Времена не выбирают - Мах Макс (книги онлайн полностью бесплатно .txt) 📗

«Прыжок».

В этом, вероятно, и состояло то дело, ради которого адмирал Цья попросил об аудиенции. Момент после прыжка полон неопределенности. Корабль, разорвав своим телом ткань пространственно-временного континуума, совершает практически мгновенный переход из одного места в другое, о котором экипаж знает лишь то, где оно находится, да и то не всегда точно. Что, если на этот раз им не повезло, и они повстречали не того, кого следовало, не там, где надо? Возможно такое? Вполне. А раз так, следовало готовиться к худшему.

Лика допила водку и, воспользовавшись своим личным лифтом, на ось которого, как разноцветные кольца детской пирамидки, были нанизаны ее собственные апартаменты, поднялась на седьмую палубу, где находились Центральный пост и ходовая рубка. Собственно, лифт и доставил ее в Центральный пост, вернее, в уютный королевский салон, к нему примыкающий, так что до рубки ей оставалось теперь всего ничего, только пересечь практически пустой зал Центрального поста и присоединиться к пилотам. В том, что в своих предположениях она не ошиблась, Лика убедилась, едва только броневая плита отошла в сторону и перед ней открылся вид на ситуационную проекцию, в левом нижнем углу которой гневно пульсировали, как маленькие голубые сердечки, окруженные ярко-оранжевыми кольцами иероглифы, обозначающие сигнатуры чужих кораблей.

– Добрый день, господа, – входя в рубку, поздоровалась Лика. – Прошу вас, продолжайте свою работу!

Пилоты – их было сейчас на вахте двое, как и всегда во время переходов, – к ней меж тем и не оборачивались, следуя своим должностным инструкциям. Однако Лика не могла не понимать, что устав хорошо, а инструкции и регламенты и того лучше, но в присутствии королевы, да еще и не чужой, а своей собственной, удержаться от желания «щелкнуть каблуками» ну очень трудно.

Не отрывая взгляда от символов вражеских кораблей, она села в специально для нее установленное на возвышении кресло и, достав из кармана куртки портсигар, закурила лиловую пахитоску.

«Ратай в системе Утконоса?»

А почему бы и нет?

Семь бортов… Лика активировала крошечную проекцию над правым подлокотником своего кресла и приказала вычислителю дать комментарии к «картинке», являвшейся копией нижнего левого угла главной проекции.

«Могло быть и хуже», – с некоторым облегчением признала она. Пять «Вампиров», «Вурдалак» и что-то из тяжелых кораблей: «Демон», «Василиск» или даже «Дракон». [132] Точнее вычислитель пока определить не мог.

– Связь, – тихо шепнул ей на ухо голос секретаря. – Адмирал Цья. Включаю канал.

– Добрый день, ваше величество. – Цья, появившийся на проекции прямо перед Ликой, стоял в ходовой рубке флагманского крейсера.

– Добрый день, адмирал, – улыбнулась ему Лика. – Я вижу, у нас неприятности.

– Так точно, ваше величество, – коротко кивнул старый адмирал. – Ратай. Семь бортов.

– Мы можем от них оторваться? – По впечатлению Лики, ратай были еще далеко и, по-видимому, совершив переход не более часа назад, имели низкие относительные скорости.

– Нет, – покачал головой адмирал. – Мы можем привести их за собой в систему Той’йт. Делать этого ни в коем случае нельзя, так что нам придется принять бой.

Слова Цья Лику не удивили. Не то чтобы так уж легко было узнать, куда «прыгает» уходящий от тебя противник. Однако, если речь идет не об одиночном корабле, а о целой эскадре, и ты идешь прямо за ней, едва ли не в кильватере боевого строя, и находишься при этом ближе, чем любой разведывательный буй, но, в отличие от него, можешь (без опасения быть обнаруженным) использовать активные методы детекции, вероятность воссоздания физической модели перехода перестает отличаться от нуля.

«Значит, бой».

– Каковы наши шансы, адмирал?

– Дело не в этом, ваше величество. – Адмирал был само спокойствие. – У них семь бортов, у нас три. Однако по мощности залпа мы почти равны. Пять набеговых крейсеров и средний рейдер – это не страшно. По-настоящему опасен только «Василиск».

Лика бросила взгляд на вспомогательную проекцию. Все точно: символ, обозначавший невыясненного класса тяжелый корабль, сменился. По-видимому, разведчики смогли, наконец, определиться. «Василиск»… Он сказал: три?»

– Вы сказали, три корабля, адмирал?

– Так точно, ваше величество.

– Однако, насколько мне известно, – Лика старалась быть максимально спокойной, тем более что время позволяло, – «Чуу» равен по силе как минимум «Вампиру». Соответственно, по моим подсчетам, получается четыре.

– Вы совершенно правы, ваше величество, – с готовностью согласился адмирал Цья. – Но ваша яхта в бою участвовать не будет.

– Почему?

– Потому что «Чуу» – королевская яхта и на ее борту находятся королева гегх и принцесса императорского дома Йёйж.

«Которая еще не родилась… Вот же казуист старый выискался на мою голову!»

– Не забывайтесь, адмирал, – холодно ответила она. – Я сама вправе решать, что правильно, а что нет.

– Естественно, ваше величество, – невозмутимо поклонился старик. – Вы моя госпожа и повелительница. Однако осмелюсь напомнить, что параграф седьмой Основного Закона империи предоставляет мне как старшему воинскому начальнику исключительное право приказывать всем, включая лиц королевской крови, то есть и вам, ваше величество, в том случае, если речь идет о спасении жизни императора или принцев императорского дома.

«Уел», – вынуждена была признать Лика.

– Поэтому, – адмирал выпрямился и заговорил официальным тоном, по-видимому, для протокола. – Основываясь на пунктах первом, втором и девятом Воинского Уложения, пункте первом Устава Императорского Флота и параграфе седьмом Основного Закона империи, я, адмирал Цья, командир оперативной группы «Ойг», приказываю королевской яхте «Чуу», бортовые опознавательные знаки «Трезубец прима-один», произвести смену курса, согласно расчетам, которые незамедлительно будут переданы на ее борт, и, ускоряясь в течение ближайших пяти часов, с целью достигнуть «порога МНСП [133]» к семнадцати часам тридцати восьми минутам условного времени, совершить переход в систему Той'йт, тогда как остальные корабли вверенной мне группы навяжут неприятелю бой на встречных курсах, препятствуя, таким образом, идентификации «адреса перехода»…

Следующие пять часов Лика – вместе с присоединившимися к ней Мешем и Риан – провела в рубке. Никакой острой необходимости в этом не было – пить кофе и курить можно было и в каком-нибудь другом месте – но сердцу не прикажешь, ведь так?

Формально адмирал был прав. Возможно, он был прав и по существу. Однако у Лики, сидевшей в своем королевском кресле на возвышении и поглядывавшей оттуда на ситуационную проекцию, было такое ощущение, что неприятности обычно поодиночке не ходят. Не то чтобы она боялась за себя. По отношению к себе у нее с годами выработалась крайне странная позиция, которую она не решалась озвучить ни для кого, кроме себя. На Ойг Лика окончательно и бесповоротно полюбила жизнь во всех ее проявлениях. Ей на самом деле было замечательно хорошо жить, и она буквально купалась в водовороте этой новой великолепной жизни, наслаждаясь каждым ее проявлением. Но при всем при том однажды она обнаружила в себе такое, чего и не ожидала найти, исходя из прежнего своего жизненного опыта, который подспудно все еще определял тогда многие ее оценки. Она вдруг поняла, что прежняя – со всеми своими плюсами и минусами – питерская докторша Лика, какой подсознательно она все еще продолжала себя если не чувствовать, то считать, окончательно умерла. Растаяла, как сон, сошла на нет, как утренний туман под жаркими лучами летнего солнца. А новая Лика была уже все-таки больше королевой Нор, чем кем-нибудь еще. И никакие любимые словечки и шуточки, протащенные в светлое настоящее из унылого прошлого, ничего в этом смысле не меняли, да и не могли поменять. Лика превратилась в Нор, а королева Нор твердо знала, что в жизни есть вещи «посильнее „Фауста“ Гете». Королева не только жила и чувствовала по-другому, она и умереть была готова, если дела сложатся так, что по-другому никак. И в расчетах своих, касавшихся жизни и смерти, Лика имела теперь в виду совершенно иные обстоятельства. И сейчас, чувствуя, как входит в сердце тревога, она думала не о себе – «О себе что печалиться? Пожила и хватит», а о еще не родившихся детях, о дочке Меша, о самом Меше и, конечно, о Максе.