Контакт первой степени тяжести - Горюнов Андрей (бесплатная регистрация книга .TXT) 📗
– Я ничего не покупал, – ответил удивленно летчик.
Во дворе, под окнами мастерской заслуженного художника РФ Бориса Федоровича Тренихина, шла, как обычно, неистовая и нескончаемая рубка в домино.
– Эх, остограммиться бы сейчас по чекушечке... – почесал затылок Андрей Иваныч Полтавцев: ему с напарником сегодня явно не везло.
– Согласен, – кивнул напарник. – Но я совсем пустой по этой части.
– Может, к метро мне сходить, ларьки причесать? – предложил участковый.
– Ты их вчера причесал уж – запамятовал?
– Повторенье – мать ученья, – заметил участковый.
– Нет, не годится. Ты им при мне вчера: «До конца месяца теперь – ни под каким видом. Сам не „ам" и другим не дам». Обещал ведь, слово дал.
– Я слову своему хозяин! – кивнул участковый. – Захочу – дам, расхочу – назад возьму.
– Не одобряю, зря так. Ведь и убить, гляди, могут.
– Это правильно. Это верно.
– Ох, что это такое? – удивился вдруг Андрей Иванович, почувствовав, что его нога там, под столом, задела что-то непонятное и оно упало с негромким бульканьем.
Он наклонился, заглядывая под стол.
– Ух, ни фига-то, мужики! Да здесь «Столичная»! Полуторка, с ручкой!
Полуторалитровая бутылка водки в сувенирном исполнении в виде кувшина была извлечена из-под стола и поставлена среди фишек домино.
– Нетронутая!
– Целочка!
– Подкинул кто-то...
– Ага. Подкинут тебе, точно.
– Это кто-то позабыл.
– А вдруг – отравленная?
– Кто? Водка?
– А что – не бывает, думаешь?
– Сейчас проверим...
Взяв бутылку, Полтавцев лихо поболтал ею в воздухе и тут же, понаблюдав секунд десять за процессом всплывания крутящейся воронки пузырьков, авторитетно заключил:
– Отличная водка. Поздравляю!
– Приговор окончательный, обжалованию не подлежит, – подытожил экспертизу участковый.
...Через полчаса, уже приведя приговор в исполнение, все стали как-то инстинктивно заглядывать под стол... Однако, увы – халява кончилась. Пришлось снова взяться за фишки.
Через час, уже почти отыгравшись и напрочь забыв о случившимся, Андрей Иванович уронил нечаянно кость. Кость упала под стол.
– Еще одна, ребята...
На сей раз это была польская литровая «Зубровка»...
...Через часа полтора, угомонив после «Зубровки» еще и пол-литра «Посольской», почему-то Каменец-Уральского разлива, появившуюся столь же внезапно, и, кстати, Андрей Иванович Полтавцев понял механизм этого чуда.
– Как только про нее забываешь – она раз – и тут как тут!
– Это верно! – согласился напарник. – Это такое есть правило. Когда не нужно, забудешь – так сразу же... Известно. Закон природы.
– Какой закон такой? – сварливо возразил участковый. – Я знаю все законы природы. Такого закона нет. Не приняла еще Дума.
– Да как же нет? – запротестовали все. – Попробуй завязать, поставить крест на выпивке – в натуре и всерьез – забудь, вот как будто ее и нет в мире, проклятой – сейчас же пьянь какая-нибудь подплывет и предложит!
– Что – разве не так?
– Не так! – пошел в дурь участковый, которому стало ужасно досадно, что верное объяснение происходящему нашел не он, а известный балагур и охальник Полтавцев. – Не так – и все тут!
...Впрочем, скоро ему пришлось убедиться на собственной шкуре, что это все-таки так. Завинтившись домой возле полуночи, участковый получил от своей законной и благоверной такую взбучку с присвистом, что вся водка мгновенно вылетела у него из головы, что и привело немедленно к появлению непочатой бутылки столового вина производства Смирнова прямо на кровати, меж подушек – между его головой и головой в бигудях – головой благоверной. Это чудесное явление было воспринято благоверной как редкое, из ряда вон выходящее глумление над семейными устоями со всеми вытекающими отсюда оргвыводами – ну, по чему попало и чем попало – как водится.
Слава богу еще, что в ту ночь новых бутылок у участкового не возникало. Может быть, потому, что он до утра мозговал о том, почему столь хрупкое стекло, хранящее манящее столовое вино № 21, не разбилось о его твердую голову, и о том, куда оно теперь, столь хрупкое стекло вместе со своим содержимым, спрятано гораздой на подлые выдумки храпящей рядом благоверной...
Он думал о водке, и она не приходила – именно поэтому.
«Видимо, правда, такой закон уже есть», – подумал он под утро и, решив на другой день обязательно извиниться перед Полтавцевым, немедленно заснул, успокоенный и счастливый...
– Салют в честь дедушки Левона! – Варуж вскочил из-за стола, схватил свой автомат, направил в небо, нажал на спуск...
Все двести восемьдесят четыре гостя, сидящих за столами под открытым небом во дворе дома Варужа, заткнули уши.
– Что такое?! – удивился Варуж: тридцать пуль давно уже улетели в небо, а автомат все стрелял и стрелял...
Десять секунд...
Пятнадцать секунд... Двадцать секунд...
– Ну, скоро ты кончишь? – плаксивым тоном спросила его жена.
– Сейчас, дорогая... Патроны кончатся... Сейчас...
Но патроны и не думали кончаться...
– Что такое?!?
Он прекратил стрелять. Он отстегнул рожок. Рожок был полон – боекомплект. Варуж посмотрел вниз, на бетон, покрывавший центральную часть его двора.
Бетон был усеян пустыми, стреляными гильзами.
Он снова оглядел рожок. Боекомплект!
– Напился, что ли? – опять плаксиво спросила его жена. – Совсем не соображаешь, да?
...Гостья, сидевшая за дальним столом, наклонилась к уху своего соседа:
– Какой богатый человек Варуж, да? Слыхал, сколько патронов у него?
– Это не патроны, – авторитетно ответил сосед. – Это автомат такой хороший у Варужа. Долгоиграющий, понимаешь?
– У него, говорят, штаны есть волшебные. Всегда в кармане пачка «Мальборо» и зажигалка. Знаешь «Крикет» зажигалку? Самая лучшая. У Варужа. И еще у него всегда в кармане сто долларов – только руку засунь. Мне сказали.
– А! – недоверчиво махнул рукой сосед. – Лентяи все это говорят, бездельники, из зависти! Он как работает, Варуж – все видят!
Проводница Маша открыла купе и ахнула:
– Смотри, Наташ! Опять цветы... Пять минут не прошло!
– И снова розы? Ох, букетище!
– И опять вместо визитки двадцать баксов.
– Но кто? Кто?! Никто ж не заходил. Я на минуту вышла из купе, вот, рядом, у кипятильника стояла. Кто?!
– А мне и не важно – кто. Ведь важно, чтоб хоть кто-то? А?
– Ты поступил нехорошо с проводницами, – заметил Тренихину Белов, мрачнея на глазах.
– А что такое? – удивился Тренихин, громоздясь в три этажа.
Имея вид кучевых облаков, они плыли невдалеке друг от друга над Телецким озером в сторону Абакана. Поодаль от них ветром несло еще три облака, два из которых аномально клубились: Лена, придуриваясь по обыкновению, дразнила собаку.
– Это же женщины, – объяснил Белов. – Они находят цветы. Цветы рождают надежду.
– И что же? В чем тут печаль? – Тренихин опустился пониже к земле, из него заморосило на уже облетевшие березы... – Не понимаю тебя.
– Ну, как же? Они будут ждать чего-то конкретного. Разве придет им в головы, что цветы им подкинуло облако? Ни за что!
– Конечно, – согласился Борис. – Они думают: какой-то мужик. Гадают: этот? Нет, наверно тот, что, помнишь, за заваркой стучался?
– А им – шиш! – подытожил Белов.
– А почему же – шиш? – вновь удивился Тренихин.
– А что ж кроме-то?
– Поищем – так найдем! Инспектор Калачев мне тут поведал по секрету...
– Так их же двое!
– Ну и что? – от удивления Тренихин даже продел сквозь себя двойную радугу. – Какой же ты, Коляныч, ограниченный. Консервативный тугодум. Ну что ты на меня наезжаешь? Кучкуй от меня в сторону! Все будет им еще, все будет! Цветы – это так, для эффекта, для затравки... – он подмигнул Белову тонкой хитровато-извилистой молнией и радостно хохотнул наглым, но легким, поверхностным, несерьезным громом... Моросящий под ним дождь начал медленно превращаться в легкий белый пух: на Абакан с Алтая наваливалась зима.
