Вера и террор. Подлинная история "Чёрных драконов" (СИ) - Шиннок Сарина (библиотека книг txt) 📗
— Ищут! Найдут! Миру смерть моя нужна…
Кэно припал спиной к стене. Так было легче, когда спина под защитой. Но ненамного. Все его тело обливалось холодным потом, дрожь не унималась, каждая мышца вздрагивала от перенапряжения. Сердце трепетало, как крылья летящей колибри, а кровь бурлила, как лава в жерле вулкана. Ему казалось, что темнота ночи оборачивается вокруг него, вцепляется в него тысячами когтистых лап, разрывая горячую плоть. Весь мир ополчился против него, тьма выставляла вперед копья ненависти тех, кто должен был скрываться в этой тьме, — врагов. Кругом враги, за стенами враги, весь мир наполняют враги. Из тьмы начали выделяться отдельные клубящиеся образы. Кэно вгляделся в эту тьму — пауки. Старая галлюцинация вернулась куда более реалистичней. Тьма наступала, атаковала, окружала полчищем гигантских пауков. Кэно стоял в углу комнаты, бежать было некуда — он сам заколотил дверь. И ключей от решетки у него не было. Ветка мертвого тополя за окном напомнила о древесном монстре с обложки альбома «Fear of the Dark» группы «Iron Maiden». Тем не менее, Кэно снова бросился к окну по одной простой причине — там, на улице, свет фонаря разгонял ядовитую тьму. Он в ярости просунул через прутья кулак, разбил стекло. Так он и застыл, тяжело дыша и глядя, как по разбитому стеклу медленно ползут потоку крови. Древесный монстр за окном рассмеялся — это тревожно скрипел, будто плакал, старый мертвый тополь. Тьма исчезла, чувства сконцентрировались на ином — на боли. Кэно взревел и резко рванул руку от стекла. Он упал на пол, стащив с себя здоровой рукой жилетку и отдирая красную подкладку. Он корчился от боли на полу, перематывая подкладкой раненую руку и выдирая дрожащими пальцами из ран осколки стекла. Так он мучился до тех пор, пока боль и галлюцинации не доконали его, и он потерял сознание.
Кира не спала этой ночью. Она сидела на кухне, задумчиво глядя на силуэты деревьев и свалки металлолома за окном.
— Чай? Не похоже на тебя, — с иронией подметил вошедший на кухню Кобра.
— Я сейчас в таком состоянии, что если притронусь к алкоголю — три к одному, что напьюсь.
Парень подавленно замолчал и начал делать себе бутерброд.
— Чего не спится тебе? — недовольно спросила Кира.
— А тебе? — вопросом на вопрос ответил Кобра.
Женщина опустила рыжую голову, чтобы он не видел ее лица. Взгляд жгучих глаз ее потускнел, переполнился слезной грустью.
— Я не знаю, что теперь будет, — проговорила она.
— Ты за Кэно переживаешь?
Кира бросила на него взгляд полный гнева и обиды:
— Сам-то как думаешь?
Кобра решил, что лучше замолчать. Закончив приготовление своей сухомятки, он присел за стол, но тут же понял, что ему кусок не лезет в горло. В душе таилось волнение, ему хотелось успокоить Киру, но совершенно не знал, как.
— Джарек хотел с Вайнером поговорить… — как бы случайно проронил он. — Только велика вероятность, что Кэно не согласится…
— Не согласится на что?
— На обследования. Может, Генрих нашел бы способ остановить это превращение.
Женщина молча допила чай и ушла. Кобра прикусил губы, будто чувствовал вину. Впрочем, на самом деле его вины не было в тревоге Киры, только ему очень хотелось успокоить ее. Объективно было бы сказать, что это было не в его силах.
— Заткнись, а? — крикнула на него Кира, обернувшись, и скрылась в темном коридоре.
Кобра остался один. И уже в тоскливом одиночестве он допел песню, ужасно коверкая слова своим акцентом:
Успокоить решил. Ха! Думать надо было раньше, Вайнеру звонить, знали же, чем это кончится! Да и кем он себя возомнил? Он что, психоаналитик, что ли? Нет. Он только ученик Кэно. Салага… Практически пустое место… Тогда почему Киру так задевают его слова?
Так кто же он, Кобра, в этом клане? Пустое место?
Не совсем. Он предоставил «Черным драконам» жилье. Они поселились в его доме. Так что, выходит, он — арендодатель?
Был бы им, если бы брал плату за пользование жилплощадью. А так… Наивный малый, отдавший дом в их распоряжение.
А что бы анархисты делали, если бы он не открыл двери своего дома?
Нашли бы другой выход! Очередной самообман. Никакой его заслуги.
Стоп! Он сам собрал их здесь! Это он спас Киру, а потом и Джарека…
А может все решили обстоятельства? Просто повезло? Почему бы и нет…
Только вот Киру он на руках с базы выносил! Это он собрал всех, кто остался в живых вместе. Кроме Кэно, разумеется…
Да вот только что было бы, если бы Кэно сюда не вернулся? Да ничего не было бы! Еще Джарек говорил: «Без Кэно мы никто». Выходит, все же он, Кобра, — пустое место…
Этого не может быть! Не может! Ведь если бы он был пустым местом, если бы всем было на него наплевать, стал бы тот же Кэно так злиться на него за каждое поражение? Отчитывал бы за каждый промах? Да он бы давно плюнул на все это! Что же тогда?
Что же тогда? Кто ему Кэно? Да просто человек, который в чем-то оказался сильнее других, а Кобра за это завидует ему… Да-да, завидует. Уже давно.
Это была белая зависть. Конечно, белая зависть. Он так хотел стать лучше. И, надо признать, кое-что у него получалось. Он уже много чего освоил, получил немалый опыт…
Тогда зачем унижать его и звать «салагой»?
Многого он хочет. Сравнил бы свой опыт и свои навыки с таковыми у Кэно. И что, хотел, чтобы его как-то иначе звали?
Хотел. Хотел именно этого. Можно было бы признать, что он — всего-навсего преданный ученик. Вечный ученик.
Кобра перебывал в растерянности и отчаянии. Что же делать? Бежать за Кирой, пытаться все объяснить? Пустая затея, она только окончательно озлобится на него. Пойти к Джареку, поторопить его связаться с Генрихом Вайнером? Да что, Джарек сам не сообразит, что делать?! Что, он, Кобра, ему советчик?! Нет, уж лучше сидеть здесь, тише воды ниже травы, не соваться туда, где он ничем не поможет. Да, так лучше. Плыть по течению.
Кобра взял из холодильника пиво и обреченно припал сухими губами к холодной банке.
Кэно пришел в себя на утро следующего дня. Он лежал на полу, покрытом размазанной засохшей кровью, окровавленными кусками стекла и обрывками ткани. Рука ужасно болела, душу не оставлял страх. Кэно не мог сам понять, что это за страх, как бы ни вглядывался в свою душу. Страх смерти? Навряд ли. Столько лет ходил по краю, и что, после этого он смерти боится? Его бросило в гнев такое собственное предположение, с яростным оскалом, рыча, как дикое животное, он бросился на заколоченную дверь, царапая доски.
— Чтоб я боялся смерти?! Да никогда! Никогда! Я не боюсь ее! Я презираю! Не боюсь! Не боюсь…
Вдруг анархист запнулся, ошеломленно осматривая доски — на дереве остались глубокие свежие царапины, в луче света танцевала опилочная пыль.
Снова скрипнула оконная рама, за ней послышался металлический звон и скрежет — кто-то открывал оконную решетку. Изящные женские руки с тонкими пальцами ловко справлялись с замком.
— Кира! Нет! Не иди сюда! — вскричал Кэно и вдруг понял, как изменился его голос — он стал еще более низким, хриплым, грубым, как глухой сиплый рев раненого хищника. Запах тела Киры мгновенно заставил всплыть ее образ в его еще размытом и мутном сознании.
Сняв замок и распахнув решетку, Кира зацепилась руками за подоконник и, подтянувшись, запрыгнула в окно. За спиной у нее был маленький кожаный рюкзак.
