Избранник - Степаненко Андрей (электронные книги бесплатно TXT) 📗
— И так проблем — выше крыши! До Москвы дошло!
— Пацан дело говорит! Надо, чтобы добровольно! — Хомяков тоскливо глянул в окно и вдруг размашисто перекрестился и развернулся к Сашке:
— Ну, молись, молокосос, чтоб у тебя всё гладко прошло!
Когда они вошли в Дом горняка, сектанты так и сидели, склонив головы, кто на спинки кресел, а кто друг другу на плечи. Увидев целую толпу врачей, стоящие по углам огромного зала милиционеры встревожились и похватались за дубинки. Но потом заметили плетущегося в хвосте процессии Бугрова, и напряжение спало.
Сашка решительно прошел вдоль первых рядов и забрался на сцену.
— Я пришел воспользоваться правом Избранника Силы, — громко, на весь зал объявил он.
Зал недоуменно загудел. Общинники прекрасно помнили обстоятельства, при которых Избранник с ними расстался.
— Ты слишком далеко зашел, Саша... — отчетливо прорвался сквозь гул звонкий Нелин голосок. — Однажды предавший, кто тебе поверит?
Сашка стряхнул с себя куртку, собрал всю свою волю в кулак, самыми кончиками пальцев ухватил свитер и стянул его через голову.
— Сейчас... я сейчас.
Зал смолк, и, когда он стал разматывать окровавленные бинты, остался лишь один звук — тяжелое, прерывистое дыхание подполковника Бугрова.
Сашка поочередно, шипя от боли, сорвал присохшие к запястьям коричневые бесформенные лоскуты и, не обращая внимания на капающую кровь, рванул прожженную рубаху за ворот и разодрал и ее.
Зал охнул.
На груди Избранника отчетливо виднелся ожог в форме крупной, определенно мужской ладони.
— Еще вчера я не был готов ни к чему, — мгновенно севшим от боли голосом объяснил он. — А сегодня ночью ко мне пришли Огненные Учителя.
Общинники то там, то здесь начали вставать, чтобы лучше видеть и слышать.
— Это, — указал он на грудь, — сделано по моей просьбе, чтобы не бояться.
С кресел с грохотом поднялась почти половина зала.
— А это, — показал Сашка на свой лоб, — сделано, чтобы я всё понимал.
Грохот стих — все уже стояли.
— Ну и это, — усмехнулся он и протянул истекающие кровью руки вперед, — чтобы я делал, что должно.
Послышался топот босых ног, и к сцене подбежала Неля.
— Хочешь вложить персты, чтобы убедиться самой? — улыбнулся Сашка, присел и протянул руки вниз со сцены, к ней.
Неля осторожно взяла Сашку за правую руку, затем — за левую, внимательно осмотрела отпечаток ладони на груди и вдруг просияла:
— Ты с нами!
— Нет, — мотнул головой Сашка. — Это вы — со мной!
Его тронули за плечо, и Сашка обернулся. Сзади стоял главврач.
— Александр Иванович, мэр волнуется, пора начинать...
— Да пошел он в жопу, — отмахнулся Сашка, — я с людьми разговариваю...
Он медленно встал и царственно оглядел стоящих навытяжку людей.
— А теперь я хочу задать вам один простой вопрос... — Он сделал паузу.
Зал напряженно и внимательно слушал.
— Есть ли что-нибудь, что может разуверить вас в Силе?
Зал молчал.
— Ну же! — подбодрил их Сашка. — Ну!
— Не-е-ет... — неуверенно выдохнул зал.
— Слава Те, Господи! — рассмеялся Сашка. — А то я уже и бояться за вас начал!
Некоторые рассмеялись.
— А есть ли хоть что-нибудь, что может отнять у вас вашу Силу?!
— Не-ет!! — намного увереннее прогудел зал.
— Прекрасно! — констатировал Сашка. — И последний вопрос: надо ли тогда метать бисер перед свиньями?
— Нет!!! — с готовностью взревел зал.
В ухо Сашке зашептали что-то жаркое и гневное, но он лишь отмахнулся и перешел к самому сложному.
— Сейчас вам предложат так называемый горячий укол в обмен на свободу.
Люди начали переглядываться, и даже Неля напряглась.
— Этот укол вызывает кратковременное повышение температуры, и есть мнение, что эта процедура поможет развеять ваши духовные ценности.
Народ зашумел, и Сашка поднял руку, призывая к тишине.
— Я тоже считаю, что наше с вами знание Силы уколами не вылечить, — улыбнулся он. — Но вы же помните игру «веришь — не веришь»? По-моему, есть смысл с ними сыграть. Раз уж они настаивают...
Кто-то сдержанно хохотнул, затем рассмеялись первые ряды, а потом смех начал рассеиваться по всему залу, и вскоре все шесть сотен человек безудержно хохотали. Получить свободу после всего, что им приготовили, да еще в обмен на такой пустяк...
Сашка бросил взгляд на Бугрова и отметил, что лицо Федора Ивановича стало почти лиловым и он уже дышит на ладан. Еще пару часов, и всё. И тогда он поднял руку, и зал постепенно утих.
— А поскольку с медицинской точки зрения больными считаются все горожане, а не только сидящие в этом зале, мы с Федором Ивановичем первыми покажем в этом пример.
— Вы чего несете?! — прошипел ему на ухо стоящий сзади главврач.
— А что же, — повернулся к нему Сашка, — оставлять его помирать? Впрочем, пусть поступает, как хочет; нравится загибаться — пожалуйста!
Он высмотрел у входа медбрата с упаковкой шприцев и махнул ему рукой:
— Начинай!
"Здравствуйте, Саша.
Мне было необыкновенно приятно получить Ваше письмо и узнать, что у Вас с Маргаритой все в порядке.
Сразу сообщаю, что квартиру Вашу никто покупать не хочет, и людей можно понять. Город еще не пришел в себя, и всякое упоминание фамилии Никитиных вызывает вполне понятные чувства. Не обижайтесь.
Как там у Вас с работой? Вы писали, что вроде появилась возможность занять вакантное место. Не упускайте его, в наше время работа — это всё.
А что насчет наших событий, так события у нас самые простые. Николай Павлович навел порядок быстро; он у нас теперь ярый государственник. Хватит, говорит, с нас демократии! Хлебнули!
Нелли Тимуровна всё еще ходит в трауре по мужу. Часто появляется в церкви. Я и сам туда теперь частенько наведываюсь: помогает.
Федора Ивановича, конечно, жаль. Подставил его Хомяков страшно. Хотя и Николая Павловича понять можно. Тут или надо признавать, что это был психоз, и тогда все эти проколы на совести мэра. Или валить все свои грехи на вышедшего из-под контроля мента. Второе проще.
А что такой ужасный конец... Вы и сами прекрасно знаете, что подполковник Бугров всегда был человеком чести и отмазать себя от ответственности через психиатров он бы всё равно не позволил. Будь там хоть Сербского, хоть кто. А так, поступил как нормальный русский офицер: рапорт — на стол, ствол — в рот, а всех этих штатских — на три буквы. И я его за это не осуждаю.