Курьер. Книга 1 (СИ) - Покровский Владислав Евгеньевич (читать лучшие читаемые книги txt) 📗
— А? Что? — встрепенулся я.
— Вы будете что-нибудь заказывать? — подняв глаза к потолку, видимо, устав от неоригинальных мужских взглядов, едва не хрипящих самцов, тоном не терпящим проволочек повторила она.
— Так вот там один мужик, похоже, колдун местный, какие-то пельмени, что ли заставлял взглядом к себе в рот прыгать. Правда это не пельмени были, а какие-то… "гаду…", "галу…". Короче что-то на "га"! Вот теперь и я пытаюсь, — вздохнул Грэй, насадил на вилку последний кусочек и задумчиво его осмотрел со всех сторон. — Да вот только нихрена у меня почему-то не получается…
Он печально вздохнул и отправил его в рот, а я как раз пожалел, что не могу никак выманить взглядом две очаровательных наливных пельмешки, что так и просились наружу из-под выреза блузки под обжигающе горячий ласкающий мужской взгляд. Я ещё раз сглотнул и посмотрел на официантку умоляющим взглядом, однако она лишь презрительно фыркнула и отвернулась. Я пожал плечами — дескать, не судьба значит, и спокойно отбарабанил заказ: почки говяжьи тушёные с рисом и зеленью в соусе — двойную порцию, омлет с грудинкой, зажаренной по-нормандски и свежезаваренный чёрный чай без всяких примесей и добавок, и если принесёте его уже остывшим, то всем головы поотрываю и приклею их обратно задом наперёд. Официантка фыркнула, торопливо сделала пометки у себя в "заказнике" и умчалась за ширму, откуда через несколько секунд повалил густой благоухающий аромат тушащихся почек и поджаривающейся грудинки.
Я осмотрелся, в столовой было пусто, кроме нас с Грэем не было никого, работники столовой не в счёт, затем взглянул ему в глаза.
— Омлет я для тебя заказал, — спокойно произнёс я, выгоняя прочь из головы всякие посторонние мысли, — не люблю кушать, когда мне в рот голодным взглядом каждый кусок провожают.
— Зря, конечно, — он потянулся и откинулся в кресле, — я всё-таки на диете вроде бы как, так что этот омлет — лишний соблазн… Но ты и не надейся, что я тебе его отдам!
— Был бы дураком, если бы надеялся, — ухмыльнулся я, откинул крышку стола справа от себя, изучил номера и дважды коснулся сенсорной клавиши возле номера, который обозначал "вино десертное, чёрное".
— Вино? — Грэй удивлённо приподнял бровь. — Не знаю как ты, а мне ещё работать… Или это из разряда: "С утра выпил — весь день свободен"?
— Это из разряда: "Мы таки всегда сможем с вами договориться…", — улыбнулся я, ставя локти на стол и задумчиво опуская подбородок на сплетённые пальцы. — Извини меня, но это даже не смешно — рюмка десертного вина с утра, распитая на пару с моим лучшим другом.
— Опять подлизываешься? — вздохнул Грэй и поёрзал, устраиваясь в кресле поудобнее, отчего оно отчаянно завизжало и заскрипело. — В этот раз не выйдет, любовь моя, нет у меня для тебя ровным счётом никаких ответов на твои бесконечные вопросы.
— А я пока что никаких вопросов и не задавал, — лучезарно улыбнулся я, принимая от подоспевшей официантки рюмки с вином и ставя одну себе, одну Грэю.
— Даже если бы и задал, все равно бы ничего не услышал, — проворчал он загадочно, взяв рюмку со стола и поводив ею перед носом, обоняя букет, потом посмотрел на свет и чуть пригубил, пробуя на вкус. Понравилось, видать, потому как его лицо наконец-то расплылось в довольной ухмылке. — Нет ответов… Никаких.
— Такого не бывает, — авторитетно заявил я, легонько чокаясь с ним. — Помнишь, ещё до появления летательных аппаратов человечество в едином порыве твердило, что сие невозможно, грешно и является бесовским умыслом тех, кто продал душу дьяволу. Помнишь формулы и законы, которые убедительно доказывали нам, что невозможно превысить световой барьер и нельзя создать "вечный двигатель"? Типчик там такой шустрый был по имени Альберт Эйнштейн, который, размахивая своей теорией, громогласно заявлял, что это нельзя, то нельзя… И ведь верили, дурни! А что потом? Когда все узнали, что свою ненаглядную теорию относительности он нагло слямзил, вдобавок исковеркал и ещё неправильно понял и выразил, вот тут-то все и зашевелились. Через сколько лет после этого дошли до законов движения фотонов в нуклонном море? Когда сверхсветовой двигатель создали? То-то же… Ага, спасибо! — я принял от официантки поднос с вкусностями и в этот раз сумел-таки ущипнуть её пониже талии, за что сразу был вознаграждён уничтожающим обжигающим взглядом, и довольно улыбнулся — о да, крошка, мне тоже понравилось!
— Так что не бубни насчёт того, что нет ответов на вопросы, — продолжил я, расставляя тарелки и с удовольствием вдыхая аромат почек в соусе.
Грэй сноровисто разделал омлет и грудинку, удивительно изящно и ловко работая ножом и вилкой, которые в его лапищах казались детскими зубочистками и злобной пародией на столовое серебро у муравьёв, после этого осмотрел разгромленного "противника" и, не сдержавшись, торжественно проглотил первый кусочек.
— Плакала моя диета, — промычал он с набитым ртом. — Но здесь есть и свои плюсы: всегда мечтал пожрать за твой счёт… Надо было тебе мне ещё чего-нибудь заказать, подороже и побольше.
— Кушай — не обляпайся, — добродушно пожелал я ему, проглатывая первый кусочек и с мычанием, наслаждением истинного гурмана катая его во рту, покачал головой — сказка! — и торопливо набросился на еду, мысленно твердя себе: не съесть, разохотившись, ещё и тарелку. — Там в меню кстати значится жареная лошадь, могу её тебе заказать — позавтракаешь со вкусом, до обеда хватит…
— Нет, спасибо, — чуть не подавился Грэй. — Мне потом от копыт в пузе будет тяжко. Было как-то раз: наелся я устриц, слопал целый поднос — советовали попробовать, дескать, вкусно очень, ну я и попробовал, потом два дня тяжко было. Сходил к доктору и только там узнал, что их, оказывается, расковыривать надо, перед тем как съесть.
— Да ну — овчинка выделки не стоит, — отмахнулся я. — Ковыряешь их ножом, ковыряешь, себе все пальцы исколешь, изрежешь, а потом награда тебе — пряная сопля невыразительной формы и цвета. Как наш Кузьма любит говорить: КПД слишком мал.
— Интересно, он жене своей это хоть раз говорил? — фыркнул Грэй, изящным движением отправляя в рот кусочек грудинки.
— Ты чего? — я чуть не подавился от такого святотатства. — Она бы тогда о его лысую голову весь фарфор их коллекционный расколошматила. Кстати, — я навострил уши из любопытства, — что это у тебя за диета такая гремучая?
— Андрюха, — Грэй торжественно ткнул в меня невесть откуда взявшейся косточкой, из зубов он её выковырял, что ли? — у тебя есть одна милая привычка пудрить собеседнику мозги пустопорожней болтовнёй, а затем, когда он совершенно раскиснет и освоится с дружеской манерой разговора, задавать интересующий тебя вопрос, бить точно в яблочко и сразу докапываться до сути, пока собеседник мямлит и тупо топчется на месте, пытаясь вспомнить, что он тебе уже успел соврать. Привычка это у тебя очень милая, конечно, да вот только я давно тебя знаю, так что можешь не играть в сыщиков, я тебе и так всё разложу по полочкам, благо раскладывать почти нечего…
Он прожевал, положил приборы на стол, откинулся в кресле, сцепив пальцы на животе, и уставился на меня пронзительным взглядом.
— А ведь ты изменился, — сообщил он вдруг, изрядно меня этим удивив, я уже, признаться честно, настроился на рубрику "Вопросы и ответы". — Сам ищешь ответы на терзающие тебя вопросы, не ждёшь, пока принесут на тарелочке с голубой каёмочкой, не кричишь геройски в защиту человечества и по потолку не бегаешь от нежелания слушать то, что тебе не нравится.
— Люди меняются, — пожал я плечами.
— Люди меняются лишь под воздействием определённых факторов: внутренних или внешних, — твёрдо и жёстко ответил он. — Человек есть система инертная, без воздействия какой-либо силы, неважно исходит она извне или он испытывает внутренний порыв, но факт остаётся фактом: без влияния факторов человек НЕ меняется, другое дело, что создать подобное условие невозможно, оно идеализированное. Мне просто интересно: какая же совокупность факторов повлияла на тебя настолько сильно, что ты забыл собственные героические вопли в защиту человечества, Капитошкина и послал подальше устаревшие моральные принципы.
