Инфернальный реквием - Фехервари Петер (книги онлайн без регистрации .txt) 📗
— Канонисса Сангхата, — произнесла Гиад, восстановив в памяти имя женщины, а с ним — и всю эту беседу. И та, и другая принадлежали иному времени и месту — той точке бытия, в которой началась четвертая, самая лучшая жизнь Асенаты, ставшей сестрой–госпитальером Вечной Свечи. За долгим и кровожадным покаянием последовали спокойные годы, но они уже закончились.
— Вы не настоящая, — печально сказала Гиад, вспомнив наконец, где она находится. И то, как отплатила своей наставнице.
— Кто знает? — отозвалась Сангхата. — Я чувствую себя настоящей. — Она указала на подползающие языки пламени. — Что гораздо важнее — этот пожар уж точно реален настолько, что сожжет тебя заживо, если ты задержишься здесь.
— Наверное, так будет лучше.
— Вовсе нет, — сурово возразила наставница. — Твой долг еще не выполнен, сестра.
— Боюсь, уже слишком поздно. — Асената отвела глаза. — Простите меня, канонисса, за все мои грехи, но прежде всего за… вас.
— Значит, ты помнишь, сестра?
— Да, сучка показала мне все, пока бесновалась.
Гиад припомнила, как ликовала Милосердие, открывая ей это воспоминание.
Прощание с Вечной Свечой оказалось по–настоящему ядовитым: на последней трапезе перед отбытием Асенаты ее внутренняя двойняшка подмешала в вино Сангхаты смертельный нейротоксин. Невыявляемое средство медленного действия убило канониссу, замаскировавшись под дегенеративное заболевание. Милосердие совершенствовала отраву на протяжении нескольких лет, вводя ее тем или иным пациентам по собственной прихоти.
— Может, я нашла лекарство, — заметила наставница. — Или я действительно призрак.
— Так как же?
— Понятия не имею. В любом случае, Асената Гиад, я дарую тебе прощение. — Сангхата осенила ее знамением аквилы. — Мы не в ответе за грехи наших теней. А теперь вставай!
Стыд заставил Асенату попробовать. К удивлению сестры, тело повиновалось ей без возражений. Больше того, оно оказалось совершенно целым, если не считать пары синяков и порезов. Организму Гиад не пришлось расплачиваться за излишества ее двойняшки. Жаль, что с бременем на душе госпитальера дела обстояли иначе…
— Где ты, Милосердие? — спросила она, поражаясь безмолвию сестры.
— Мерзавка зализывает раны, но скоро вернется, — сообщила канонисса. — Порченый шторм придает ей сил. Больше не поддавайся ей — следующий раз станет для тебя последним.
— Она — демон?
— Только если ты даешь ей волю. — Сангхата жестко улыбнулась. — Но ты не выпустишь ее, друг мой.
— Нет, — пообещала Асената.
Осмотревшись, Гиад увидела, что стоит в разрушенном зале, среди разбитых витрин с экспонатами. От твари, пробившей крышу, не осталось и следа — что не удивило сестру, поскольку большинство созданий варпа исчезали после гибели, — однако в обломках лежали тела многих смертных.
Читая нараспев поминальную молитву, Асената раздела один из трупов и прикрыла срам: после выкрутасов Милосердия сестра очнулась нагой.
— Как мне покончить с этим богохульством? — Гиад обернулась к наставнице, но канонисса Сангхата пропала, если вообще появлялась здесь.
«Не сможешь… покончить… — промурлыкала ее двойняшка откуда–то из глубин души. — Слишком поздно… Слишком далеко…»
Возможно, она говорила правду, но это не поколебало решимость сестры. Голос Милосердия напомнил Асенате о ее сне и избавлении, ждущем в конце пути. Она поняла, куда нужно идти.
Неупокоенных мертвецов манил к себе свет, который сиял на горе в центре Кольца, и они брели туда, словно нечестивые мотыльки, летящие на колдовское пламя.
Тварям, запятнанным заразой, тот маяк казался белым огнем, блистающим сквозь все и вся. Один из вурдалаков, облаченный в черную шинель, видел его, как и прочие чудища, и вместе с ними шагал вперед, волоча металлическую ногу. Ему неистово хотелось коснуться света, однако тот всякий раз ускользал, когда нежить протягивала руку. Непорочность сияния наполнила мертвеца такой неутолимой жаждой, что вскоре та протухла и обернулась ненавистью к чистому пламени, дразнившему его несуществующей надеждой. Эта боль терзала сильнее, чем любые муки гниющего тела. Чтобы спастись от нее, требовалось затушить свет.
Поэтому чумные отродья маршировали вслед за возвышавшимся над ними хозяином. Порой бытие расступалось перед бледным исполином, открывая для его процессии тайные тропы, что неизмеримо сокращало время странствия. Мертвецы преодолевали небольшие участки в реальности, потом входили в невидимые бреши и продолжали паломничество уже с другой точки. Упырь с протезом инстинктивно чувствовал, что они идут вдоль трещин в оболочке мира, следуя по маршруту, проложенному страданиями людей, ибо разломы возникали именно в таких местах.
Пока твари поднимались по горе к раскинувшемуся на ней городу, шторм прибавил в свирепости. Смерч извивался вокруг пылающих строений и рушил их, туша пожары, но тут же зажигал новые, судорожно извергая разноцветные молнии. Иногда разряды порождали искаженных существ, которые скакали или ползали по крышам. Одна башня, пораженная три раза, влажно заблестела и с дрожью пробудилась к жизни. Вереща от потрясения, здание выпустило ложноножки, покрытые серебряной чешуей, и куда–то уползло.
Вурдалака в черной шинели не интересовали подобные зрелища. Какие бы извращенные чудеса ни творились вокруг него, взгляд мертвеца быстро возвращался к насмешливому свету.
Когда процессия добралась до окраин города, к ней присоединились новые жертвы заразы, освященные сородичами–вестниками бледного владыки или же их первыми выкормышами. Упырь смутно сознавал, что у его хозяина есть четверо собратьев, — пусть и не столь высоко вознесенные, они тоже распространяли по земле священную скверну. Это понимание, влитое порчей в кровь мертвеца, усиливалось самосознанием, которое оставил ему господин. Искра разума поблескивала в каждом из вурдалаков — как бы иначе они видели и ненавидели свет с таким пылом? — однако создание с металлической ногой отличалось от них. Оно мыслило более четко и обширно, чем его собратья, и даже помнило свое имя…
«Лемарш».
Упырь попытался произнести его вслух, но трюк вышел слишком сложным для распухшего языка, и получилось грубое урчание. Как и свет, имя издевалось над мертвецом — служило горьким напоминанием о чем–то ушедшем, что следовало бы забыть. И все же вурдалак не мог отвергнуть его. Оно дарило боль, в которой таилось нечто драгоценное.
Пока существо играло с именем, из грязного месива его памяти всплыло еще одно. Нет… Уже не имя. Цель жизни? Призвание?
«Комиссар».
С этим словом явился стыд, жаливший сильнее, чем имя, но такой же важный и нужный.
«Я не исполнил… своего долга», — подумало создание.
Но что такое «долг»?
И тут упырь завыл вслед за остальными, ощутив гибель одного из вестников. Исполины в переливчатой броне повергли Кровоточащего Ангела…
Хотя она сгинула на далеком шпиле, отголоски ее ухода разошлись по всей орде, несомые заразой, что связывала всех тварей. Но вслед за скорбью к вурдалаку пришла новая мысль, скрытная и настойчивая:
«Их можно убить».
— Перигелий пал. Ищите укрытие на шпилях, но избегайте Веритаса и Клеменции. Мы предлагаем вам защиту на Вигилансе. Трон сохрани вас! Перигелий пал. Ищите укрытие…
Аврам Сантино вырубил вокс, как только сообщение, которое уже несколько часов передавали по всем каналам, пошло по второму кругу. Читал его мужчина с глубоким аристократичным голосом.
— Что думаете? — спросил гвардеец у женщины, сидевшей возле него в кабине санитарного грузовика.
Мотор работал на холостом ходу.
— Не знаю, боец, — сказала матерь Соланис, пристально глядя через лобовое стекло на далекий пожар в вышине. — Но мой город горит.
После побега из Сакрасты они остановились у подножия горы, не зная, как поступить дальше, — особенно с учетом того, что у них появились пассажиры.
