"Фантастика 2023-125". Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Бер Саша (бесплатные книги полный формат .txt, .fb2) 📗

— А нах мне эт?

— А тибе, чё кто-т спрашивал, чё ли? Али Дева Рична тибе выбор оставила?

Зорька больно закусила губу от обиды. Хавка опять была права. Святая Троица! Эта ведьма постоянна права. Не зря на Семик по ней Речная Дева слёзы лила, ой не зря.

— Поверь, Зоренька, на тибе охоту открыли все, кому ни лень, а кому лень и так прибьють. Ты рано или поздно в силки попадёшь, аль стрелу глазом словишь, аль хозяин на суп пустит.

И опять будто плетью по мозгам хлестнули слова Хавки. Она сразу вспомнила свой первый день пребывания в логове и как её теперешний муженёк хотел сварить из неё суп. Как она всё так чётко угадывает? Или знает? Ведьма! Тем временем вековуха продолжала планомерно Зорьку добивать:

— Отпрыгаласи зайкой то, пора под подолом зубки отращивати, коль жить хошь дале, да девку своюу нянчить.

Зорька на объявление ей пола будущего ребёнка отреагировала вяло. Она уже была забита до такой степени, что все последующие забивания её как бы и не касались. Она лишь изобразила жалкое подобие немого вопроса на своём лице.

— Да, — махнула она на неё рукой, мол что с тебя взять, — девка у тибе будить. И эт ишо один каминюка в твой огород от мужа. Им же сыновей подавай, а ты и тута промахнуласи.

Так паршиво на душе у Зорьки, пожалуй, никогда не было. В один миг все её радужные мечты рухнули и развеялись, как лёгкий дымок. Она всю ночь проворочалась, так и не уснув. Лишь по утро сдавшись под грузом неопровержимых доказательств правоты этой старой уродины, у неё как будто глаза раскрылись, спала розовая пелена и она посмотрела на всё совершенно по-другому. На всё и на всех.

Сороки куманиться начали, как по заказу, на следующее же утро. Хабарка прибежала к подруге запыхавшись и объявила. Ардни, обгладывавший какую-то птицу, услышав новость Хабарки лишь злобно сплюнул, бросил на стол не до конца обглоданный кусок, оделся и ушёл куда-то, а баба начала сама, как сорока трещать, обрисовывая в красках, как туча этих чёрно-белых бестий на правом краю за лесом собралась и уж начали свой бешеный карагод. Конечно, Хабарка видеть этого не могла, она туда не бегала, но рассказывала она всё это так, как будто сама среди них летала. Подруги ещё по трещали, по щебетали ни о чём. Наконец обнялись и попрощались.

— Ой, Зорька, чё т я боюсь за тебя, — покачивая головой, выдала Хабарка.

— Да, подруга. Я сама за себя боюсь, а кажись скоро и себя саму бояться начну, — ответила Зорька таинственно.

Странно, но она не боялась больше родов. Молодуха была абсолютно уверена, что ни с ней, ни с ребёнком ничего не случится. Она сейчас больше боялась того, что будет потом и своей роли в этом «потом». Хабарка явно ничего не поняла, но переспрашивать не стала, или просто пропустила её слова мимо ушей, считая их такими же «для приличия», какими были и её собственные. Зорька с неохотой собралась и пошла к вековухе в баню. Перед самым входом остановилась, оглянулась. С какой-то неописуемой печалью на лице, посмотрела на стоявшую у края кибитки подругу и скрылась в шатре.

Кумление для неё прошло как в тумане. Ничего не запомнила, да и не хотела. Сказалась и бессонная ночь, и травы-дурманы, которыми её опоила Хавка. Помнила лишь, что голова кружилась, когда вокруг куклы ходила. Потом, наплевав на всё, заявив, что хочет спать, завалилась на лежак Хавки и уснула, услышав лишь напоследок жалостливые слова вековухи:

— Чиста ты душа, как слиза ни замутнёна. Жалко то тибе как.

После чего Зорьке даже показалось сквозь сон, что та заплакала, а может это уже во сне приснилось.

Проснувшись, она почувствовала себя сама не своя и это чужеродное состояние её теперь преследовало постоянно. Она стала замкнута, абсолютно перестала с кем-либо разговаривать. Даже Ардни, поначалу пытавшийся её как-то растормошить, вывести из этого замороженного состояния, довольно быстро плюнул и просто перестал бывать дома, даже спать не всегда являлся. А когда на полную луну её прорвало, и она начала, ползая на коленях, выпрашивать у него прощения и прощаться с ним на всегда, он перепугался, даже сбегал к Хавке. Та, по каркав своим старческим смешком, объяснила все прелести Прощальной седмицы и атаман, плюнув на всю эту грёбаную бабью стаю, собрал ближников и умчался в очередной поход, куда по дальше.

Роды были болезненными, но Зорька с удивлением отметила, что ожидала чего-то значительно хуже. Девочка родилась здоровенькая, без изъянов и сразу красивая, в чём ни роженицу, ни повитуху даже уговаривать не пришлось. Радовались обе. Хотя, что там могла разглядеть слепая Хавка, не понятно, да Троица[93] с ней.

Шум вернувшейся ватаги Зорька услышала лишь пару седмиц спустя после родов, но муж к ней так и не зашёл. Попытался разок, но Хавка грудью встала с той стороны прохода, все рычания атамана однозначно разбивая об «Нельзя!». Долго ему что-то объясняла о нелюдях, стращала, запугивала, но в конце концов всё же уговорила.

А дальше произошла настолько неожиданная вещь, что в голове у Зорьки так и не уложилась до конца её дней. На сороковой день, когда дочь превратилась из нелюдя в человека и радости Зорькиной не было предела, так как банное задержание её закончилось и всё обошлось, как нельзя лучше. Хавка, плача от счастья за своё потомство, взяла и померла. Произошло это как-то буднично и Зорьке по началу показалось всё это не по-настоящему. Она так шутливо подвинула их на край лежака, сама шустро устроилась на нём, вытянулась, глазки закрыла, не переставая улыбаться и проговорила, довольная, бодрым голосом:

— Раскуманиватси ни смей, так повязь со мной останитси. Тольк ты мине в реку схорони, чёб к Дедам попала. Прощивайти, девоньки, мои.

Глубоко вздохнула, выдохнула и всё. Зорька хотела какую-то шутку отпустить, мол ты ещё нас переживёшь, но осеклась. Померла Хавка.

Хавку Зорька похоронила, как та и просила, притом лично выехав на атаманской колеснице до реки, лишь на пару с колесничим, настояв на этом, и воспользовавшись замешательством мужа. Ардни был в каком-то странном состоянии. Он проявлял и радость и даже простое человеческое счастье от держания своего первенца на руках, тут же сквозила воздержанная «невтерпёжность» соскучившегося мужчины по своей женщине, всё это сверху накрывало неясное чувство тревоги и непонятно откуда взявшейся ощущение скорби по умершей вековухи и самое главное, что его подкосило — это удивление поведением Зорьки. Он просто не узнавал её. И это не от того, что она похудела и осунулась лицом, она изменилась внутренне. Он даже высказал ей вкрадчиво предположение, что её эта старая ведьма подменила, потому что это была не Зорька. Вошла, мол, в шатёр девка, девкой, а вышла бабой, да ещё нет, нет да в глазах эдакая матёрость сверкает. Было видно по нему, что это напрягало атамана, беспокоило. А когда она нахрапом, просто потребовала дать ей возничего с колесницей, как само собой разумеющееся, ибо обещала Хавке, а обещанное следует выполнять, он спокойно и даже покладисто согласился, будто это не жена просила, а один из его ближников, которому в таком деле и отказать нельзя. Только когда она уже покинула лес, он вдруг опомнился и кинулся с двумя колесницами вдогонку. Не для того, чтобы остановить, а лишь прикрыть в случае чего. Но ничего не произошло, а атаман даже не стал приближаться к реке, наблюдая, как Зорька топит труп из далека. Лишь вечером, когда она покормив убаюкала ребёнка и пришла к нему, она на какое-то время вновь стала прежней Зорькой, щебеча по девичьи ему на ушко о том, как соскучилась да ласкалась, как это делала прежде.

Она отходила от этого непонятного, чужого для Ардни состояния постепенно, но отходила. Он с утра до вечера пропадал на строительстве внешнего ограждения, в виде высокого частокола, кроме этого ещё занимался кучей дел. Приходил к ней уж затемно уставший и она, всячески помогая скинуть заботы и тревоги, усталость и озлобленность, сама вылезала из той скорлупы отчуждённости, в которой прибывала всё последнее время, начиная с Сорок. Она вновь поверила в него и забыла наставления Хавки. Всё может быть и наладилось бы, но судьба настырно вновь и вновь окунала её в говно жизни. Сначала первое нападение речных артелей на их город. Хотя атаман после этого был весел и даже ликовал, обзывая их последними никчёмными словами, а как сгонял в осиротевшие баймаки, да кроме обычной наживы приволок горы золота, вообще пребывал в праздничном настроении целых три дня. Зорька же хоть и старалась мужу не показывать озабоченности и всячески старалась ему подыгрывать, всё же вновь призадумалась об охоте и охотниках на неё и её дочь. Для молодухи было ясно, как белый день, что это лишь первые цветочки, а будут и ягодки.