Имя нам – Легион - Сивинских Александр Васильевич (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗
– Только приоденусь, – сказал я.
Плоды кулинарного творчества имели непривычный вкус и вид, но мне понравились.
– А как насчет вина? – спросил я. – Стакан белого сейчас не помешал бы.
– Никак, – ответила она. – У нас не принято пить вино.
– Знакомое табу, – сказал я. – Где-то мне такое уже встречалось.
– Ничего удивительного, – сказала Светлана. – Ваши бывшие работодатели состоят с нами в близком родстве.
– Вот как? – Не очень-то я и удивился, сказать по правде. – Так значит, это отсюда поперли Легион за избыточную кровожадность?
– Нет, не отсюда. Здесь всего лишь одна из старейших и богатейших колоний тех, кого вы зовете?.. – она вопросительно посмотрела на меня.
– Большими Братьями, – отрапортовал я, – или терранами.
– Ага, попытаюсь запомнить. Так вот, несколько лет назад, когда метрополия не сумела удержать своих экстремистов от развязывания войны, наши пути разошлись. И, надеюсь, никогда больше не пересекутся. Так что, можете быть покойны, выдача дезертиров не состоится.
– Вряд ли меня можно обвинить в дезертирстве, – покачал я головой. – Я не покидал поля боя самовольно и выполнил свой долг до конца. Не моя вина, что он оказался невостребованным.
– Ну-ну, не обижайтесь, Филипп, – сказала она и потрепала меня по руке. – Я не совсем точно знаю военную терминологию. И заодно уж простите за достаточно грубую отповедь на ваше признание симпатии ко мне. Помните, когда мы шли сюда? На самом деле вы мне вполне приятны. Правда-правда.
– Никаких обид нет и в помине, – заверил я. – Сам виноват. Стоило, понимаешь, девушке слегка прикоснуться ко мне губами, как я сразу возомнил невесть что. Вот ведь дикарский пережиток какой… Н-но все-таки, Светлана, признайтесь, что вас подвигло на тот поцелуй?
– Как что? – удивилась она. – Это же национальный русский обычай – целоваться при встрече. Или я что-то перепутала?
– Пожалуй, нет, – хмыкнул я. – Действительно, обычай же…
Вечер вдвоем закончился довольно неприятно для меня. К Светлане заявились гости – те самые бывшие коллеги в бархатных штанах. И не только. На сей раз они привели с собой еще двоих молодчиков мужского пола – крепкого телосложения, кулакастых и быстроглазых. Удальцы эти, скорее всего, прихвачены были золотопогонниками для защиты от чудаковатого «друга», склонного к прогулкам перед приличной компанией в одном исподнем. И вдобавок – немотивированно агрессивного.
Светлана убежала с ними, а я остался одиноко куковать над объедками.
В компанию меня не пригласили. Да я не очень-то и рвался.
Увы, Светлана вдребезги разбила мои надежды на скорое возвращение домой. Перфораторы в Фэйре были запрещены законом. Природных штолен, ведущих куда мне надо, не имелось вообще. А те, что имелись (куда бы ни вели), были замурованы много прочнее, чем четвертый реактор Чернобыля.
На мой вопрос, откуда же тогда ее знание земных языков и явно земные книги у нее в доме, она ответила, что моя наблюдательность поразительна. И что лучше бы было, если бы столь же поразительным было мое благоразумие. Поскольку существуют темы, о которых лучше не только не говорить, но и не знать вовсе.
– Как же мне об этом не говорить, если это касается меня больше, чем кого бы то ни было на вашей планетке? – начиная раздражаться, спросил я.
Она посоветовала мне угомониться. Ее несколько удивляло, что я, человек с земным прошлым, совершенно забыл о таких понятиях, как разведка, контрразведка и государственная тайна. И ей было бы весьма любопытно услышать мое мнение о сроке, в течение которого будет существовать государство, позволяющее разным подозрительным субъектам совать нос в вотчину институтов, отстаивающих государственную целостность и суверенитет. Особенно, если государство это обрело самостийность совсем недавно, а процесс протекал не так чтобы гладко. Особенно, если любопытный субъект – пришелец. И стоило бы еще мне запомнить, что тонкая лоботомия здесь, у них, хоть и не приветствуется, но иногда применяется по отношению к особо опасным преступникам. В число которых я вполне могу попасть, если начну шпионить напропалую.
Ну, а вообще-то, мой вопрос рассматривается, идут споры… Да-да, и не нужно кривиться. Вопрос, действительно, рассматривается, и споры, действительно, идут. Это, между прочим, подтверждается тем, что она (разумеется, с санкции той самой могучей организации, в которой, оказывается, служит), говорит сейчас со мной на эту тему. Вполне откровенно говорит. Но это – первый и последний раз. А я, если хочу мирно дожить до старости, должен забыть, что штольни и множественность миров вообще существуют в природе. Забыть навсегда. Ну а если мне все-таки повезет, и мой вопрос решится положительно, то меня, разумеется,вызовут …
Зато я, по ее словам, уже сейчас являюсь полноправным гражданином их страны. Сыном, так сказать, полка. Мне осталось лишь выучить язык и определиться с работой, если я работать захочу. А если не захочу – тоже не беда. Прокормят одного-то лодыря. Глядишь, и перевоспитают. Ну, а если я буду нуждаться в сексуальных контактах, то, пожалуйста – она, Светлана, в полном моем распоряжении. Если же у меня другие предпочтения, то нужно просто сказать об этом ей, и мне быстро подыщут требуемого партнера. У них тут с этим просто.
– Спасибо, пока не требуется, – промямлил я.
– Дело ваше, – сказала она.
Оружие, как оказалось, я могу оставить себе. Гражданам Фэйра приобретать и хранить его не возбраняется. Другое дело, что никто этим правом давным-давно не пользуется, потому что незачем. Преступность изжита, внешних врагов нет. Охота на животных омерзительна. За тем, чтобы любые эксцессы между людьми умирали еще до зачатия, не перерастая в пальбу, следит Служба этического контроля. И в руках ее такие рычаги, рядом с которыми любое оружие – цветочная пыльца (которая не способна, как известно, вызвать ничего, кроме легкой аллергии).
Она говорила еще о многом – хвалила социальную и физическую безопасность своего общества; убеждала меня, что здесь я проживу жизнь, гораздо более яркую и полнокровную, чем на Земле; обещала долголетие и идеальное здоровье. Предрекала радость отцовства, что-то еще и еще; а я горевал… Я уже тосковал по дому, которого больше никогда не увижу.
