Курьер. Книга 1 (СИ) - Покровский Владислав Евгеньевич (читать лучшие читаемые книги txt) 📗
"Двадцатый век", — с готовностью отозвался Грин.
— Конкретней! — рявкнул я, вскакивая на ноги — свист был уже совсем рядом, вот он перешёл в жужжание, в раздирающий голову рёв мотора, заглушив собой жуткое лязганье и громыхание неизвестного монстра, от которого уже начинала разваливаться на куски стена переулка и стены соприкасающихся с ним домов.
Рёв перерос в стрёкот, я услышал шлепки и глухие удары пуль о камни и землю, внезапно он стих, над головой у меня мелькнула тень…
"Конкретнее — Тобрук 20 июня тысяча девятьсот сорок второго года", — мелькнуло в моём сознании, кусочки мозаики и образов сразу же встали на место, картинка сложилась, и в этот миг раздался чудовищной силы взрыв.
Взрывная волна обрушилась на переулок, размолотив в пыль стену и стены домов, сорвала меня с места и швырнула через всю улицу, окатив всего волной огня и земли, залепив рот, ноздри и уши тучей песка; со всего размаху она ударила мной о стену дома, я почувствовал, как трещат мои кости и глиняные перегородки, и, со страшным грохотом развалив половину стены, ввалился внутрь дома.
Хриплый стон пополам с кровью и кашлем вырвался из моей груди, я чуть не выплюнул лёгкие, в которые набилась куча песка и пыли; полузадохшись, ничего не видя вокруг, я нащупал пальцами панель активатора, отсчитал символы и нажал, как мне показалось, на нужную, активируя компьютер медкомплекта и переводя его в автономный режим. Угадал — по активатору пошла лёгкая вибрация, кожу слегка стянуло и защипало, я ощутил тепло от активировавшегося ревитализатора и перевернулся на спину, задыхаясь от приступов кашля. В ожидании уколов прошло две или три минуты, я удивлённо приподнял голову, терзаемый кашлем, и увидел, как обе руки, на которых размещался активатор, охватило необычное радужное переливающееся колеблющееся как разогретый воздух сияние… Вот оно сконцентрировалось в узкий луч, он коснулся моей груди, расширился, и я ощутил тепло и моментальное облегчение, дышать стало гораздо легче, кашель уже не терзал, грудь практически не болела… Удивительно… Луч сместился ниже, раздвоился, замер на рёбрах, и я ощутил лёгкое жжение в тех местах, вдруг стало очень горячо, я зашипел от боли, предвидя ожог, однако раздался вдруг резкий щелчок, что-то внутри моего организма — не ребро ли сломанное, случайно? — словно бы встало на место, сильный обжигающий жар сменился ласковым теплом, и лучи заскользили ниже. Вот они замерли, я по-настоящему забеспокоился — не хватало мне ещё и тут проблем! — покрутились, собрались воедино, убрались к рукам, где и рассеялись мягким светом, который затем незаметно погас и растворился в солнечных бликах.
— Что ЭТО было? — произнёс я раздельно и по слогам, ни к кому не обращаясь, просто надеясь, что прилетит волшебник на голубом вертолёте и расставит все точки над "i". Меня терзали смутные сомнения, что подобного я не видел ни в "Малахите", о котором Кузьма уже успел всем рассказать и похвастать, не слышал ни об одной похожей разработке СБФ и никогда не сталкивался с подобным. Ревитализаторы и медкомплекты активаторов работали по другой схеме: уколы из комплекса лекарственных препаратов и колоний наноботов, управляемых компьютером медкомплекта, вита-поле, воздействующее на биополе организма, а через него на органы и ткани… До исцеляющего излучения мы, как бы это сказать, чтобы себя не обидеть, ещё и додуматься не успели, а если бы и додумались, то я бы уже об этом знал: в конце концов сплетни с Грэем о том, о сём, творящемся в Системе, — ещё один неплохой способ удовлетворить моё любопытство.
Я поднёс руки к глазам и придирчиво осмотрел панель активатора на правой руке и полуавтономный её дубликат на левой и разочарованно хмыкнул, не найдя ничего нового кроме тех хитрых штуковин, которые я взял на время попользоваться у Кузьмы, естественно, забыв у него спросить: можно или нет?
— Грин? — обратился я к нашему гиду во всех кругах времени и реальностей. — Грин, ответь!
— Ау, приём! — добавил я через пару минут и тут же почувствовал себя глупо — ну занят человек, чего я к нему пристаю?
Я встал, отряхнулся, осмотрел пролом в стене, который проделал своим телом, уважительно присвистнул — крупный мужик я, оказывается, похоже опять надо на диету садиться, хорошее питание раз в неделю до добра не доводит — осмотрел себя, чуть не взвыл от злости — неряха, уже успел куртку порвать! — и скривился от неприятной боли в плечах и боках. Оно, конечно, неудивительно, после такого взрыва и удара я вполне мог стать отбивной, но всё равно неприятно.
Выйдя из дома на улицу, я покрутил плечами, руками, несмотря на вспыхивающую при каждом движении боль, торопливо размялся и зачарованно проследил, как расцветает гигантским алым цветком пламя от горящего неподалёку полуразрушенного скелета небольшого дома. В лицо мне дохнул жаркий ветер пустынь Туниса. Его особый аромат, сложенный из запахов прокалённого солнцем ветра и песка, из жара, идущего отовсюду и выходящего, казалось, из самой преисподней, из незримого присутствия витающей повсюду смерти, был напоен жирным густым дымом чадящих пожаров, вонью горящей нефти и полуразрушенных домов, миазмами разложения и непередаваемым жутким потусторонним приторным привкусом горящей и парующей крови, от которого меня колотило как в ознобе. Каково быть живым в этом царстве смерти?
Я обвёл взглядом полуразрушенные улицы когда-то живого, а теперь умирающего города-крепости, уютно расположившегося в тени пальм и у холода и животворящей влаги оазисов, и не увидел ничего, что могло бы напомнить мне о том, каким он был раньше. Тотальные разрушения, ямы и дыры от разорвавшихся снарядов, мин, бомб, повсюду трупы в лужах крови, над которыми густыми тучами роятся мухи, оружие в завалах, осколки, неразорвавшиеся фугасы, чёрные пятна сажи и источающие едкий чёрный дым костры — всё это была неполная картина того места и времени, в которое я угодил. Теперь, после подсказки Грина, я вспомнил об этом временном пласте всё, даже больше, чем мне хотелось бы вспомнить: 20 июня 1942 года штурм Тобрука, самой укреплённой крепости в Африке — это был главный плацдарм союзников, взять боем который не удавалось никому, кроме Эрвина Роммеля, — противостояние двух армий в бескрайних просторах пустынь — немецко-итальянской и союзников, чьим главнокомандующим был генерал К.Дж. Окинпек, — борьба с переменным успехом, и тысячи солдат, нашедших последний приют в этих и без войны убийственных песках.
Я сбросил с себя вяжущее оцепенение, вздохнул, собираясь с мыслями, и в этот момент у меня в сознании раздался взволнованный голос Грина.
"Преображенский, у меня для тебя две новости: одна плохая, вторая странная. С какой начать?".
— Давай со странной, — пожал я плечами непонимающе.
"Правильно говорят: послушай Андрея и сделай наоборот, — кивнул Грин, и мне очень захотелось его задушить. — Начну с плохой… Мы вытащили Ковалёва — он мёртв. Застрелен из пистолета с близкого расстояния, на него смотреть страшно: весь в ожогах последней степени, живого места нет, на лице выражение такое, что ребята, которые его вытаскивали, чуть в обморок не упали".
— Нихрена себе… — произнёс я чуть слышно: Ковалёв и смерть… Как-то до этого для меня эти вещи слабо сочетались друг с другом. Выходит, Грэй был прав: даже суперспеца может уложить обычная шальная пуля, пущенная из-за угла… Эх, судьба, судьба. Злодейка, сволочь и тварь! Как обмануть тебя, чтобы перестали умирать хорошие люди?!
"Задавать глупые вопросов не будешь?" — с надеждой спросил Грин.
— Не буду, — холодно и мёртво буркнул я, вспоминая Антона Сергеевича, которого даже я, безалаберный по жизни оболтус, называл всегда по имени-отчеству, просто потому что уважал его, уважал, несмотря на то, что когда-то дал ему в морду за пьяные приставания к Шеле.
— А что за странная новость? — вздохнул я печально, сместившись в тень полуразрушенной стены дома, скрывшись с улицы, чтобы не маячить у всех на виду, невдалеке от меня за завалами из камней замелькали белые куртки солдат союзников, я сфокусировал и напряг зрение и увидел чёрные эмблемы на их куртках на предплечьях и против сердца, а на них белые орлиные головы — значит принадлежат к американским парашютистам.
