… да жив ли он? Может, она уже удушила его этими тряпками? Как бы отвечая на мои мысли, ребенок внутри кулька слабо зашевелился.
– Кто здесь живет? – спросила Оливия.
– Мой муж… я… еще двоих поселили… – голос женщины был совершенно ровным. Все-таки соображает.
– Где эти двое? – спросила Оливия. Женщина не ответила, Оливия повторила вопрос.
– Их забрали в поместье, – ответила женщина.
– Где это? Куда идти?
После настойчивых расспросов мы поняли, что путь в поместье лежит через деревню.
– Что это с ней? – спросил я Оливию негромко, когда мы двинулись, – по-моему, она чокнутая какая-то.
– Да нет, Ланс, это бэнг… для них он бесплатный. А может, им дозы выдают, это помогает в подчинении держать. Поэтому и женщина такая, и ребенок явно больной, – объяснила Оливия. Мы шли дальше, время от времени нам попадался кто-то из местных жителей, но на нас не обращали ни малейшего внимания. Словно у них тут постоянно шастали туда-сюда ско и спасатели в бикрах.
Мы прошли сквозь деревню, теперь дорога резко поднималась в гору. Собаки тянули по-прежнему – явно держали след. Это хорошо, значит, наши пилоты здесь когда-то проходили… хотя бы давно. Наверное, давно, собаки не очень уверенно идут. А может, это потому, что здесь часто ходят, затоптали следы.
Миновали еще одну рощу таких же высоких голых стволов. За рощей открывалось пространство… мы остановились. Так неожиданно встретить здесь, где, кажется, нет ничего, кроме нищеты и самых примитивных следов цивилизации – настоящий современный, даже по квиринским меркам роскошный особняк.
Я, пожалуй, и не видел таких на Квирине. Может быть, на Артиксе? В фильмах видел, это да. Это даже не особняк был – замок. Цветные башенки, как змеиной кожей покрытые, сверкающие… Цхарн, да они же все из стекла! Из ровных разноцветных прозрачных ромбиков, переливающихся на солнце. А под башенками уступами сбегало вниз здание, все покрытое стеклянной или каменной крошкой, с готическими высокими окнами, низ замка терялся в густой зелени сада.
– Это поместье, – деловито сказал Валтэн. Похоже, его совершенно не удивило это зрелище. Впрочем, конечно… не первый же раз он в скоплении Глостии. Мы подошли к воротам. Там сидели те же охранники в белом, один из них поигрывал дубинкой на цепи – видимо, местное оружие.
– Тебе придется говорить, – сказал Валтэн Оливии. Та кивнула. Транслятор был только у нее.
Охранники, увидев нас, подобрались, вскочили. Их было четверо. Двое направили на нас какое-то оружие, сильно напоминающее лучевое.
– Здравствуйте, – сказала Оливия, – мы представители космических служб Квирина. Приняли сигнал бедствия. Просим сообщить о нас вашему хозяину или тому, кто здесь уполномочен что-то решать.
– Хозяина нет, – растерянно сказал один из охранников, – я сообщу управляющему.
– Да, пожалуйста, – кивнула Оливия. Охранник поднес к лицу серв – да, самый настоящий серв! – и стал тихо вести какие-то переговоры. Я рассматривал его… нет, явно местный житель. И остальные трое тоже. Местных жителей можно узнать по безразличному, мутному взгляду… худому, исчерченному морщинами лицу. Кажется, они уже рождаются старичками.
