Край непрощенных (СИ) - Пекальчук Владимир Мирославович (книги полные версии бесплатно без регистрации txt) 📗
Когда Кирсана рывком поставили на ноги и поволокли к дверям, слух немного вернулся к нему, словно специально для того, чтобы разведчик едва-едва разобрал хриплый голос Святого:
- Держите колечко, гады...
Уши снова заложило, и оглушающая граната показалась сущим пустяком по сравнению с ударной волной боевой лимонки. Барабанные перепонки выдержали каким-то чудом, видимо, Святой подорвался где-то за стеллажами. Однако детину справа осколками убило наповал, Кирсан рухнул на пол на его труп, теперь его держал только один человек, тоже изрядно оглушенный, что с теми двумя позади - неизвестно. Разведчик не стал ничего предпринимать, прекрасно понимая, что теперь уже у него шансов нет. Даже если вырваться, выскочить на улицу, и там не окажется никакого оцепления - избитый, оглушенный и безоружный, он все равно долго не протянет.
Валяться долго ему не дали - снова бесцеремонно подхватили и потащили наружу. Да, снаружи были и другие люди с оружием - но уже без кольчуг, зато в брониках и со стволами. На некоторых - военная форма, порой странная, другие в штатском. Затем Кирсан оказался перед двумя военными, к которым его приволокли 'кольчужники'. Резь в глазах пошла на убыль, и он хорошо рассмотрел обоих. Один из них - немецкий офицер-танкист гитлеровской армии в чине вроде бы майора, белобрысый, худой, без головного убора и с автоматом Калашникова на боку. А вот второй оказался офицером российской армии с погонами капитана, с широким, волевым лицом. В руках он держал специальную снайперскую винтовку 'винторез' - стало быть, спецназ.
Оба офицера переглянулись и перебросились парой слов. Кирсан бегло говорил по-немецки - но немца понять не смог. И что гораздо хуже - русского он тоже не понял, хотя тот говорил определенно по-русски.
Тут сзади подошел еще один бородач и протянул офицерам дробовик Святого и автомат Кирсана. Капитан взглянул на автомат и как-то грустно вздохнул.
- Капитан, что ты творишь, я же свой! - прохрипел разведчик, но тот в ответ только бросил короткую непонятную команду, и в голове Кирсана разорвалась бомба.
Концлагерь
Залитое солнцем, слепящее отраженными от мокрого асфальта лучами, затянутое туманом шоссе. По обе стороны - несущиеся навстречу деревья лесопосадки. Он поворачивает голову и встречается взглядом с Лилей. Он мог бы любоваться ее глазами вечно - но водителю нельзя отвлекаться от дороги. Перед машиной - влажное после дождя шоссе, утренний туман, и восходящее солнце впереди. И бульдозер.
Волосы встают на голове, кровь застывает в жилах. Откуда он взялся тут, едущий навстречу по их полосе, уже неважно, потому что сверкающий бульдозерный нож оставляет им жить меньше одной секунды. Он так близко, машина едет слишком быстро - не отвернуть. Удара не избежать. Смерти не миновать... но может быть, только кому-то одному. Если резко повернуть руль - автомобиль врежется не лбом, а лишь одной стороной лба. Кто-то один неминуемо погибнет, но другой окажется в стороне от оси удара и, может быть, выживет. Руки крутят руль вправо: у Лили будет шанс. Пусть маленький - но шанс. В самый последний миг Кирсан вглядывается в блестящую сталь бульдозерного ножа, словно в глаза своего смертельного врага...
Сознание вернулось медленно и неохотно. Он открыл глаза и некоторое время смотрел в грязный потолок одним глазом, вспоминая, что с ним произошло раньше. Больше всего его сейчас беспокоила собственная голова: он не понимал слов ни немца, ни россиянина, хотя знал оба языка. Если поврежден участок мозга, отвечающий за понимание речи - дело совсем дрянь, но при таких травмах человек также лишается способности и говорить, а свои слова Кирсан и выговорил, и понял. Что-то тут не то.
Он осторожно коснулся лица и головы, пытаясь оценить повреждения, и обнаружил, что кто-то наложил ему повязку.
- Очнулся?
Кирсан с трудом принял сидячее положение и заметил в нескольких шагах от себя высокого худого человека, небритого, в потрепанном сером кителе, расстегнутом на груди.
- Вроде того... А ты кто? - спросил он, тяжело ворочая распухшим языком.
- Я Макс. Пить хочешь?
- Ага...
Назвавшийся Максом протянул ему пластиковую бутылку, полную на две трети. Вода оказалась такой же затхлой на вкус, как и та, что была в его фляге.
Кирсан огляделся, пытаясь сориентироваться. Длинное помещение вроде коровника, тридцать метров на десять или около того. Да что там вроде - это же и есть коровник, только переоборудованный под содержание пленников. Загоны разделены решетками, внутри каждой камеры - грязные, оборванные люди с безучастными лицами, преимущественно мужчины. В дальнем от Кирсана конце помещения - несколько женщин в паре отдельных камер.
По проходу, предназначенному для сельхозработников и доярок, ходят туда-назад два мрачных типа, попавших сюда не иначе, как из Голливуда. Немецкий солдат с ранцевым огнеметом и американец в относительно современной военной форме с пулеметом. Посреди прохода - длинный ряд из заколоченных ящиков.
Разведчик вернул сокамернику бутылку:
- Спасибо. Меня звать Кирсаном. Или Кир, если покороче. Макс, ты можешь объяснить мне, что здесь происходит?
- Ты тут недавно, значит, и ничего не понимаешь?
- Увы. Из всех живых и мертвых, которых успел встретить, мне попался только один относительно вменяемый тип, который на поверку оказался садистом и толком ничего мне рассказать не успел. Не захотел. А потом мы попали в засаду к вот этим, меня схватили, а он погиб. Подорвался на своей гранате.
- Такой вечно улыбающийся толстяк с бородкой?
- Точно, он.
- Это Святой. Я его знаю.
Кирсан подумал, что сказать 'я его знаю' о покойнике как-то неуместно, но промолчал. Макс явно не убивается по нему - значит, невелика потеря.
- Так ты можешь мне объяснить, что за чертовщина тут происходит?! Американцы, гитлеровские солдаты, какие-то деревенщины в кольчугах... Постой. Это же на тебе немецкая форма? Только выцветшая...
Макс невесело улыбнулся:
- Не выцветшая - тут одежда не успевает выцветать. Петлицы и погоны я спорол - цвет остался. Это эсэсовская форма.
Кирсан посмотрел на него с осуждением:
- И за каким чертом ты в нее вырядился?
- Не надо поминать черта, - медленно сказал Макс, - тут не принято поминать ни его, ни бога. Ты же и правда ничего не понимаешь... Жаль, нет Святого. Он любит читать новичкам лекции - аж тащится от этого.
- Ну Святой уже на том свете, - вздохнул Кирсан, - а ты мне тоже не хочешь ничего говорить. Везет на общительных знакомых, что тут еще сказать... ты хотя бы знаешь, зачем нас сюда притащили?
- Знаю.
- Скажешь?
- Не могу.
- Святой подорвался, чтобы не даться живым. Все настолько плохо?
Макс покачал головой.
- Как тебе сказать... и да и нет, но это как кому. Меня вот устраивает все почти. Сухо. Тепло, что редкость, хоть и душновато. Кормят. Поят. Периодически меняют 'ватерклозет', - он указал кивком на ведро в углу камеры и добавил: - и клопов нет, а к вони привыкнешь. Так что радуйся, ты и так имеешь больше, чем заслуживаешь.
Кирсан тяжело вздохнул и ощупал повязку на голове:
- Ты наложил?
- Я. Из куска твоей рубашки.
- Спасибо. Только я вот что хотел сказать... Макс, мы вроде бы даже не были знакомы до этого, кто ты такой, чтобы судить, чего я заслуживаю, а чего нет?
Тот усмехнулся, еще тоскливей, чем раньше:
- Мы хоть и не знакомы, но я знаю, кто я и чего заслуживаю. Этого достаточно, чтобы понять, чего заслуживаешь ты. Примерно того же, что и я.
Разведчик устало лег обратно на нары.
- Да вы все тут головой двинутые. Святой тоже что-то в таком духе нес. Мол, мы все тут сволочи...
- Он прав.
- Он ничего обо мне не знал!
- Достаточно того, что ты тут. Послушай, я не хочу ничего тебе рассказывать. Не могу. Сил нету. Пройдет немного времени, и ты, может быть, сам все поймешь. А может и не поймешь. Тебе же лучше будет.
