Якудза - Силлов Дмитрий Олегович "sillov" (читать книги полностью .TXT) 📗
В лесной чаще, в той стороне, куда ушли пацаны, забрезжил огонек.
Виктор раздумывал недолго. Тем более что от ворот в том направлении вела едва заметная в сумерках тропинка.
— Значит, нам туда дорога, — задумчиво констатировал Виктор, направляясь вглубь леса.
Дорога оказалась недолгой. Тропинка вывела на довольно просторную, идеально круглую поляну, посреди которой стояла… беседка не беседка, навес не навес, а так, ни пойми что. Такая же крыша, как над воротами в оставшейся позади стене, только чуть пошире, покоилась на четырех деревянных, почерневших от времени столбах. Рядом с беседкой стояла вполне современная пластиковая кабинка, не оставлявшая сомнений в ее предназначении. У одного из столбов, подпиравших крышу, имелась стопка аккуратно сложенных дощечек.
Под навесом около миниатюрного костра сидели, поджав под себя ноги, знакомые пацаны. Костер был разведен под черной от сажи металлической табуреткой, ножки которой были врыты в землю, утоптанную не одним поколением японских граждан, страждущих попасть за ворота в каменной стене.
Пацаны на появление Виктора никак не отреагировали. Они ковырялись деревянными палочками в большой чашке, стоящей на табуретке, и, время от времени доставая оттуда куски какой-то снеди, отправляли их в рот.
Полюбовавшись на эту идиллию, Виктор решил, что вряд ли пацаны приволокли сюда все эти удобства на своем горбу, и что предназначены они, скорее всего, для всех тех сумасшедших, кому не терпится найти приключений на свою голову по ту сторону стены. Потому, ничтоже сумняшеся, он вошел под навес и, усевшись прямо на землю около табуретки, протянул руки прямо под нее, засунув окоченевшие пальцы чуть не прямо в костер, — задубели они до невозможности.
Пацаны и на это не отреагировали. Они были заняты поеданием ужина, пахнущего, кстати, как-то не слишком аппетитно. Только старший пару раз метнул в сторону Виктора взгляды, полные презрения, но тому на эти взгляды было глубоко наплевать. И действительно — кого колышет мнение какого-то иностранного тинейджера? Пусть себе зыркает, его дело.
Немного отогрев руки, Виктор расстегнул сумку и, вылущив из блистера предпоследнюю таблетку, закинул ее в рот, запив жидкостью из бутылочки. Он поискал глазами, куда бы ту бутылочку выбросить… и наткнулся на полный изумления взгляд старшего.
Старший смотрел на бутылочку в руках Виктора как средневековый рыцарь на священный Грааль. А младший — так тот вообще застыл словно изваяние с открытым ртом, так и не определив туда кусок чего-то розового, зажатого между палочками для еды.
Виктор перевел взгляд на бутылочку, повертел ее в пальцах и, не найдя в ней ничего особенного, поступил как любой русский человек, оказавшийся в лесу с пустой емкостью в руке, — зашвырнул ее в чащу, чем вызвал волну безмолвного осуждения в глазах у обоих пацанов. Однако Виктор с удивлением отметил, что хотя во взгляде старшего и читалось, мол, лох ты и дикарь, бледнолицый, хоть и крут безмерно, но бросаться непонятными словами на этот раз пацан не рискнул, как не рискнул бы, скажем, любой четырнадцатилетний пацан сделать замечание признанному дворовому авторитету.
Виктор внутренне усмехнулся. И сделал выводы.
Стало быть, он на правильном пути. Если эти сопляки сделали такое «ку» бутылочке, выданной ему узкоглазым конвоиром, стало быть, за стеной и есть та самая ниндзячья школа, в которую его выпихнули не только из собственной жизни и страны, но и с родного материка, кстати.
От маленькой мести он не удержался. Конечно, проверить состояние мечей можно было в другое время и в другом месте. Но, если разобраться — почему бы не здесь и не сейчас?
Он неторопливо вытащил из сумки длинный сверток, развернул…
У меньшего из пацанов поднесенный было ко рту кусок розовой снеди шлепнулся куда-то в область промежности. Наверно, кусок был сильно горячим, потому что пацан коротко взвизгнул и, вскочив на ноги, принялся вытряхивать его из складок штанов, приплясывая на месте.
Старший тоже встал на ноги и… склонился в почтительном поклоне.
Чего-чего, а вот этого Виктор не ожидал.
«Ага, зауважали, черти полосатые», — удивленно хмыкнул он про себя и, не вставая с места, кивнул пацану в ответ. После чего махнул рукой — ладно, мол, не напрягайся, понято и принято, зла не держу. Мир, дружба и все такое.
Пацан оказался понятливым. Сел обратно на землю, но восхищенного взгляда от мечей так и не оторвал. Сейчас он был похож на обыкновенного мальчишку своих лет, завороженного красивой игрушкой, а не на злобного звереныша, готового в любую секунду броситься на каждого, кто на него косо посмотрит.
Вытряхнув из штанов горячую снедь, рядом с ним осторожно присел второй кандидат в ниндзя.
«Братья, что ли? — подумал Виктор. — Уж больно похожи. Хотя для нашего брата все монголоиды одинаковые».
За время Викторовой вертолетной отключки с мечами заметных изменений не произошло. Что и неудивительно, судя по тому, какие взгляды кидал Викторов конвоир на его сумку. И не спер под шумок, что странно. Ибо по глазам было видно — шибко ему того хотелось. Как и этим двум зверенышам, кстати.
Виктор от греха подальше завернул обратно свое богатство и упаковал его как было. Пацаны хором разочарованно вздохнули. Старший подхватился, поковырял палочками в вареве, вытащил самый, на его взгляд, аппетитный кусок и протянул Виктору.
Виктор покачал головой, кивнул на сумку. Мол, таблетками сыт, благодарствую — и слегка поклонился. Пацаны в ответ тоже хором раскланялись.
— Ну и ладушки, — сказал Виктор. — А теперь пора и на боковую.
Конечно, сон зимой под открытым со всех сторон навесом — занятие муторное и холодное. А что делать? Спасибо хоть, что лес вокруг и ветра нет, а то бы вообще труба. И за костер тоже спасибо тем, кто дровишек сюда догадался приволочь. В общем, конечно, весьма неважный сервис, но жить можно.
Виктор улегся поближе к костру, обнялся со своим драгоценным имуществом (мало ли что. Поклоны поклонами, но глаза у пацанов по ту сторону костра нет-нет да и возвращаются к сумке) и попытался заснуть.
Удивительно, но, несмотря на холод, жесткую землю под боком, непривычность обстановки и другие неудобства, удалось ему это практически с первой попытки.
Проснулся он от стука собственных зубов.
Костер давно догорел, так как подбросить в него дров никто не удосужился.
Виктор приподнял голову. Пацанов поблизости видно не было. Только на свежевыпавшем снегу виднелась цепочка следов, ведущая по направлению к воротам, невидимым за стеной леса.
Виктор, морщась от боли в мышцах, задубевших от холода и затекших от неподвижности, разомкнул руки, сжимающие сумку. Расстегнул молнию, проверил — мечи на месте. Как и последняя бутылочка с розоватой жидкостью. И последняя таблетка.
— Грустно, — сказал Виктор, пытаясь пошевелить пальцами ног. — А дальше что?
С неба медленно сыпались рыхлые мокрые снежинки. Лес заговорщически молчал. Это был странный лес — без птиц, без звуков… Без жизни…
— А дальше яйца не пускают, — громко ответил Виктор самому себе, вставая с земли. — Бросай курить, вставай на лыжи!
Он энергично присел и охнул от боли в одеревеневших коленях.
— И вместо рака будет грыжа, — проворчал он сквозь стиснутые зубы, продолжая приседания еще и еще, пока в ногах не восстановилось кровообращение. Тогда он упал на кулаки. Отжавшись пятьдесят раз без перерыва, Виктор вскочил на ноги и провел несколько серий кулаками в деревянный столб, подпиравший навес. Кулаки отозвались тупой болью.
— Вот и ладушки, — сказал Виктор. — Грабли не отморозили — и слава Федор Кузьмичу.
Он достал из сумки свой завтрак, расправился с ним за несколько секунд и выбросил в снег пустой блистер вместе с опорожненной бутылочкой.
— Как раз настала пора вспомнить, что такое ягель, — задумчиво пробормотал Виктор, закидывая сумку за спину и направляясь по уже слегка запорошенным снегом следам двух пацанов. — Кажется, его жрут олени. Из под снега выкапывают — и жрут. А еще надо вспомнить, жрут ли его чукчи, — философствовал Виктор по пути. Потому что, когда философствуешь — или гонишь, что в принципе есть практически одно и то же — в голову не лезут дурацкие мысли типа «Кирдык тебе, парень. Если в ближайшие двадцать четыре часа за ворота не пустят, дальнейшая судьба у тебя, супермен, одна — мамонтовая. Либо с голодухи загнешься, либо с морозу».
