Игра Ловца (СИ) - Каминский Андрей Игоревич (лучшие книги онлайн TXT) 📗
Ждать им пришлось недолго — протиснувшись меж дикарей, вперед вышел Тирион Ланнистер, держа в руках опущенный к земле арбалет. Рядом с ним встала стройная сероглазая девушка, державшая руку на холке черного зверя.
— Мое почтение, сир, — Тирион насмешливо поклонился человеку стоявшему перед ним. Кто-то сбил шлем с его головы и «Робин» пытался остановить ладонью льющуюся из виска кровь. Завидев карлика, он открыл рот, но сказать ничего не успел — вскинув арбалет, Тирион одну за другой пустил три стрелы. Две из них ударились о кольчугу, так и не сумев пробить ее, зато третья вошла прямо в горло.
— Стоять! — рявкнул Тирион на всполошившихся пленников, — я решил сохранить вам жизнь, но того, кто дернется, я отдам ему, — он кивнул на Пса Жабодава.
Угроза подействовала.
— Твоя очередь, — Тирион кивнул Арье. Та кивнула в ответ и, подойдя к поверженному Робину, резко сорвала с него маску. На Тириона глянуло незнакомое лицо с тонкими чертами и странными волосами: наполовину рыжими, наполовину седыми.
— Ты его знала? — Тирион тревожно посмотрел на Арью, выглядевшую так, будто увидела привидение. Впрочем, соратники лже-Робина выглядели куда хуже.
— Знала это лицо, — с каменным лицом произнесла Арья, — неважно. Держи.
Она бросила Тириону маску и отошла к своему зверю. Карлик повернулся к ошеломленным пленникам.
— Робин Аррен давно мертв, — говорил он, тряся содранным скальпом перед ними, — вон тот человек убил его и срезал лицо, чтобы принять его облик. Самозванец — Безликий из Браавоса, это братство колдунов, поклоняющихся богу смерти. Тело вашего лорда лежит среди останков тех, кого сбросили в Лунную Дверь. Вы найдете его…
«Точнее то, что от него осталось».
— На вершине большого камня, где мы положили его, — Тирион указал на одеяние Арьи, — обвязанного тканью с ее рукава.
«И обоссаного псом-демоном».
— Браавос втянул вас в эту войну, — все с большим воодушевлением продолжал Тирион, — ради барышей Железного Банка и темных целей служителей Бога Смерти. Возможно, они и сейчас среди вас. Присмотритесь к окружению лорда Аррена, к другим людям — кто ведет себя не как раньше, кто говорит невпопад и не помнит себя самого в юности или детстве. Ваш враг Браавос и такие как он — Тирион указал на мертвого Безликого, — идите и расскажите об этом рыцарям Долины.
Горцы нехотя расступились и израненные, испуганные рыцари, устремились прочь. Вместе с собой они тащили и тело самозванца.
— Почему полумуж дал им уйти? — рассерженно подступил к нему Шагга.
— Потому что полумуж держит свое слово, — Тирион улыбнулся дикарю, — и платит долги, как и подобает льву. Сейчас внизу нет самого главного лорда, а весть о том, что ими правил самозванец, заставит остальных не доверять друг другу. И тогда все кланы могут спуститься со своих Гор и взять обещанное мною.
В наступившей тишине Тирион оседлал одного из трофейных коней и направил его прочь. Рядом прогремели копыта — это Арья, взяв другую лошадь, поравнялась рядом с ним. Перед ней неспешно трусила белая дворняга с черным пятном на морде.
Над Чаячьим Городом реяли знамена с соколом и луной — весть о том, что Робин Аррен мертв, а Долиной правил самозванец достигла и сюда. Джеймс из рода Арренов из Чаяьчего Города объявил себя новым Лордом Долины, но остальные не торопились присягать ему, ожидая возвращения Джона Ройса с его войском. Оставшиеся лорды спешно укрепляли замки, опасаясь новых набегов горцев, после разгрома лже-Робина обнаглевших сверх всякой меры — иных дикарей видели уже у моря.
— Вне зависимости от того, кто тут победит, — разглагольствовал Тирион, шествуя по широкому дощатому причалу, — в Долине еще долго будет неуютно. Как, впрочем, и в остальном Вестеросе. Я, наверное, отправлюсь на Север — пусть Санса и ведет себя странно в последнее время, но там всяко спокойнее, чем в иных местах…
— Я с тобой, — мрачно кивнула Арья, — хочу задать сестре пару вопросов.
— Ну и отлично, — кивнул Тирион, — и Пес Жабодав с нами, верно?
Бежавший рядом с ними пес на мгновение поднял острую морду, потом вновь опустил, принюхиваясь к портовым запахам. Тирион проследил за его взглядом и его лицо озарилось довольной улыбкой.
— Вот тот когг, кажется, с Севера, — он ускорил шаг, приближаясь к упомянутому судну. К него как раз сходили двое — полный молодой человек с мейстерской цепью через плечо и худощавый пожилой мужчина в потрепанной одежде небогатого ремесленника.
— Сэмвелл! Давос! — воскликнул ошеломленный Тирион, — а вы куда?
— Куда угодно, лишь бы подальше с Севера, — пропыхтел Сэм, помогая спуститься с корабля тоненькой девушке и светлоглазому мальчугану лет десяти.
— Уж не знаю, что там случилось с вашей сестрой, — обратился Давос к Арье, — но в последнее время она сама на себя не похожа. И связалась с силами, как бы не похуже Белых Ходоков — если бы вы знали, чего мы навидались по пути с Систертона. Вот мы и решили, что в Долине Аррен будет всяко спокойней, чем в Винтерфелле.
Обманщик
— Большой человек должен много есть.
С квакающим смехом Антуанетта поднесла ко рту пленника миску с чуть теплым варевом, в котором плавали крупно порезанные грибы и лягушачьи лапы. С трудом сдержав гримасу при виде грязных, покрытых пигментными пятнами рук, Кейн, тем не менее, жадно выхлебал миску, чувствуя как рассасывается ноющая боль в животе.
— Этого мало, — бросил он, — разве Эфрель не велела беречь мое тело?
— Скоро оно перестанет быть твоим, хихихи, — мерзкая карга зашлась в новом приступе смеха, — но ты прав, большой человек. Теон, мой мальчик, извини, но это все для тебя.
Скорчившийся у стены Теон Грейджой только скрипнул зубами, когда Антуанетта выхватила у него из под носа миску с объедками. Поднеся ее к лицу Кейна она любовалась как тот хватал дурно пахнущие объедки и размалывал их зубами.
Меж тем Антуанетта подошла к полке, где Эфрель хранила свои зелья и, оторвав от подола кусок тряпки, смочила ее зеленоватой, дурно пахнущей мазью. Подойдя к Кейну, она принялась растирать его плечи и спину.
— Тебе нравится это, рыжебородый? — голос ведьмы понизился до сладострастного шепота, — нравится когда Антуанетта тебя трогает?
Ее большая дряблая грудь, вываливающаяся из ветхого платья, коснулась его тела и Кейн с трудом удержал дрожь омерзения от прикосновения липкой холодной плоти.
— Это куда приятнее, чем если бы это делала она, — усмехнулся Кейн, мотнув головой в сторону Сансы. Та вскинула было голову, но тут же подавленно опустила, хотя в ее глазах блеснули злые искорки — несмотря весь ужас своего положения, она еще не сломалась. Антуанетте же слова Кейна пришлись по душе — откинув голову она вновь забулькала горлом, изображая смех.
— Эфрель бы не понравились эти слова, — игриво сказала она, — наша славная королева считает себя неотразимой.
— Как и любая женщина, — Кейн пожал плечами, насколько ему это позволяли скованные руки, — я познал ее в обоих телах и не помню ничего особенного.
— Ты не должен так говорить, — с нарочитой строгостью сказала Антуанетта, — наша королева видная красавица.
— Была, — пожал плечами Кейн, — в прошлой жизни, точнее в прошлом мире. Впрочем, я тогда ее не знал — когда я ее впервые встретил, она уже выглядела вот так, — он небрежно кивнул в сторону Сансы, — а ее нынешнее тело — девчонка и есть девчонка. Никогда не нравились эти худосочные пигалицы.
— Любишь женщин в теле? — движения рук Антуанетты замедлились, а дыхание наоборот участилось. Кейн исхитрился повернуть голову и его холодные голубые глаза встретились с выпуклыми жабьими гляделками. Не изменившись в лице, он спокойно сказал.
— Да. Вроде тебя.
— Обманщик! — кокетливо квакнула Антуанетта, но видно было, что такая грубая лесть ей понравилась. Болотная ведьма была не лишена определенной низменной хитрости, но похоть явно преобладала у нее над разумом. Закончив со спиной, она встала перед Кейном и принялась умащивать его спереди столь же тщательно, как и сзади. Короткие толстые ладони похотливо оглаживали широкую грудь, массивные руки и плечи, с узловатыми мышцами, подобные колоннам ноги и, — с особым старанием, — то что между ними. Кейн, внутренне содрогавшийся от прикосновений этой мерзкой жабы, поначалу прилагал немалые усилия, чтобы скрыть свое отвращение, но долгое воздержание брало свое — и теперь ему не нужно было сильно стараться, чтобы изобразить вожделение.
