Багатур - Большаков Валерий Петрович (книги онлайн бесплатно txt) 📗
Поужинав салом и хлебом с чесноком, все трое расселись по лавкам, и Шурик подробно, в лицах, поведал Сухову о своих приключениях. Олег выслушал его, не перебивая, а после дополнил рассказ:
— Видал я того терциария. В письме Рогерия было указание убить хана Бату, терциарий ответил, что так и сделает, подписавшись как брат Иоганн. А его настоящее имя — Бэрхэ-сэчен.
— Что-о?! — вылупился Пончик.
А Вахрамей крякнул от удовольствия и шлёпнул себя по коленям.
— Как загнуто всё! — восхитился он. — Да перепутано как! Заслушаешься!
— Да уж… — хмыкнул Сухов.
— А теперь всё с самого начала, — потребовал Шурик. — Повествуй!
И Олег стал повествовать. Разговоров хватило за полночь, пришлось Сухову, как старшему по званию, скомандовать отбой. Заснул он как убитый и проспал на одном боку почти до самого восходу. Дрых бы и дальше, но тут ему приспичило. Накинув шубу и не забыв прицепить саблю, Олег сходил до ветру, а спешить обратно в душную избу не стал — хорошо было на улице, тихо. Лёгкий морозец пощипывал щёки. Недвижный лес закрывал все стороны света пильчатой линией, особенно чёрной с востоку, где небо едва серело, разливая смутный свет, призрачный, бестеневой.
В предрассветной тишине были отчётливо слышны шаги кешиктенов, утаптывавших хрусткий снег, глухое мычание коров в хлевах. Неожиданно прорезался ещё один звук — лязг сабли.
Олег моментально насторожился и двинулся на шум. Выйдя к порубу, [162] куда заточили Бэрхэ-сэчена, он увидал, что низенькая дверца, сбитая из плах, раскрыта настежь. Один из стражей-кешиктенов лежал у стены поруба, истекая кровью, другой стоял, пришпиленный к срубу копьём, поникший и неживой. А третьего стражника уделывал Изай Селукович. Кешиктен сопротивлялся яростно, но допустил ошибку — вдохнул поглубже, собираясь кликнуть на помощь. Вот тут-то арбан и достал его, подрубая горло. Страж упал, с сипением разбрызгивая кровь из страшной раны.
— Здорово, терциарий, — глухо проговорил Олег.
Изай Селукович обернулся на голос и усмехнулся.
— Смышлён, однако, — сказал он.
Сухову стало паршиво — до последней секунды он боялся обидеть кумана, почитая своё прозрение глупостью. Ан нет…
— Небось братом Исайей наречён? — хмуро уточнил он.
— Смышлён… — повторил Селукович, остро и внимательно поглядывая на Олега. — Да, я терциарий и зовусь братом Исайей, чем и горжусь. Брата Иоганна выпустил я, поскольку брат Савватий не справился бы…
— Савватий? Савенч, что ли?
— Смышлён! — усмехнулся брат Исайя. — Времени у нас мало, Олег, а выбор у тебя невелик — либо ты присоединяешься ко мне, заменив Иоганна, либо…
— Либо я стану четвёртым трупом, — договорил Сухов понятливо. — Как Джарчи.
— Бог свидетель, — вздохнул брат Исайя, искренне сокрушаясь, — не хотел я его смерти. Но и своей не желал. Тоже пришлось выбирать…
— Последний вопрос. Это ты приказал Бэрхэ-сэчену не преследовать меня?
— Я, — признал Изай Селукович. — Надеялся поначалу, что ты примкнёшь к нам, а после привык… Так что ты выбрал? — спросил он, поигрывая саблей.
— А то ты не догадался! — фыркнул Олег, выхватывая клинок.
Они сошлись, скрестив сабли, и начался бой, победы в котором Сухов не желал, но вынужден был победить — жизнь была дороже дружбы. «Тоже пришлось выбирать…»
Изай Селукович пал на первой же минуте. То ли промах допустил, то ли что, но Олегова сабля втесалась в голову брату Исайе, рассекая ухо под кромкой шлема. «Дуулга…»
Арбан-у-нойон упал и раскинул руки. Его широко открытые глаза были устремлены в тёмное, засеревшее небо, но уже не примечали рождения зари. Брат Исайя умер.
Глава 25,
в которой Олег обещает Пончику подумать
Гнев Гуюк-хана не поддавался описанию. Достаточно сказать, что двоих кешиктенов он зарубил лично, обвиняя в ротозействе, а прочих погнал на поиски Бэрхэ-сэчена. Но тщетно — и брат Иоганн пропал, и брат Савватий исчез.
Князь Александр Ярославич поспешил отъехать, дабы не напрягать обстановку своим присутствием. Олег с Пончиком и Вахрамеем покинули стан вместе с дружиной.
Серегерский путь доводил до самого Новгорода, был он широк и удобен. Но — зимою. Через месяц, в апреле, снега начнут таять, тронется лёд на реках, и эта дорога, что гордо именуется княжеским большаком, раскиснет, превращаясь в настоящую штурмполосу, топкую, заболоченную, в которой и коню утонуть недолго. И так до следующих холодов.
Впрочем, никто и не водит обозы по теплу, летом для этого реки существуют и озёра, коих в этом краю не счесть. А пока дружина княжеская одолевала версту за верстой по набитому тракту, изъезженному полозьями саней, истоптанному копытами. Переночевав в маленьком монастыре, Александр Ярославич, Олег Романыч, Александр Игоревич и иже с ними продолжили своё путешествие, в разгар дня выехав к стенам новгородским, прикрывавшим с востока Неревский конец.
— Чем-то на Рязань похоже, — оценил Пончик, — и на Владимир.
— На Владимир больше, — сказал Олег. — Гляди, ворота где.
Неревские ворота открывались в теле кургузой квадратной башни, исполненной не из дерева, а из камня, благо плитоломища располагались неподалёку, на берегу Ильменя.
Стражники криком приветствовали князя, а тот лишь гордо улыбался. И вот Сухову открылся Новгород Великий, стольный град могучей северной республики, жители коей были столь вольны и независимы, что кланялись только Господу одному, всему миру бросая вызов: «Кто против Бога и Великого Новгорода?!»
За это Олег и уважал Новгород — за тягу к воле, а вот речи об изысках местных зодчих даже и заводить не приходилось — вокруг него, по обе стороны довольно широкой улицы, где могли разъехаться аж два воза, стояли высокие заборы-частоколы с монументальными воротами. Громадные избы казали над оградами вторые этажи с маленькими окошками, порою ещё выше задирая башенки, рубленные восьмериком. Вот и все архитектурные излишества.
— Точно, как в Рязани, — авторитетно заявил Пончик. — Там тоже не дома, а усадьбы… были.
Олег усмехнулся его заминке.
— В Рязани грибы с глазами, — сказал он, — их едят, а они глядят. А мостовые ты там видал?
— Чего нет, того нет. А молодцы, новгородцы!
Улица вся была вымощена исшарканным деревянным брусом, гасившим топот копыт. Снега не было — весь вымели.
Князь свернул налево, провёл дружину кривым переулком и выехал к Торгу, где галдела многоязыкая толпа, прицениваясь, примериваясь, споря. Можно было, не выезжая из Новгорода, повстречать гостей со всей Европы — тут были неторопливые норманны и свеи, предприимчивые потомки викингов, деловитые немцы-ганзейцы, суетливые итальянцы-фрязины, арабы-сарацины, зябко кутавшиеся в шубы. Проходили и драчливые соседи — ливонцы, литвины, ятвяги. [163] Топтались охотники-лесовики — крелы, меряне, ижорцы, впечатлённые огромностью города. Олег даже китайца заприметил, выставлявшего на продажу шёлк и корешки женьшеня, похожие на корявых человечков, — любопытствующие монахи разом отшатнулись от гостя из Поднебесной, обмахивая двоеперстием бесовские плоды.
Купля-продажа шла обстоятельно, не с лотков, а у собственных купецких домов на высоком подклете или возле храмов, построенных торговыми братствами, — у Параскевы Пятницы, у Ивана-на-Опоках, у Георгия-на-Торгу, у Успенья-на-козьей-бородке.
В гостином дворе югорских [164] купцов лавки были завалены пушным товаром, кнутовищами из «рыбьего зуба» — моржовой кости и холмогорскими сундуками, обитыми красной юфтью из тюленьих кож. Степенные персы и армяне, юркие евреи перебирали собольи меха в мешках из синей холстины, мяли и дули на шкурки горностая, бобра, лисицы. У Псковского гостиного двора ганзейцы рядились у кругов перетопленного душистого воска.
По всему торгу шныряли и воры, поэтому Сухов зорко следил за своими баксонами. Правда, тати обходили стороной дружинников Князевых — ведали, что у тех с лиходеями разговор короткий — меч наголо и голову долой.
