Якудза - Силлов Дмитрий Олегович "sillov" (читать книги полностью .TXT) 📗
— А с той, — сказал Стас, — что от выхода отсюда отделяю тебя только я. И я тебя отсюда не выпущу.
— И за что мне такая немилость?
— Иронизируешь?
Похоже, что Стас тоже слегка удивился.
— Молодец, хорошо держишься. Не ожидал. А за что немилость… Хорошо, поясню. Причем, по порядку с самого начала — если хватит времени, конечно. Оно у нас с тобой, сам понимаешь, ограничено.
Так вот. Знаешь, Витя, ведь на самом деле не реклама — двигатель прогресса. Двигатель прогресса — скука. Когда человек — я имею в виду настоящий человек — добивается всех поставленных перед собой целей, он начинает искать себе новые. Исключительно для того, чтобы не сдохнуть со скуки. А какие могут быть цели у нормального мужика? Доказать себе и другим, что он не чмо, что все в его руках и что он кого угодно сломает ради своих целей. Ну доказал, добился славы и богатства. Дальше что? А дальше все очень просто. Либо торговля, либо война, либо бабы, водка и наркота.
Но, знаешь ли, бывает, что вдруг вспоминаются у такого мужика какие-то старые цели, которых по той или иной причине он не достиг в свое время. И тогда становится не до скуки. И не до развлекух.
Стас задумчиво посмотрел на Витька.
— Когда-то у меня была цель, — медленно произнес он. — Я очень хотел тебя убить. Но убить так, как — помнишь у Эдгара По? «Я должен был не просто покарать, но покарать безнаказанно. Обида не отомщена, если мстителя настигает расплата. Но она не отомщена и в том случае, если обидчик не узнает, чья рука обрушила на него кару». Хотя, вряд ли ты это читал. В детстве сборник рассказов Эдгара По был моей любимой книгой. И единственной. Потому как на книги денег не было. А эту мне отец подарил на день рождения. Когда еще живой был… Так что скажи спасибо классику. Если бы я в свое время не прочитал эти слова, то валяться бы тебе в том далеком нашем детстве где-нибудь под забором с башкой, пробитой сзади кирпичом.
Витек молчал. То, что говорил Стас, было, конечно, интересно, но его теперешнее состояние интересовало его гораздо больше.
Он ощущал себя наполненным пустотой. И одновременно он был ею. Его тело находилось в лаборатории, но в то же время оно и заполняло все ее пространство. Он видел свои руки, ощущал свое тело, но сознание четко фиксировало и это новое странное ощущение. И, в том числе, отчасти — слегка затянувшийся монолог Стаса. Кажется, он что-то говорил о том, что когда-то собирался его убить?
— А с чего это ты на меня так обозлился? — спросил Витек. — Вроде бы мы раньше не встречались.
— Со мной — да, не встречались, — кивнул Стас. — Ты встречался с моим отцом, когда он зачем-то вытаскивал тебя из вашей горящей машины. Имеются такие светлые воспоминания детства?
Воспоминания имелись.
Водитель «КамАЗа» был большим и усатым, и от него сильно пахло перегаром. Один ус у него уже начал тлеть, когда он, разбив стекло монтировкой, вытаскивал Витька через окно вспыхнувшей от страшного удара старенькой «шестерки». А еще помнил Витек страшные крики своих сгорающих заживо родителей, пытающихся изнутри открыть смятые ударом «КамАЗа» двери изувеченной легковушки. К чести поддатого водителя, нельзя было не отметить, что он пытался вытащить несчастных из машины даже тогда, когда у него помимо усов начали гореть руки. Кажется, потом он умер в больнице от того, что у него на теле сгорела почти вся кожа.
Витек кивнул.
— Так вот, — продолжал Стас. — Мой отец погиб, спасая тебя. А я попал в детдом. И сначала, как я уже говорил, мне очень хотелось тебя убить. Но как назло, случая не представилось. Когда же к нам в детдом попал ты, я поблагодарил судьбу, но тебя оттуда практически сразу же забрала сестра. А потом появилась эта полуяпонка, — он кивнул на труп Александры, — и спутала мне все карты. Влюбилась, понимаешь. Я, конечно, не мог упустить такой шанс и поехал с ней в Японию. Но о тебе я не забыл, Витек. Я помнил о тебе все эти годы.
Но со временем желание убить тебя притупилось. Слишком долго вдалбливали в меня японцы свои бредни о судьбе и предопределении. И я подумал, что, не будь тебя и не погибни мой отец тогда, я бы никогда не оказался в Стране Восходящего Солнца и не стал тем, кем я стал. И я сказал себе, что если судьба распорядилась дать тебе вторую жизнь, то это, наверное, неспроста. Мне стало интересно, ради чего погиб мой отец и что же в тебе такого особенного, что равно по стоимости его жизни?
Я старался. Я очень старался. В Школе я был лучшим и, доказав это себе и другим, стал пользоваться уважением членов Нинкёдан. В Организации уважают сильных и прислушиваются к их мнению. В то время они как раз планировали захват некоторых сфер влияния в Москве. Я убедил руководство Якудзы в том, что этот захудалый городишко — лучшее место для их базы. И, конечно, намекнул о том, что примерно знаю, где искать подземный завод, законсервированный коммунистами. Мне выделили деньги на постройку этого клуба, — Стас бросил взгляд на потолок, — не подозревая, что я решил убить сразу трех зайцев. А именно — под крылышком Нинкёдан основать свою собственную империю, найти завод и сделать на этом хорошие деньги и, конечно, найти тебя и посмотреть, во что ты превратился.
Стас внимательно посмотрел на Витька.
— Первые два зайца были практически убиты, когда я нашел тебя. Ты сидел в грязной палатке и торговал воблой. Признаться, желание убить тебя сразу возродилось с новой силой. Но я решил все-таки не горячиться и продолжить эксперимент. И устроил тебе веселую жизнь, надеясь, что — как учили меня все эти годы — в состоянии смертельной опасности ты все-таки докажешь, что мой отец погиб не зря, спасая тебя, и что ты настоящий мужчина.
В результате — какая неожиданность. Мой учитель обнаружил у тебя совершенный ки-ай. И параллельно начал убеждать меня в том, что я по сравнению с тобой полное чмо. Что, признаться, на некоторое время выбило меня из колеи.
Стас криво усмехнулся.
— Я очень сильно уважал моего учителя. И даже некоторое время был слегка неравнодушен к его дочери. Сейчас, когда у меня не осталось ни учителя, ни его дочери, ни уважения, я хочу только одного. Убедиться в том, что учитель был прав. Насчет того, что я — полное чмо по сравнению с тобой. И что мой отец погиб не зря, спасая тебя.
Стас молниеносным движением выдернул меч из ножен и вонзил его в стену. Клинок словно в масло вошел в дощатую перегородку и завибрировал, словно возмущаясь тем, что хозяин воткнул его в столь непотребный материал.
— Все, что тебе нужно, Витек, для того, чтобы спасти свою жизнь, — так это пройти мимо меня. Видишь, я безоружен. Можешь даже воспользоваться моим мечом, если хватит сил выдернуть его из стены, — думаю, мне он больше не понадобится. И знаешь, еще я думаю, что хотя бы один из моих учителей, покойный Эдгар По, сейчас был бы мною доволен…
Меч слегка покачивался в двух шагах от лица Витька. Вдоль лезвия шла искусная гравировка — извивающийся дракон, сжимающий в лапе то ли драгоценный камень, то ли шарик планеты. Мастер, создавший это оружие, искусно передал мощь стремительного движения чудовища, настигнувшего свою добычу.
Витек чуть наклонил голову, чтобы лучше рассмотреть рисунок. Где-то он мог его видеть?
Ну конечно…
Если слегка сгладить зубцы гребня на спине дракона и сделать его голову чуть менее массивной, то в последнее время он видел его очень часто. В ванной, в зеркале. И во сне. В кошмарах. Совсем недавно он был красным и воспаленным, а сейчас поблек, но, тем не менее, все еще давал о себе знать по ночам ноющей болью в плече. И тогда вновь приходил во сне мертвый Ибрагим и, приложив к телу Витька раскаленный прут, смеялся, подмигивая единственным глазом.
И этот же дракон, вырезанный ножом по живому, выглядывал из-под бинтов на руке его изнасилованной сестры. Знакомый дракон. Виделись.
И снова Витек удивился сам себе. По идее, он сейчас должен был испытывать ненависть к человеку, который сидел напротив него…
Но ненависти не было.
