Еретики Дюны - Герберт Фрэнк Патрик (книги без сокращений TXT) 📗

— Да, приведи мне эту Преподобную Черницу, — сказал он, понимая, что тогда на одну меньше ему придется искать и убивать где-то еще в этом здании. Прежде всего, надо будет разгромить комнату сканирования, управляющую лазерами.

~ ~ ~

Тараза смотрела на порхающий снегопад осыпающихся лепестков на фоне серебристого неба ракианского утра. Прозрачное сияние неба, несмотря на все ее подготовительные изучения материалов по планете, оказалось для нее неожиданным. У Ракиса было много сюрпризов. Запах лжеоранжа здесь, на краю сада на крыше. Дар-эс-Балата, перебивал все другие запахи.

«Никогда не верь, что ты постигла глубины любого места… или любого человека», — напомнила она себе.

Беседа здесь закончена, но не смолкало в ней эхо высказанных мыслей, которыми они обменялись всего лишь несколько минут назад. Все, однако, согласились, что сейчас время действовать. Вскоре Шиэна будет «танцевать Червя» для них, еще раз демонстрируя свое искусство.

Вафф и новый представитель жрецов тоже будут лицезреть это «святое событие», но Тараза должна быть уверена, что никто из них не поймет истинной природы того, чему им предстоит быть свидетелями. Вафф конечно, наблюдение за ними уже в печенках сидит. В нем до сих пор ощущалось раздраженное недоверие ко всему, что он видит и слышит. Это странно смешивается с подспудным благоговением от того, что находится на Ракисе. Катализатор всего, несомненно, его ярость на то, что здесь правят очевидные дураки.

Одраде вернулась из комнаты встреч и остановилась возле Таразы.

— Я крайне обеспокоена докладами о Гамму, — сказала Тараза. — Есть у тебя что-нибудь новенькое?

— Нет. По всей видимости, там до сих пор царит хаос.

— Скажи мне, Дар, что, по-твоему, нам следует делать?

— Я все время вспоминаю слова Тирана, сказанные Ченоэ: «Бене Джессерит так близок тому, чем ему следует быть, и все же так от этого далек».

Тараза показала на открытую пустыню за кванатом городамузея.

— Он все еще там. Дар. Я в этом уверена, — Тараза повернулась лицом к Одраде. — И Шиэна разговаривает с Ним.

— Он так часто лгал, — сказала Одраде.

— Но он не лгал насчет своего перевоплощения. Вспомни, что он сказал: «Всякая произошедшая от меня часть унесет частицу моего самосознания, запертую внутри нее, затерянную и беспомощную, жемчужинку моего „я“, слепо движущуюся по песку, пойманную в бесконечный сон».

— Ты возлагаешь огромную часть своей веры на силу этого сна, — сказала Одраде.

— Мы должны разоблачить замысел Тирана. До конца!

Одраде вздохнула, но не заговорила.

— Никогда не недооценивай силу идеи, — сказала Тараза. — Атридесы всегда были правителями-философами. Философия всегда опасна, потому что способствует рождению новых идей.

И опять-таки Одраде не ответила.

— Червь несет все это внутри себя. Дар! Все силы, которые он запустил в действие, до сих пор в нем.

— Ты стараешься убедить меня или себя. Тар?

— Я наказываю тебя, Дар. Точно так, как Тиран карает до сих пор нас всех.

— Зато, что мы не есть то, чем нам следует быть? Ага, вон идут Шиэна и другие.

— Язык Червя, Дар. Это очень важно.

— Если ты так говоришь, Верховная Мать.

Тараза метнула сердитый взгляд на Одраде, которая направилась вперед — приветствовать вновь прибывших. В Таразе была тревожащая мрачность.

Присутствие Шиэны, однако, возродило целеустремленность Таразы. «Сообразительная малышка Шиэна. Очень хороший материал». Шиэна демонстрировала свой танец прошлой ночью, исполняя его в большом музейном зале, на фоне гобеленов — экзотический танец на фоне экзотических произведений из спайсового волокна, на которых изображены пустыни и черви. Она представлялась почти частью гобелена — словно сошла к присутствующим со стилизованных дюн и их тщательно детализированных изображений проходящий червей. Тараза припомнила, как каштановые волосы Шиэны развевались, когда она кружилась в танце, взметаясь пушистым ореолом. Свет, падавший сбоку, подчеркивал рыжеватые проблески в ее волосах. Ее глаза были закрыты, но это не было лицо человека, грезящего наяву. Возбуждение в ней проявлялось в страстном выражении ее широкого рта, трепетаньи ноздрей, вздернутом подбородке. Внутренняя изощренность движений вступала в противоречие с ее таким юным возрастом.

«Танец — это ее язык, — подумала Тараза. — Одраде права. Мы выучим его, глядя на нее».

Вафф был сегодня, вроде, как в воду опущенный, было трудно определить, смотрят ли его глаза во внешний мир или обращены внутрь.

С Ваффом был Тулуз-хан, смуглокожий приятный ракианец, выбранный представитель жречества на сегодняшнее «святое событие». Тараза, встретившая его во время демонстрационного танца обнаружила в Тулуз-хане необыкновенное свойство: он никогда не говорит «но», и все же это слово ощущалось во всем, что он произносил. Законченный бюрократ. Он вправе рассчитывать, что пойдет далеко, но эти ожидания скоро столкнуться с потрясающей неожиданностью. Она не испытывала к нему жалости, зная то, что знала. Тулуз-хан был мягколицым юношей, слишком немногих стандартных лет для того, чтобы занимать положение, требующее такого доверия. В нем было больше, однако, чем было видно на глаз. И одновременно меньше.

Вафф отошел в сторонку сада, оставив Одраде и Шиэну с Тулуз-ханом.

Естественно, молодой жрец не такая важная птица, им можно пожертвовать, если что. Это довольно-таки объясняло, почему именно его выбрали для этого мероприятия. Это дало ей понять, что она достигла необходимого уровня потенциальной жестокости. Тараза, однако, не думала, что какая-либо из фракций жрецов может осмелится покусится на Шиэну.

«Мы будем стоять вплотную в Шиэне».

Всю неделю после демонстрации сексуальных способностей шлюх они провели по горло в делах. Очень тревожная неделя, уж если так к этому подходить. Одраде была занята с Шиэной. Тараза предпочла бы Лусиллу для преподавания этих уроков, но надо опираться на то, что под рукой, и Одраде была явно лучшей из достижимых на Ракисе для такого обучения.

Тараза опять поглядела на пустыню, они ждали топтеров из Кина и Очень Важных Наблюдателей. Эти ОВН еще не запаздывали, но запоздают, как с ними не раз бывало. Шиэна как будто хорошо прошла сексуальное обучение, хотя Тараза не очень высоко оценила спарринг-мужчин, имевшихся у Ордена на Ракисе. В свою первую ночь здесь Тараза призвала одного из них. Потом она решила, та маленькая радость забвения, которую это доставляет, не стоит таких хлопот. Кроме того, что ей следует забывать? Забывать — значит допустить в себя слабость.

НИКОГДА НЕ ЗАБЫВАЙ!

Это, однако, именно то, что делают шлюхи. Они торгуют забвением. И они не имеют ни малейшего понятия о том, как тираны держат хваткой человеческую судьбу, как необходимо разорвать эту хватку.

Тараза тайное слушала разговор между Шиэной и Одраде, состоявшийся накануне.

«Для чего же я прислушивалась?»

Девушка и учительница были здесь, в саду на крыше, сидели друг напротив друга на двух скамейках, и переносной икшианский глушитель прятал их слова от любого, у кого не было кодированного переводчика. Парящий на суспензорах глушитель висел над ними, как странный зонтик: черный диск, создающий искажения, которые прячут истинные движения губ и звуки голосов.

Для Таразы, стоявшей в длинном зале собраний с крохотным переводчиком в левом ухе, это урок представлялся, как равноискаженная память.

«Когда меня учили этому, мы не знали, что могут делать шлюхи из Рассеяния».

— Почему мы говорим о существующей в сексе сложности? — спросила Шиэна. — Мужчина, которого ты прислала сегодня ночью, все время это повторял.

— Многие полагают, будто понимают это, Шиэна. Может быть, никто никогда этого не понимал, потому что такие слова больше исходят от ума, чем имеют дело в плотью.