Поход (СИ) - Валериев Игорь (версия книг .TXT) 📗
— Это хорошо. Какая-то линия обороны намечена, что сделано?
Орфенов посмотрел на меня.
— Ваше превосходительство, — обратился я к Грибскому, вставая и доставая из своей сумки топографическую карту окрестностей Благовещенска, с нанесёнными на ней знаками оборонительных сооружений, огневых позиций, секторов обстрела и прочего. — Намеченная линия обороны строилась из расчета имевшихся в городе военных сил, включая ополчение.
С этими словами, дождавшись разрешающего кивка генерала, разложил карту на столе и начал объяснять, что уже успели сделать, и что было намечено сделать до утра и в течение сегодняшнего дня. Совещание затянулось ещё где-то на час, карту пришлось отдать в штаб при губернаторе. Командир Второй батареи Восточно-Сибирской артиллерийской бригады, вернувшийся в город, с восторгом принял идею о наблюдательном пункте на соборе и возможности корректировки огня батареи по телефону. Мне же было поручено оказывать помощь военному коменданту. Закончилось всё словами губернатора, объяснившего, почему в городе почти не осталось войск. Как рассказал Грибский, по планам генерал-губернатора Гродекова, к этому времени в город должны были прийти забайкальцы, но Шилка обмелела, и войска в основном застряли в Сретенске. Авангард смог дойти только до Шилкинского завода. Время подхода забайкальцев от десяти до пятнадцати дней, может чуть больше. Грибский о сложившей обстановке в городе уже по телеграфу доложил генерал-губернатору, и надеется, что часть войск, отправленных из Благовещенска в Хабаровск возвратят назад. Нам же остается держаться с теми силами, которые есть.
Вернулся с совещания на позиции, где расположились мои казаки, когда уже начало светать. Севастьяныч подготовил в одном из окопов, какое-то подобие лежака, укрытого чистой дерюгой. Завалился на эту постель и заснул, пока голова еще не коснулась вещмешка моего денщика, который он положил мне вместо подушки.
Разбудил меня запах жареного мяса. Вчера вечером поесть не удалось. Когда поздним вечером казаки организовали себе ужин, меня вызвали к Орфенову, потом пришлось идти к военному губернатору, а дальше просто отрубился. Достал часы.
«Мда, поспал три часа, но чувствую себя более-менее нормально», — подумал я, поднимаясь с лежака и оглядываясь вокруг. Вдоль берега интенсивно шли земляные работы. Гражданские платья землекопов щедро разбавили белые рубахи стрелков.
— Ваше высокоблагородие, я тут ведро с водой принёс для умывания, и казаки с вами курятинкой жареной поделились, — будто из воздуха возник рядом с окопом Хохлов.
— Спасибо, Михаил Севастьяныч, что бы без тебя делал. Как дела обстоят? — снимая мундир, нательную рубаху и выпрыгнув из окопа, спросил денщика.
Отойдя в небольшой овражек рядом с окопом, наклонился, подставив шею и плечи под воду. Холодная, колодезная, она мигом выбила из меня остаток сна. Прополоскал рот и сделал пару глотков, аж зубы заломило. Потом обтёрся полотенцем.
Всё это время Севастьяныч докладывал новости. Организацию устройства оборонительных сооружений взяли на себя офицеры из штаба военного губернатора. С противоположного берега пока не стреляли, даже из винтовок. Большинство жителей Благовещенска ночевали за городом. С утра пришло много ополченцев и стрелков. Китайцев на нашем берегу вылавливают и отводят на лесопилку, держа под охраной. Несколько магазинов и складов китайцев ночью разгромили. Со складов «Чурина и Ко», «Кунста и Альберса» бесплатно выдают продукты на нужды обороны. И прочие мелочи.
Позавтракал жареной на костре куриной грудкой и хлебом. Казаки есть казаки, безхозных кур по городу бегало много. Запив всё это водой, почувствовал, что готов «к труду и обороне». Это чувство привело меня к резиденции военного губернатора.
Это чувство привело меня к резиденции военного губернатора, где увидел интересную картину. Три якута с винтовками стояли перед крыльцом. Самый старший из них невозмутимо попыхивал трубкой, глотая дым, а самый молодой о чём-то жарко спорил на неизвестном мне языке с казаком, охранявшего вход.
— Что за шум, а драки нет?! — шутя, спросил я, подойдя почти вплотную.
— Да вот, Ваше высокоблагородие, якуты эти трое в ополчение вступить хотят. Говорят, что очень меткие стрелки. Хотят маньчжур убивать. Какие-то у этого семейства старые обиды на них, — вытянувшись во фрунт, доложил казак из Нерчинского полка.
— И в чём проблема?! Дело-то хорошее. Нам меткие стрелки нужны. Сейчас через часик китайцы закончат с завтраком и начнут огонь, возможно и из пушек.
— Да они по-русски не бельмеса не понимают. И ещё хотят лично к Его превосходительству на приём попасть, чтобы какую-то проблему решить, но мне не говорят.
— А ты откуда, братец, так хорошо якутский знаешь?
— Да у нас в Забайкалье их много проживает. Торговать с ними как-то надо было, вот и научился.
Через пень-колоду с помощью переводчика удалось добиться от якутов, отца и двух сыновей, что они хотели получить от губернатора патроны для охоты на маньчжур и награду за каждую голову убитого, как за десять шкурок белки. Для прикола поторговался, сошлись на цене, как за четыре шкурки. Я чуть не расхохотался.
«Охотники за скальпами, мать их! — сдерживая смех, подумал я, а потом прикинул. — А почему бы и нет?! Снайпер-якут, два наблюдателя из ополченцев или солдат для подтверждения поражения цели, а стоимость четырех шкурок белки хорошей выделки, всего десять копеек. Для сравнения патрон для винтовки Кранка стоит три копейки, для мосинки — пять копеек. Сколько вчера сожгли этих патронов впустую, и не сосчитаешь. А тут сто подтверждённых убитых — всего десять рублей. А до траншей на том берегу от наших позиций метров шестьсот-восемьсот будет. Да ещё сложный выстрел над водой. Я бы без оптики не взялся стрелять. Видимо, действительно, хорошие охотники. Всё! Заключаю соглашение. Если Грибский не захочет платить из казны, заплачу из своих средств. Такая реклама и пиар снайперской стрельбы мне необходима. Пробить идею, хотя бы по два снайпера с винтовками с оптикой на батальон не удается, хоть ты тресни. Только и слышишь: „лишние траты“, „меткий стрелок и без оптики может стрелять“. И такое прочее».
Через десять минут, заменив казака-переводчика на посту у входа в резиденцию, компактной группой уже наблюдали за траншеями на том берегу, до которых по моим прикидкам было больше восьмисот метров. На артиллерийском ложементе для двух крупповских четырехфунтовок была видна суета, которая быстро прекратилась, а над нашими головами просвистели две гранаты, разорвавшиеся на Соборной площади.
На противоположном берегу раздались крики радости, а у нас началась большая суета. Народ, бросая инструмент, ринулся прятаться в вырытые окопы, на ходу одевая рубахи и подбирая оружие. В городе особой паники не возникло, так как большинство населения всё ещё оставалось за городом. Я перевёл бинокль на противоположный берег и увидел на позиции для пушек китайского офицера на коне. Судя по форме в высоком звании. Указал на него старшему якуту. Тот, всмотревшись через реку, кивнул головой, снял с плеча винтовку, пристроил её на бруствер и начал целится. Я навёл бинокль на китайского офицера. Когда ожидаешь выстрела, он всегда случается внезапно. Выстрел и офицер сполз с седла. Якут разразился длинной фразой с каким-то раздражением.
— Что он сказал? — спросил я казака-забайкальца, который продолжал меня сопровождать.
— Ругается, что плохо попал. Не убил, а только ранил в плечо. Винтовка старая, глаза старыми стали. Плохо видит, — ответил тот.
В полном изумлении уставился на якута. Я в четырехкратный бинокль не смог толком рассмотреть, куда он попал. Это какая же у него острота зрения? Больше четырехсот процентов? А какая же была, когда он хорошо видел? Потом перевёл взгляд на его винтовку. Кажется, Мартини-Генри, но не уверен. И как он из этого старья умудрился попасть?! В голове промелькнула интересная мысль, и я подозвал своего денщика, который, увидев меня, возвращающегося на позиции, присоединился к нашей группе. Отдал ему распоряжение на ухо, а сам стал выглядывать цель для старшего сына на артиллерийской позиции. В общем, из девяти выстрелов, которые сделали якуты, получились следующие результаты. У отца — один ранен, один убит. У старшего сына — один убитый. У младшего — один ранен. В общем, двадцать копеек семейство заработало и заставило замолчать две китайские пушки. Прислуга вся попряталась в укрытиях. Дёшево, сердито и эффективно!
