Чужая война - Игнатова Наталья Владимировна (читать книги онлайн бесплатно полные версии .txt) 📗
Потом, когда муж ее отыскал, да сына отнял, да из погреба вытащил, когда гость, губы покусывая, чтоб не смеяться, в извинениях рассыпался, тогда уж Ганна его разглядела. И сквозь страх оставшийся удивилась – мальчишка ведь. Даром что огромен и клыки звериные. Маска лицо не все закрывает. Вот и видно: гость-то долгожданный – пацан пацаном.
– Лет-то ему сколько? – шепотом спросила Ганна у мужа, когда вдвоем они суетились, стол накрывали, прислугу к такому делу не допустив.
– Да разве же я знаю, Ганна, – так же шепотом ответил Джозеф. – Я тебе одно скажу: когда он был, Уденталя еще не было. И империи Готской не было. И… вообще ничего не было.
– А Муж да Жена Первородные?
– Ну, мать, ты даешь! – изумленно воззрился на нее муж. – Откуда же мне знать? Хотя… Сэр Эльрик, – гаркнул он через весь зал, благо не было никого, – а Муж с Женой Первородные были здесь, когда вы на Материк пришли?
Шефанго молчал с минуту, позабыв про трубку. Потом помотал головой и удивленно, но, похоже, честно ответил:
– Не было, Джозеф. Точно не было.
– Во, – наставительно сказал трактирщик, повернувшись к жене. – Слышала?
Ганна молча кивнула. Но так и не улеглось в голове, что сэр Эльрик, мальчишка этот, на которого в «Серой кошке» едва не молятся, стар настолько, что и представить невозможно. Может, потому и не улеглось, что невозможно представить.
– И чего ты беспутный такой? Лучше бы насовсем девкой оставался. Ты-Тресса, это ж радость просто что за девочка. А как парнем станешь, так управы никакой нет, – ворчала Иоганна, когда провожал постоялец очередную свою женщину. – Водишь к себе и водишь. Бога бы побоялись. Смотри вот, возьмусь я за тебя да охажу ухватом, чтоб неповадно было.
– Да ладно тебе, тетя Ганна, – смеялся Эльрик, – каждой женщине нужно немного счастья.
– Ты, что ли, счастье-то? – Она сердито бухала на стол завтрак, садилась рядом, если не было многолюдно, и, подперев ладонью подбородок, смотрела, как он ест. Однажды спросила, само как-то вырвалось:
– И куда мать с отцом смотрят?
А шефанго отмахнулся легко:
– Некому смотреть.
И кольнуло ей сердце. Марк-то – сыночек поздний, долго у них с Джозефом детей не было, да еще первенец умер. Марк выжил, то-то радости было. Кровиночка их. Любовь единственная. Как бы он без отца да без матери?
А Эльрик ее тетушкой звал. Уважал. Так она его сэром величать и не научилась. Да и его-Трессу, если уж на то пошло, госпожой назвать язык не поворачивался. Девчонка ведь. Какие там госпожи-сэры? И то сказать, когда привезли его однажды в «Серую кошку», почитай без руки правой, кто его выхаживал? Не вертихвостки эти, что табунами прорваться пытались. И что она, Ганна, слышала, когда рычал шефанго в бреду то на непонятном языке, то на человеческом, никто никогда не узнает. И как плакал он, губы кусая до крови. И как просил кого-то… непонятно просил, но так… Ганна сама плакала, как слышала. Хоть и непонятно. Нет. Никто не узнает, с ней это вместе и умрет. Прикипела она сердцем к шефанго этому страхолюдному, как к сыну родному. Словно вернулся тот, первый, что умер. Ежи. Три годика ему было. Долго умирал. Плохо. Также она его выхаживала. Сутками у кровати сидела. Молилась… Да не услышал Бот. Что ему, Богу, до Иоганны Джозефовой? Что ему до Ежи? Столько дел других. Важных.
– Может, останешься? – спросила она потом, когда собрался Эльрик уезжать. – Оставайся, право слово. Ты ж мне за сына стал. Ну зачем тебе ехать? Куда ты с одной-то рукой?
Обнял он ее вдруг. Поцеловал в лоб. Улыбнулся:
– На Запад мне нужно, – говорит. – Дела. А тебе спасибо. Ты даже не представляешь, какое спасибо.
– Да за что? – Ганна отмахнулась, еще не веря, что он действительно уедет, и зная уже, что уедет. – Великое дело. Марк вон, как болеет, с ним так же сижу.
– Вот за это и спасибо, – тихо так сказал. Без ухмылочки обычной.
И уехал. Она полгода потом ходила как в воду опущенная. Покуда слухи не дошли, что безумец какой-то, шефанго однорукий, в Готской империи рыцарей убивает. Бичей Божьих. Ревнителей веры, тех, что нечисть истребляют по всем землям Опаленным. Ей бы напугаться. А она от радости ревела – живой. Джозеф только в затылке чесал. Но тоже рад был – это ж не спрячешь.
Прошло пять лет. Марку десять исполнилось. Готы, по слухам, облавы одну за другой устраивали, все поймать пытались. Говорили, сам Рилдир рыцарям Огненосным помешать пытается. А потом все там затихло. Ганна с Джозефом и испугаться не успели толком, как Эльрик явился. Живой и здоровый. У Джозефа руки дрожат, язык заплетается на радостях. А она, Ганна, все на руку шефанго смотрит. На правую. На ту, которой не было. И поверить не может. Есть рука. Живая. Настоящая.
Тогда они, помнится, «Серую кошку» перестроили. И посуду серебряную завели. Эльрик с такими деньгами приехал, сколько здесь за всю жизнь не видели. Ну и настоял, чтобы Джозеф их забрал.
– Мне они ни к чему, – говорит. – Все равно ведь на выпивку да на баб истрачу. А вы с толком используете. Мне же лучше будет.
Джозеф подивился, но деньги взял. Очень они пригодились.
Ну а нынче, слава Богу, приехал Эльрик, и вроде насовсем приехал. Сколько ж он сказал лет ему? Десять тысяч? Придумает же! Ганна улыбнулась и оглядела пустынный зал. Редко он пустым бывает. «Серая кошка» – лучший в Удентале трактир. Эльрик останется, и все теперь совсем хорошо будет. Такая радость на старости-то лет. Видно, помнит про нее Бог. Бог, он про всех помнит.
Эльрик появился, как всегда, неслышно. Ганна увидела его, когда он уже поставил на стол пару бутылок вина. Того самого, что она ему утром с Марком послала. Уж коли такую красивую девицу нашел, как Марк рассказывает, надо ее и угостить как подобает.
– Нет никого, тетя Ганна. – Шефанго прошел к стойке и принес оттуда две глиняные кружки. – Выпьешь со мной, пока делать нечего?
– Эк ты пьешь, – заворчала она по привычке. – А закусывать?
– Мне-то? – Он сверкнул клыками.
– А то. – Она взяла наполненную кружку. – Кто в «Огурце» дебоширил? Весь город на рогах ходил три дня.
– Ну не здесь же мне было пьянствовать.
– Верно. Был бы здесь, уж я бы тебе прописала по хребту.
– Что ж утром сегодня не прописала?
– Да ты, как мышь, проскользнул, я и за ухват взяться не успела. – Ганна задумчиво отхлебнула из кружки и поцокала языком. – Знатное вино. Но на кухню ты все ж таки сходи. У меня там мясо холодное в шкафу и хлеб… ну, ты знаешь где. Принеси-ка.
– Слушаюсь! – Он выскользнул из-за стола.
– Да ладно ерничать-то. Чай, не развалишься, сэр, если о старухе позаботишься.
– Ах, тетя Ганна, ну какая ты старуха? – Мягкий голос его повис под каменными сводами, опустился, как пуховое покрывало – Ты – женщина в самом расцвете своей красоты.
Эльрик вернулся с хлебом и мясом, прихватив по дороге свежей зелени. Почтительно поставил все это перед хозяйкой. Увернулся от подзатыльника. И снова разлил вино.
Посетителей не было. И так вот, вдвоем, потягивая «Молоко Драконессы», сидели они, пока не одолел Иоганну приятный, но необоримый хмель.
– Уезжаю я, тетя Ганна, – услышала она сквозь легкий шум в голове. – Ты извини, так уж получилось. Ганна хотела сказать:
– Не уезжай. Обещал ведь. – И, кажется, даже сказала, потому что услышала такое знакомое:
– Надо.
Потом ее несли на руках. И ей хотелось заплакать, но слез не было, а было чуть хмельное – и светлое, и грустное, но не очень – осознание расставания. Нового. Но, может быть, однажды он приедет и останется? Может быть. Даже скорее всего. Ганна слышала заботливый голос мужа. И Эльрика:
– Все, Джозеф. Она спит уже.
Джозеф спрашивал что-то про коня. Про припасы. Какое все это имело значение, если Эльрик опять уезжает? Что припасы? У нее, у Ганны, всегда заготовлены ему в дорогу и мясо, и сухари, и сушеные фрукты. И овес для его лошадей. Но зачем ему уезжать? Зачем?
– Я тебя очень люблю, – услышала она близко тихий голос Эльрика. И заснула.
