Реверс - Лукьяненко Сергей Васильевич (читаем бесплатно книги полностью .txt) 📗
— «Почти» не считается, — угрюмо молвил Сергей.
— Кирилл — наш запасной вариант — нашел бы Макса раньше нас. Кто ж знал, что он окажется погранцом?
Ева расхохоталась, и Сергей понял, что иномирянка близка к истерике. Макс, Макс! Ей Макс Штейнгарт нужен! Отняли у девочки любимую куклу…
Впрочем, нет, аналогия не годится. Какая там кукла! Дело куда серьезнее. Отняли у жрицы ее идола!
Что сделает жрица в такой ситуации?
Убьет или сама будет убита. В общем, вопреки своей рассудительности, сорвется и все-таки наделает глупостей.
Хуже всего было то, что Сергей не знал, как вести себя с Евой. Прикрикнуть — не поможет, да и повода пока нет. Утешать — глупо…
Очень вовремя дверь отворилась. Однако вместо Алены в комнату проникло мохнатое существо, больше всего похожее на обезьяну. Правда, блестящие глаза существа были великоваты для обезьяны, и сама мордочка носила скорее детские, нежели обезьяньи черты. Трогательная была мордочка. Зато имеющийся у существа хвост казался чем-то ненужным.
А не такое же ли существо Ева заметила в лагере у Старца, а Сергей не заметил?
— Мартыш, — мягко сказал мартыш, не проникая далеко в комнату, готовый, по-видимому, дать тягу, если что. — Друг?
Это был вопрос, и Сергей, пожав плечами, ответил:
— Друг.
— Еда, — сказал мартыш.
— Что — еда? Есть хочешь?
— Еда, — повторил мартыш.
— Тебя тут не кормят, что ли?
— Еда.
Может, поселившиеся в Центруме инопланетные гоминоиды не отличались ни силой, ни умом, ни сообразительностью, однако в настойчивости им нельзя было отказать.
— В холодильнике посмотри.
— Еда, — продолжал настаивать мартыш.
— Они не понимают глаголов, — отозвалась Ева. — Говори с ними только существительными. Холодильник. Холодильник, понял?
— Еда.
— Ладно, сама погляжу, что там есть, раз ты такой глупый.
— Я погляжу, — сказал Сергей.
В холодильнике обнаружился кусок ветчины, стопка перетянутых резинкой пакетиков супов «Горячая кружка», два литровых пакета клюквенного морса и небольшая гроздь бананов, а в морозильном отделении — обледенелая рыбья тушка и одинокая сарделька, обросшая инеем, как шерстью. Сергей достал бананы.
— Хочешь?
— Говорю тебе, балда, он не понимает глаголов, — сказала Ева.
— Банан, — сказал Сергей. — Еда.
— Банан, — с энтузиазмом повторил мартыш. — Еда.
— Держи.
Мохнатая лапка проворно схватила угощение. По-видимому, этот мартыш хорошо знал, что такое банан. В два счета шкурка была снята. Откусив от банана кусочек, зверек выразил на мордочке полное блаженство.
Через минуту банана не стало. Шкурку зверек деликатно бросил в угол.
— Неряха, — укорил его Сергей. — Еще хочешь? Не понимаешь? Еще банан, а?
— Банан, — немедленно согласился мартыш.
— Ну, на еще. Не жалко.
— Мефодий! — донесся из глубины дома голос Алены.
Мартыш вздрогнул. Искали определенно его. Мохнатая лапка, готовая схватить банан, отдернулась. Мартыш оглянулся на дверь, помедлил в нерешительности — и, сцапав-таки лакомство, ускакал в дверь на трех лапах, банан в четвертой. Хвост — трубой, как у кота или лемура. Опять послышался приглушенный голос Алены: «Мефодий, ну где ты?»
Прошло от силы полминуты, и мартыш по имени Мефодий появился вновь — облизываясь и с довольной мордочкой. Уже без банана и банановой шкурки.
Зато с чем-то зажатым в мохнатом кулачке. Быстробыстро выложил на пол с дюжину мелких камешков и унесся прыжками на зов Алены.
Сергей обернулся к Еве. Та только пожала плечами. Похоже, ужимки и прыжки обезьяноподобной зверушки ее сейчас не интересовали.
Сергей чуть не пнул камешки ногой — и замер, вглядевшись. Камешки были явно уложены неспроста. Как ни спешил мартыш, в их расположении различался нарочитый узор.
Спираль. Обыкновенная одинарная раскручивающаяся спираль.
И начиналась она от полупрозрачного, довольно красивого на вид зеленого камешка.
Макс очнулся от тошнотворного запаха нашатырного спирта. Замычав, помотал головой. Чихнул.
Чих гулко отразился от бетонных стен. Комната была меблирована со спартанской простотой: стол и стул для дознавателя, малый, вроде бы медицинский столик на колесиках, прикрытый белоснежной салфеткой, а для допрашиваемого — деревянный, привинченный к полу стул с высокой узкой спинкой. За этой спинкой, надо полагать, должны помещаться схваченные наручниками руки допрашиваемого, дабы избавить его от ненужных мыслей о нападении или самоубийстве. Рук Макс не чувствовал, но, скосив глаза, убедился, что они не висят свободно вдоль тела, а заведены за спинку стула. Отсюда следовал только один вывод: на запястьях наручники.
И еще кто-то стоял сзади, Макс слышал его дыхание.
Ой, плохо…
А главное — опять допрос! Как в Оннели, в Тупсе этой поганой!
Хорошо бы кончилось не так, как в Тупсе… Надоело бегать.
Он сфокусировал глаза на дознавателе. Рослый и мясистый, с нездоровым цветом лица, тот сидел за столом, постукивая по столешнице карандашом, — ждал, когда Макс придет в себя. Гудело в черепе, изображение перед глазами норовило поплыть. «Наверное, головой о мостовую стукнулся, — подумал Макс. — Но как меня отключил этот китаец! Отчетливая работа!»
А что же тело с его наработанными боевыми рефлексами?
Подвело тело. Не ожидало нападения. А может, просто не было знакомо с таким изощренным приемом. Профессионал же… Отбиться от него — это не в Оннели крушить исполненных глупой самонадеянности толстомясых полицейских и столь же самонадеянных неуклюжих уголовников!
— Вы очнулись? — спросил дознаватель по-сургански.
Макс кивнул.
— Вы понимаете меня, не так ли? Вы хорошо знаете сурганский язык?
— Плохо, — с трудом проговорил Макс. — Совсем плохо. Но скоро я буду знать его лучше.
Дознаватель выпалил длинную и сложную фразу — будто горохом сыпал. Макс покачал головой.
— Не понимаю.
— Что ж, бывает. — Перейдя на оннельский, дознаватель внимательно посмотрел на Макса и, кажется, поверил. — Похоже, вы и в самом деле прибыли в Центрум всего лишь несколько дней назад. Не вы первый, не вы последний. Я, знаете ли, по рождению тоже землянин и притом ваш соотечественник. Вы Макс Штейнгард, а я Герхард Химмель. Называйте меня просто Герхардом. Вы откуда родом?
— Из Гейдельберга.
— А я из Мюнхена. Думаю, мы как земляки должны понять друг друга, так что помогите-ка мне поскорее разрешить это недоразумение. Немецким-то вы владеете?
— Если и владел когда-то, то все забыл, — сказал Макс. — Я ведь прибыл из Гомеостата.
— Каких только миров нет вокруг Центрума! — сочувственно кивнул Герхард. — О вашем Гомеостате я уже наслышан. Поэтапная потеря памяти, да-да… Понимаю и сочувствую. Послушайте, старина, расскажите мне все как есть. Окажите мне услугу.
— Я уже рассказывал все как есть вашему коллеге. Даже двум коллегам — сначала в Габахе, затем в Танголе…
— А все-таки расскажите еще раз. И как можно подробнее.
— В чем я обвиняюсь? — сердито спросил Макс.
— Пока ни в чем. Вы задержаны для проверки. Вполне законная процедура. Прежде чем прибыть в Сурган, вам следовало бы ознакомиться с его законами. Если имело место недоразумение, то в ваших и моих интересах поскорее разрешить его. Что скрывать лояльному трудовому мигранту? Скрывают — вернее, пытаются скрывать — правду шпионы, и с ними у нас совсем иной разговор. Видите? — Герхард указал на прикрытый салфеткой медицинский столик на колесиках. — Там лежат инструменты для добывания правды. Даже не хочу вам их показывать. Применение этих средств очень неэстетично, очень шумно, но весьма действенно. Будьте благоразумны, старина, не доводите дело до крайности. Посекретничайте со мной. Поймите, в случае вашего упорного — и глупого — противодействия я буду вынужден предъявить вам обвинение в шпионаже, и тогда с вами поговорят уже по-другому. Вы скажете все. А потом мы передадим то, что останется, в руки пограничников. Они требуют вашей выдачи — наверное, вы им чем-нибудь насолили, а? Заштрихованный круг на запястье они кому попало не ставят. Вы были контрабандистом, и притом злостным. Учтите, с нашей точки зрения, это малый грех, а иногда и совсем не грех. Великий Сурган может позволить себе пойти на конфликт с пограничниками, если дело того стоит. Поймите, дружище, я убежден, что сумею вам помочь. Скрывать истину не в ваших интересах… Или дать вам время подумать?
