Еретики Дюны - Герберт Фрэнк Патрик (книги без сокращений TXT) 📗
— Какая же благородная цель в подобном поступке? — спросила Одраде. — Разве не об этом предостережение Тирана…
— Разве он сам не убивал множество раз?
— И расплачивался за это.
— Мы платим за все, что забираем, Дар.
— Даже за жизнь?
— Никогда, ни на секунду не забывай, Дар, что Верховная Мать способна принять любое необходимое решение ради выживания Ордена!
— Значит, быть посему, — сказала Одраде. — Забирай то, что хочешь, и плати за это.
Ответила Одраде как положено, но этот ответ усилил в ней ощущение ее новой силы — свободы поступать по-своему в новом мироздании. Откуда же взялась такая неподатливость? Было ли в этом что-то из жестокой подготовки Бене Джессерит? Было ли это от ее предков, Атридесов? Она не пыталась обманываться: нет, ее новое состояние — не от решения следовать в вопросах морали лишь собственному руководству. Ощущаемая ею сейчас внутренняя устойчивость — точка опоры ее нового места в мире — с моралью связана не напрямую. Не было и бравады. Одних лишь морали и бравады никогда недостаточно.
— Ты очень похожа на своего отца, — сказала Тараза. — Обычно, наибольшая доблесть закладывается с женской стороны, но на сей раз, по-моему, она передалась от отца.
— Доблесть Майлза Тега изумляет, но, по-моему, ты слишком упрощаешь, — сказала Одраде.
— Может быть и упрощаю. Но я всегда бывала права насчет тебя, Дар, с тех еще пор, когда мы были начинающими ученицами.
«Она знает!» — подумала Одраде.
— Нам нет нужды объяснять это, — сказала Одраде. И подумала: «Это происходит от того, что я родилась такой, какая я есть, и натренирована и подготовлена так, какая я есть… так, как мы обе были: Дар и Тар».
— Есть кое-что в линии Атридесов, что мы не окончательно проанализировали, — проговорила Тараза.
— Не генетические случайности?
— Я гадаю порой, бывала ли хоть одна случайность со времен Тирана действительно случайной, — сказала Тараза.
— По-твоему, он в своей Твердыне вытянул шею аж настолько, что прозрел через все эти тысячелетия вплоть до сей секунды?
— Насколько далеко назад ты можешь проследить свои корни? — спросила Тараза.
Одраде проговорила:
— Что на самом деле происходит, когда Верховная Мать приказывает Разрешающим Скрещивание: «Возьмите эту и скрестите ее вон с тем?»
Тараза изобразила холодную улыбку.
Одраде внезапно ощутила себя на гребне волны, осознание того, что на нее нахлынуло, вознесло ее в новое царство. «Тараза хочет моего бунта! Она хочет, чтобы я была ее оппонентом!»
— Хочешь ты теперь увидеть Ваффа? — спросила Одраде.
— Я, сперва, желала бы узнать, какую ты даешь ему оценку.
— Он рассматривает нас, как бесподобный инструмент для сотворения «тлейлаксанского господства». Мы — дар божий для его народа.
— Они очень долго ждали этого, — сказала Тараза. — Так усердно лицемерить, все эти долгие эпохи!
— У них наш взгляд на время, — согласилась Одраде. — Это оказалось последней точкой для убеждения их, что мы тоже исповедуем Великую Веру.
— Тогда откуда же несуразность? — спросила Тараза. — Они совсем не глупы.
— Это отвлекало наше внимание от действительного процесса производства гхол, — сказала Одраде. — Кто бы мог поверить, что глупый народ способен на такое?
— И, что они создали? — спросила Тараза. — Только образ греховной глупости?
— Достаточно долго изображай глупца, и ты им и станешь, — сказала Одраде. — Усовершенствуй мимикрию своих Лицевых Танцоров — и…
— Что бы ни происходило, мы должны их покарать, — сказала Тараза. — Я ясно это вижу. Приведи его сюда.
Пока они ждали, после распоряжений Одраде, Тараза сказала:
— Гхола стал сильно обгонять составленную для него программу образования еще до того, как они бежали из Оплота Гамму. Он с полунамека схватывал, усваивая все на несколько уроков вперед, не успевали его учителя рта раскрыть и делал это на возрастающей скорости. Кто знает, чем он стал к данному моменту?
~ ~ ~
Историки обладают огромной властью, и некоторые из них ее понимают. Они заново творят прошлое, меняя его так, чтобы оно соответствовало нашим интерпретациям. Отсюда, они не меньше изменяют и будущее.
Данкан следовал за своим проводником в свете зари на убийственной скорости. Проводник, может, и выглядел стариком, но был прыгуч, как газель, и казался не подвержен усталости.
Всего лишь несколько минут назад они сняли очки ночного видения. Данкан был рад от них избавиться. Все, вне пределов досягаемости очков, представлялось полной чернотой в тусклом звездном свете, просачивавшемся сквозь тяжелые ветви.
Вне пределов охвата очков не существовало мира перед ним.
Вид с обеих сторон подергивался и тек мимо — то кучка желтых кустов, то два дерева с серебристой корой, то каменная стена с прорубленными в ней и охраняемыми помаргивающей голубизной сжигающего поля пластальными воротцами, то изогнутый мостик, вытесанный из цельной скалы, весь зеленый и черный под ногами. Потом арка из полированного белого камня. Все конструкции представлялись очень старыми и дорогими, и содержание их стоило, наверняка, недешево, поскольку требовало ручного труда.
Данкан понятия не имел, где находится. Ничто из ландшафта не откликалось на его воспоминания о давно забытых днях Гиди Прайм.
С зарей они увидели, что двигаются по укрытой деревьями звериной тропе вверх по холму. Склон стал крутым. Тут и там, сквозь просветы между деревьями с левой стороны виднелась долина. Нависший туман стоял, охраняя небо, скрадывая расстояния, охватывая их со всех сторон пока они карабкались.
Мир становился все меньше и меньше, теряя свои связи с большим мирозданием.
Во время короткой остановки, не для отдыха, но для того, чтобы прислушаться к лесу вокруг них, Данкан оглядел эти укрытые туманом места. Он чувствовал себя выдернутым из своего мира, из того мироздания, где были небо и яркие черты, привязывавшие один мир к другим планетам.
Его маскировка была простой: тлейлаксанкие одеяния для холодной погоды и подкладки под щеки, чтобы его лицо выглядело покруглей. Его кучерявые черные волосы были выпрямлены с помощью горячей химической развивки. Затем волосы выбелили до пшенично-рыжеватых и скрыли под темной шапочкой. Все волосы на его гениталиях были сбриты. Он едва узпал себя в зеркале, когда ему это зеркало подали.
«Грязный тлейлаксанец!»
Искусницей, осуществившей это превращение, была старуха с поблескивавшими серо-зелеными глазами.
— Теперь ты — тлейлаксанский Господин, — сказала она. — Тебя зовут Воолс. Проводник доставит тебя до следующего места. При встрече с незнакомыми обращайся с проводником, как с Лицевым Танцором. Во всех иных случаях — делай то, что он прикажет.
Его вывели из катакомб по петляющему проходу, стены и потолок которого были густо покрыты мускусной зеленой алгаей. В освещенной звездами тьме, его вытолкнули из прохода в морозную ночь в руки невидимого мужчины — приземистой фигуры в стеганой одежде.
Голос позади Данкана прошептал:
— Вот он, Амбиторм. Доставь его.
Проводник ответил с гортанным выговором:
— Следуй за мной.
Он пристегнул ведущий поводок к поясу Данкана, надел очки ночного видения и отвернулся. Данкан почувствовал натяжение поводка, когда они двинулись.
Данкан понял зачем поводок. Не для того, чтобы держать его вблизи. Он вполне различал Амбиторма сквозь очки ночного видения. Нет, он предназначался для того, чтобы при опасности мигом швырнуть Данкана наземь. Нет нужды отдавать приказ.
Долгое время они пробирались через небольшие замершие водные потоки, равнины. Свет ранних лун Гамму периодически проникал сквозь укрывавшие их леса. Они выбрались, наконец, на невысокий холм, откуда открывался вид на заброшенную, поросшую кустарником, землю, всю серебряную в лунном свете от снежного покрова. Они спустились в эту кустарниковую поросль. Кустарники, хоть и вдвое выше роста проводника, так грузно изгибались над звериными тропами, что образовывали проходы лишь чуть больше тоннеля, из которого они начали свое путешествие. Здесь было теплей, тепло исходило от груд компоста. Почти никакого света не достигало земли, губчато-вязкой из-за сгнившей растительности. Данкан вдыхал грибковые запахи разлагающейся растительной жизни. Очки ночного видения показывали ему казавшееся бесконечным повторение толстых густых зарослей по обеим сторонам. Проводок, присоединявший его к Амбиторму, был напряженной хваткой чуждого мира.