Сумеречные миры - Добряков Владимир Александрович (читать книги бесплатно полностью .txt) 📗
«Суперкрепость» резко задирает нос, сваливается на левое крыло и входит в штопор. Все! Через несколько витков отваливается левая, плоскость, и обрубок огромной машины, беспорядочно кувыркаясь, падает в море.
Гнева 36
Себя как в зеркале я вижу,
Но это зеркало мне льстит!
А.С.Пушкин
Дело сделано. Пора идти домой. Беру курс на аэродром.
— Кончил дело, гуляй смело! Так, Ленок?
— Ой, Андрей, как ты ее! Мне даже страшно стало.
— Это только первые пятнадцать раз страшно! — смеюсь я и переключаю диапазон.
Йозеф Шварц не отвечает, тогда я вызываю КП группы:
— Вернер-2! Я — Бизон-23. В квадрате С8 уничтожили «Суперкрепость». Идем домой.
Мне отвечает штандартенфюрер Дитц:
— Бизон-23! Я — Вернер-2. Поздравляю с очередной победой. Будьте внимательны, на вашем маршруте работают блицы!
— Понял вас, Вернер-2, — отвечаю я, а сам ни черта не могу понять, что еще за «блицы».
Смотрю на бензомер. Ого! Дай Время до аэродрома дотянуть! Внезапно неподалеку расцветают разрывы зенитных снарядов. Выходит, мы здорово уклонились к северу и уже попали на территорию, занятую Красной Армией. Надо рвать когти! Что же это за блицы такие? Американские «Мустанги» или английские «Спитфайеры»? Впрочем, ни те, ни другие нам не страшны. Поднимаемся повыше, и тут справа я замечаю какое-то сверкание. Так и есть, истребители!
— Андрей, по-моему, нас атакуют!
— Вижу, Леночка, оторвемся или отобьемся.
— Отбиваться нечем, у меня коробки пустые.
— Это даже к лучшему. Вдруг это наши, а ты по ним стрелять…
— Это для тебя они ваши, а для меня все, кто по мне стреляет, — враги.
Возразить нечего, да и некогда… Я уже вижу, что нас сзади атакуют четыре истребителя. Вот заходит первая пара. Свалившись на крыло, ныряю под них. Пара проходит совсем рядом. Ото! «Як-3»!
— Влипли, Ленок! От этих мы не оторвемся!
Что-то еще в этих «Яках» заставляет меня в еще большей степени почувствовать всю безысходность нашего положения. Но что? Размышлять на эту тему мне не дают. В хвосте уже вторая пара. Однако резвые ребята! Ухожу из-под огня тем же маневром, импровизировать некогда. Успеваю заметить на фюзеляжах «Яков» изломанную молнией красную стрелу, а у другого на капоте еще и голову лося: сохатого с могучими рогами. Великое Время! Вот это нарвались! Это же дивизия Лосева, моя дивизия, более того — мой полк! И что-то еще… Так и есть!
«Яки» перестраиваются и проходят справа довольно близко. У каждого под кабиной по нескольку рядов звездочек, а у ведущего даже рядов не сосчитать. Вот мы и прилетели…
— Все, Лена, дальше некуда! Хорошо, что успели задание выполнить.
— Андрей, да неужели мы не отобьемся?
— От этих не отобьемся, те еще волки!
— Кто они такие?
— Молнии, Ленок. Сохатые Молнии! Видела, по скольку у них звездочек на фюзеляжах?
— Ой, мамочка! Что будем делать, Андрюша?
— Подергаемся, сколько можно… Хотя… Сейчас нас разъединят и будут рвать поодиночке. Помни, что я говорил, и не геройствуй, когда собьют…
Все, разговаривать больше некогда. Одна пара заходит в лоб, вторая падает сверху. Выхожу из-под удара, но Ангелику они успевают отсечь.
— Магистр! Вы видите нас?
— Видим, видим! Все чисто, будь спокоен, — отвечает Магистр.
— Иди ты в схлопку! Тебя бы сюда…
Некогда ругаться, пара «Яков» пытается зайти мне в хвост. Нет, ребятки, это не так просто сделать. Хоть вы и Сохатые, но я же сам учил вас в свое время! Тут я вижу такое, что моментально забываю о своих преследователях.
Ангелика, оставшись одна, становится легкой добычей. Все ее попытки оторваться, уйти из-под огня, Сохатые пресекают умело и решительно. «Как школьнику драться с отборной шпаной?» — мелькает в уме цитата из Высоцкого. Пара Сохатых аккуратненько, как на учениях, пристраивается ей в хвост и заходит в атаку. Бросаюсь на перехват. Вот ведущий Сохатых попадает в прицел, жму на гашетку. Пушка, коротко ту-тукнув, замолкает.
А, дьявол! Бросаю свой самолет между «Яком» и Ангеликой, пытаясь прикрыть ее собой. Мой «мессер» дрожит от попаданий, но мотор цел. Лечу пока. И главное, все бесполезно! Пара, атаковавшая меня, сваливается на Ангелику сверху, а «ее» пара — у меня в хвосте. Резко маневрирую, пытаясь сбросить их или по крайней мере не дать стрелять прицельно. Замечаю шлейф дыма. Это, конечно, Ангелика! Да, так и есть. «Мессершмит» с номером 31 горит и теряет высоту. Сама-то она где?
Открывается фонарь, и человеческая фигурка камнем летит за борт. Раскрывается парашют. Слава Времени! Цела.
Разрывы снарядов на капоте мотора возвращают меня к действительности. Теперь моя очередь. Мотор вспыхивает и почти сразу гаснет, замолкнув. Правильно, гореть там уже нечему, бензин кончился. Будем прыгать. «Як», сбивший меня, проходит совсем рядом. Кроме многочисленных звездочек, вижу на борту две «Звезды Героя». Ого!
В этот момент замечаю впереди поле. Даже не поле, а аэродром. Не люблю прыгать с парашютом, попробую сесть. Тем более что самолет не горит, только дымится слегка. Попытка не пытка. Выпускаю шасси и планирую на аэродром. Подойдя поближе, замечаю на стоянках «Яки». Вот черти! Ведь они оттеснили нас к своему аэродрому. Ну и асы! Где они, кстати? Сзади, слева, тоже выпустили шасси.
Посадка удалась. «Мессершмит» прокатился в конец поля и замер. Ко мне бегут солдаты с автоматами. Не знаю, может быть, Курт Вольфсдорф в такой ситуации и застрелился бы, но мне что-то не хочется. Откидываю фонарь и выбрасываю свой «парабеллум» на землю. Затем вылезаю сам и поднимаю руки вверх. Меня быстро обыскивают и тычут стволом автомата в спину. Иди, мол. Покорно иду. Четверка наших победителей уже зарулила на стоянку. Летчики стоят у машин и с любопытством смотрят в мою сторону. Один из них что-то говорит, показывая на меня, подполковнику в полевой форме. Тот кричит конвойным:
— Ведите его в штаб, я сейчас приду!
Он заходит в штаб сразу за нами, забирает у конвойных мои документы, читает и, зло глядя на меня, цедит сквозь зубы:
— Эсэсовец!
— Гауптштурмфюрер Курт Вольфсдорф, заместитель командира второй эскадрильи, 82-й группы, 14-й воздушной эскадры СС «Валькирия», — представляюсь я.
Где-то я этого подполковника видел? Определенно. Но где? А тот хмыкает:
— Вы довольно хорошо говорите по-русски… Давно воюете?
— С сорок первого года.
— И успешно?
— Сорок три, нет, — поправляюсь я, — уже сорок четыре сбитых.
— Ого! Какого зверя ребята свалили! То-то они говорят, что пришлось повозиться. А что это вы все еще капитан, и только замкомэска?
Пожимаю плечами:
— Шнапс, женщины, неуживчивый характер.
— Ясно. У нас тоже так бывает.
Подполковник с минуту молчит, потом спрашивает, глядя на меня в упор:
— Знаете, как поступают у нас с эсэсовцами?
— Знаю.
— Жить хотите?
— А кто не хочет? Покажите мне его.
Подполковник смеется:
— Ну, здесь таких, кажется, нет. Вот что, капитан или, как вас там по-эсэсовски: гауптштурм… Тьфу, язык сломаешь. Вы отдаете себе отчет, что для вас война уже кончилась?
— Полагаю, что она уже кончилась для всего Рейха. Только еще не все это поняли.
— А вы когда поняли?
— Еще в сорок первом году.
— Отрадно видеть такого понятливого эсэсовца. Но тем не менее вы продолжали воевать.
— Я солдат, господин подполковник. В сорок первом вы тоже были у опасной черты, но ведь вы не прекратили бы драться без приказа…
Подполковник хмыкает и начинает допрос. Мне нет резона хранить секреты эсэсовской эскадры, и я рассказываю все о ее составе и задачах, указываю на карте аэродромы и сектор действий. Подполковник, помолчав, спрашивает:
— Так, так… Что-то не сходится, гауптман. Как же вы тогда здесь-то оказались? Или темните, или на разведку ходили, — с подозрением говорит подполковник.
— Никак нет, — я показываю на карте квадрат. — Вот здесь я с ведомым оторвался от эскадрильи и обнаружил В-29. Во время боя мы сильно уклонились к северу.
