Странник - Круз Мария (полные книги .TXT) 📗
И да, он понимает, что выхода у него действительно нет. И не обязательно вертолет, сейчас и самолет поднимут, если уже не подняли, просто со мной связи нет. Но будут искать и очень быстро найдут, это ведь совсем несложно. А потом сюда подъедет пара «гантраков» и даст по домику из всех стволов. И все. Или тот самый «страйкер», в котором Митч решил пошалить с сержантшей на своей базе и который у нас теперь за главную ударную силу.
— Предлагай сам!
Ну вот, сообразил, что все будет так, как я и обещаю.
— Ты выходишь — и мы говорим.
— И что помешает тебе просто пристрелить меня?
Странный вопрос, но логичный. Попробуем дать на него прямой и честный ответ.
— Ничего, кроме любопытства. Мы поговорим, я обещаю.
— Какие-то другие варианты?
Ну такой наивности-то не надо.
— Нет, мне никакие другие не нравятся. Тебе решать. Мне все равно, я и здесь прижился.
У меня еще свето-шумовая граната есть — если не выйдет, то попробовать войти? Нет, это я совсем фигню придумал, так самому можно нарваться, лучше я его здесь в осаде подержу. Я ведь не соврал: ему отсюда не уйти. Даже в проход. И до леса не добежать — успею подстрелить, я уже отдышался, стрелять буду с упора, не промахнусь, я вообще хорошо стреляю. А меня здесь точно скоро найдут, это без вариантов — дело получаса, не больше, я думаю. Нет у лысого вообще никаких козырей сейчас, но он об этом не знает. И будь на моем месте не я, а просто чужой, который вот так залез к себе в подвал, а вышел из него в этом почти мертвом мире, — шанс у него все же есть.
Вот так, чуть левее за штабелем, так я даже окно немножко вижу… и тепло за этим окном. Стрельнуть через стену? Нет, угол плохой, пуля через панель такой толщины или совсем не пройдет, или уйдет непредсказуемо в сторону. У меня не пятидесятый калибр, которому все по барабану. Жаль, подствольника нет… прямо в раму можно попасть, рванет — и ему кранты. Хотя граната из него на такой дистанции и взвестись не успеет, опять без толку было бы. В общем, пока беседуем.
Он, правда, может попробовать на крышу подняться, но небо светлое, я его силуэт сразу увижу.
Кстати, совсем светлеет уже, утро наступило, север все же. Хорошие здесь утра в это время, я как в окно на озеро гляжу — душа радуется.
— Хорошо, я выйду. Не стреляй.
— Не буду. Просто руки держи подальше от оружия, и все. Можешь даже его не бросать пока.
— Выхожу.
Неужели и вправду выйдет? А что ему остается? Нет, не дали бы мы ему убежать, это точно. Выйдет, это все же шанс… как он думает.
Дверь — дешевая алюминиевая конструкция — брякнула, когда открывалась. Затем он вышел. Тот самый, теперь сомнений нет — лысая голова на крепкой шее, уши как у борца, сломанный кривоватый нос, маленькие глаза, мощные плечи. Одет в какой-то камуфляж, но не стандартный канадский — из магазина что-то, наверное. Автомат на плече стволом вниз, пистолет в кобуре на разгрузке. Руки в зеленых перчатках, уже стандартных военных — на мне сейчас такие же, — сложены на груди.
Выглядит спокойным. Похоже, что в первую секунду ждал все же выстрела, но я не стрелял, и он расслабился.
— Просто держи руки так, как сейчас, если решишь ими замахать — я тебя убью, — изложил я требуемую диспозицию.
— Договорились, — очень спокойно кивнул он. — Что тебе рассказать?
— Откуда ты сюда попал?
— Много откуда. — Я видел, как он усмехнулся. — Я — странник, можно сказать. Слово придумал сам, так что прими как есть. Миров много, и по ним можно идти.
— Идти из мира в мир и жечь автобусы с людьми?
— Нет, не для этого, — он не возмутился и не смутился, а отреагировал так, словно я заметил у него непорядок в одежде. — Автобусы для другого, но они тоже важны. Одно без другого не бывает.
Это понятно. Ты хочешь сказать, что пробиваешь этими жертвами проходы дальше. Или закрепляешь те, что уже есть. Ты понял всю эту механику. Сам или тебе кто-то рассказал — но ты понял.
— И зачем тебе эти миры?
— Есть причина, — опять усмешка. — Ты бы сильно удивился, если бы узнал. В живых мирах жить хорошо… таким, как ты, чистеньким, а в таких, как этот… я тебе так скажу: мне всегда удается найти в живом мире того, кто с радостью бежит со мной в мир… мертвый. Такой, как этот, — он немного запнулся на подборе терминов.
— А может, мне отсюда не уходить тогда? Я что-то теряю?
— Ты? Нет, ты не теряешь, ты не жжешь автобусов, — усмешка получилась чуть неестественной, он понял, что болтанул лишнего.
Тому, кого уговариваешь шагнуть в проход, вовсе не надо рассказывать о том, что он проживет здесь, если никто не убьет, в десять раз дольше. Тогда тот может и передумать. И союзников ты ищешь в других мирах именно за счет этого, кто бы сомневался.
А интересно, сколько тебе лет на самом деле? Как-то я над этим задумался, не знаю почему. Просто если есть те, кто идет из мира в мир, они могут это делать давно и долго, так?
— А зачем тебе много миров?
— Не знаю, — пожал он плечами. — Мне так нравится. Новый мир — новая жизнь, новое все. Я так живу.
— Ты один?
Похоже, что тут он немного озадачился. Даже задумался и, кажется, ответил на этот раз честно, потому что не видел смысла скрывать правду:
— Не думаю. Не может быть. Миров бесконечно много, кто-то еще должен знать об этом и как по ним идти. Или ты про тех, кто здесь? Если да, то тут есть несколько человек, которых я привел. Кто-то знал обо всем, кто-то думает, что попал случайно, но есть.
Я обратил внимание на то, как звучит его голос, как он произносит слова, — с лицом бойца-рукопашника ассоциируется плохо. Закрой глаза — и представится интеллигентная физиономия в очках. Это интеллектуал одичал или… или он просто нахватался? Нахватался, потому что… живет долго, нет? Может быть так? Что-то неправильное в нем, ненатуральное.
— И те, кто пришел с тобой сюда, они… знают цену прохода?
— А ты ее знаешь? — Он вроде бы вновь усмехнулся, но на самом деле заметно насторожился.
— Я догадываюсь, — ответил я. — Это ведь нетрудно. Я наблюдал за тобой, кстати, когда ты резал башку своему снайперу, — ловко получилось, быстро.
— Даже так? Согласись, он это заслужил. Считай, что я отплатил за твоего товарища, это же он его убил.
— Отплатил, согласен. А за автобус с людьми как платить будем?
— Проходом. Ты идешь домой.
Я выдержал небольшую паузу, дав ему возможность помучиться ожиданием ответа, а затем сказал:
— Нет, не пойдет.
И трижды выстрелил ему в живот.
Выстрелы прозвучали как треск сломавшихся веток, главарь дернулся, свернулся пополам и осел на землю.
— Ты подыхай, я подожду, — сказал я, поднимаясь из-за труб и не отводя прицела от раненого. — Добивать не буду. Интересно только — как ты собирался завалить меня в том месте, где темно? Что-то там спрятал, как я когда-то?
Мы встретились взглядами, и сквозь боль и муку я прочитал в его глазах удивление.
— Да, да, не ты один.
Я глянул на часы. Скоро все же должны меня найти. А может, я просто пойду к шоссе, после того как главарь, который сейчас корчится на земле, пытаясь зажать руками рану, из которой ручьем хлещет кровь, и роет каблуками грязь, все же умрет. Как ему и подобает.
Эпилог
— И просто повторяешь контуры разметки, — послышался в наушниках голос Рауля. — Высота три фута, скорость не набираешь, не больше десяти узлов, и так облетаешь все по плану, сажаешь птичку здесь же, откуда поднял. Как понял?
— Все понял, спасибо.
А что тут не понять? Небольшой двухместный «Robinson R22», похожий на стеклянный пузырь, к которому сзади приделали балку хвоста, повинуясь движению моей левой руки, удерживающей «коллектив» — рычаг, примостившийся сбоку от сиденья, — легко оторвался от бетона, чуть качнулся из стороны в сторону, а затем совсем легкое движение руки правой, удерживающей «сайклик», похожий на коромысло, послало его вперед, медленно и плавно — как по столу катится.
