Курьер. Книга 1 (СИ) - Покровский Владислав Евгеньевич (читать лучшие читаемые книги txt) 📗
— Экземпляр на удивление оказался крепок, — прозвучал ненавистный голос, — так и запишите, господа. Частота излучения была приближена к максимальной, однако Экземпляр ещё жив, сохраняет равновесие и способности к мышлению. Это похвально, господа…
— Лучше, сволочь, успей наложить сам на себя руки, пока я до тебя не добрался, потому что, когда я до тебя доберусь, меня не остановят слезливые просьбы Старика и законы морали, — еле слышно пробормотал я себе под нос.
— Господа, обратите внимание — губы Экземпляра шевелятся! — взорвался восторгом голос из динамика. — Возможно, он что-то произносит, а может быть он молится или читает стихи? Что это, господа, — последствие воздействия высокочастотных импульсов на мозг? Но мы отвлеклись, господа…
— Экземпляр, — голос "Дедушки" обратился ко мне, и я отлепил лоб от решётки, тяжело дыша — похоже, воздействие этого чёртового поля слишком пагубно сказывалось на моих бронхах, которые всегда были моей ахиллесовой пятой, — и пытаясь сконцентрироваться, — мы делаем тебе честь, что соизволяем обратиться к тебе повторно. Итак, наш вопрос: ты будешь драться? Или мы сочтём тебя бесполезным хламом и повысим частоту излучения до максимальной.
Великий Космос, что я тут делаю?! Почему этот бред происходит именно со мной?! Андрюха, проснись, признай, что выпил лишку, что накачался синтага?лом, что тебя сейчас в "выжималке" откачивают, скажи сам себе: "Проснись!". Етит твою, Триединый, почему я всегда вляпываюсь во всякое системное дерьмо?! Какие арены, какая драка?!
— Согласен, — еле слышно шепнул я, мысленно послав его далеко и надолго, и тяжело вздохнул, в бронхах засипело — приближался когда-то давным-давно уснувший и прочно забытый, а теперь вновь разбуженный астматический приступ…
Это было давно, настолько давно, что я уже с трудом помнил об этом — долголетие сейчас доступно многим, лишь бы денежки были, поэтому фрагменты прошлого стираются из памяти. Помню, тогда была зима в Москве, одна из самых жестоких зим за последние сто лет, вызванная глобальными нарушениями атмосферных процессов, когда человечество едва не переступило черту, за которой уже было бы не спастись от катастрофы. Холода стояли жуткие, и если на средних и верхних "этажах" гигаполиса можно было без особых проблем существовать, то внизу в подворотнях и переулках, в подвалах и на улицах, где ютились миллионы нищих и безработных, температура не поднималась выше минус тридцати, а я тогда как раз потерял работу и вслед за этим жильё. Есть было нечего — помню, кровавые драки возникали из-за тощей заледеневшей крысы или кошки, пару раз находили обглоданные человеческие кости, иногда и детские, с отметинами зубов на них явно не животных; голод и холод были единственными признаками существования; жгли всё, что могло гореть, чтобы хоть как-то обогреться, совершали налёты на магазины, когда смерть совсем уж брала за горло… Помню, один из таких налётов закончился для меня плачевно: хозяин, видимо, был заблаговременно кем-то предупреждён, и внутри нас ждал патруль органов безопасности, а патрульные тогда "в целях сокращения численности безработных и привлечения их к труду на благо общества" имели негласный приказ "стрелять на поражение". В той бойне погибли почти все мои друзья, молодые пацаны, которых не злой умысел погнал за чужим добром, а голод, взявший их костлявой рукой за глотки, и умоляющие глаза измождённых и замерзающих подруг; дети, которым бы жить да жить, однако пули патрульных решили по-другому. В тот раз я впервые убил человека, столь сильна была ярость, вскипевшая во мне, когда я увидел на руках кровь друга, с которым шёл через ад той зимы, и долго ещё я вспоминал в кошмарах заточенный прут из арматуры, торчащий из бронестекла забрала шлема патрульного, куда я вбил его, схватив обеими руками, а потом я выхватил автомат и дал очередь по головам в шлемах, и слёзы лились у меня по лицу. А потом взрыв гранаты швырнул меня куда-то в сторону, осколки посекли в кровь и мясо полуприкрытое изношенной одеждой тело, и я провалился в подвал, набитый шерстью каких-то животных, которую мы в самые жестокие приступы голода варили и пили похлёбку, надеясь хоть как-то унять его муки. Я ненавидел эту шерсть, у меня на неё была дикая аллергия, плюс холода, сковывавшие лёгкие и бронхи в глыбы льда. Я пять лет болел астматическим бронхитом, пять лет при малейшем приступе меня выворачивало от кашля наизнанку, потом я каким-то чудом отыскал деньги, меня полумёртвого доставили в орбитальный военный госпиталь, где я наконец избавился от астмы и забыл о ней, а вот теперь она вернулась как горькое напоминание о тех временах.
— Согласен, — повторил я громче, стараясь не закашляться.
— Прекрасно! — взорвался динамик радостным голосом. — Экземпляр согласен! Мы радуемся вместе с вами, господа! Похлопаем Экземпляру, бурные овации, господа!
Я услышал громкие звуки хлопков и попытался осмотреться. Ага, так я что-то и увидел, этот ублюдок громко называл свой закуток "Ареной", однако на самом деле это была всего лишь относительно просторная клетка размером шесть метров на примерно три-четыре метра, стоящая на помосте, огороженном энергетическими полями, в которых был проделан проход; освещалась вся эта композиция несколькими довольно яркими лампами, которые были установлены столь умело, что не мешали находящимся внутри подмечать определённые детали в радиусе ограждения, но и не позволяли рассмотреть что-либо, находящееся за пределами его. Как я ни старался, я так и не смог рассмотреть, как всё расположено за ограждением — свет бил прямо в глаза — однако, судя по звукам, доносившимся оттуда, постепенно угадывал общую картинку. Последняя фраза этого проклятого "Дедушки" и эхо, сопровождавшее её, более-менее прояснили ситуацию: несмотря на приближающийся приступ, который забирал на себя все силы, я уже полностью нарисовал в голове обстановку, расставил в примерном порядке предметы интерьера, отметил возможное местонахождение каждого и на всякий случай прикинул углы наклона поверхностей. Звуки аплодисментов окончательно убедили меня в том, что никаких "господ" нет и в помине, "Дедушка" здесь один, на втором плане охрана и претенденты на драку на "Арене", хотя они, я надеялся, не станут мне мешать, когда я вырвусь из клетки, а я твёрдо решил вырваться не дожидаясь конца спектакля, ибо хорошо знал, чем такие представления заканчиваются.
Сил бороться уже не было, меня скрутил жестокий приступ кашля, задыхаясь, я согнулся в три погибели и не заметил, как через проход в энергетических полях ко мне в клетку скользнул молодой откормленный здоровый парень с пудовыми кулачищами и головой размером с пивной котёл, тело его блестело, наверняка пропитанное маслом, на руках были бойцовские перчатки с набивками, он был обнажён до пояса и одет в камуфляжные штаны и ботинки. Приложив руку к груди, которую терзала донельзя острая знакомая боль, я выпрямился и глубоко вздохнул, успокаивая бешено бьющееся сердце и будто схваченные металлическим обручем лёгкие, и смерил взглядом своего противника, который как раз вошёл в клетку, раздвинув прутья и протиснувшись между ними, и встал напротив меня, выпятив и надув мышцы.
"Рельефный мальчик, — мелькнуло в мыслях, — небось мышцы специально качает, таблетки специальные глотает, значит мозги в голове давно стали размером с грецкий орех…". Я вздохнул ещё раз, отклеился от решётки и встал напротив него — сценка, наверняка, была та ещё: красавец-культурист, по праву гордящийся красотой своего тела, и задохлик по сравнению с ним в роли меня в изгвазданной и изодранной рубашке, задыхающийся и прилагающий немыслимые усилия, чтобы не закашляться. Думаю эту сценку Пермское училище клоунов оценило бы по достоинству.
— Господа, итак мы начинаем испытания! — заорал динамик. — На Арене два претендента на выход в четверть финала, поаплодируем им! — раздались бурные овации, и я окончательно убедился, что всё это наигранно, вокруг нас никого за исключением "Дедушки", охраны и максимум пары-тройки человек больше нет. — Друг против друга стоят они — никому не известный Экземпляр человекообразного и заслуженный победитель многих боёв. Кто из них останется на Арене? Делайте ставки, господа! Итак… Мы начинаем бой!
